Уверен, Калинина бы устроил такой ответ, Николай усмехнулся, припоминая визгливый голос старого борова.
Да, пожалуй Хочешь подремать? Я подменю!
Не стоит, мужчина сделал очередной терпкий глоток.
Повисло натянутое молчание. Фельдшер ещё с полминуты постоял в нерешительности и развернувшись, шаркая по кафелю, направился в сторону кухни.
Погоди, окликнул уходящего Николай. Где твоя дочь зарядила аккумулятор? Все генераторы и топливо у военных.
Не расспрашивал, а что? нахмурился медик.
Узнай и будем квиты.
Ты же не собираешься сдать? в голосе мужичка послышались нотки испуга.
О да, уже бегу в штаб, Николай состроил карикатурно злобное лицо и вновь отпил из крышки. Само собой нет.
Хорошо. Я выясню, всё ещё с толикой недоверия кивнул фельдшер.
Время перевалило за четыре. Облака на востоке начали отдавать лёгким светом, но помещение всё ещё хранило ночную тяжесть. Термос давно опустел, несмотря на безобразный вкус чая. В сон тянуло сильнее обычного. Попытка почитать провалилась, за последний час в голове не отложилось ни слова. Зрители кинопоказа два часа как разошлись по койкам: батарея на ноутбуке села прямо посреди фильма. Казалось, прошла целая вечность, но до конца смены оставалось ещё целых восемь часов. «Доктор. Доктор», послышался едва различимый испуганный голосок. Николай подскочил со стула и, мигом преодолев половину зала, сел на корточки у поскрипывающей раскладушки, на которой лежала укутанная в одеяло девочка девяти лет.
Доброе утро, Олечка. Что-то болит?
Не-а, на секунду призадумавшись, замотала головой малышка. Где мама?
Ещё очень рано, мама спит. Она придёт к тебе утром, хорошо?
Ладно Оля с любопытством посмотрела на врача. А как у меня дела?
Ну, давай проверим, Николай прочитал вечерние записи коллег в карте, измерил пульс и давление, послушал лёгкие стетоскопом и, наконец, победно улыбнулся. Всё хорошо, ты большая умница. Воспаление спадает, сердце у тебя, как у космонавта, температура выше тридцати восьми уже два дня не поднимается. Так что не грусти, а лучше засыпай. Через пару недель будете с мамой снова вышивкой заниматься.
Вязать. Мы не вышиваем, а вяжем, зевая, поправила девочка. А вы мне расскажете про барашка Басю?
Опять про Басю? удивлённо вскинув брови, Николай расплылся в умилительной улыбке. Как пожелаете, принцесса. Но неужели она тебе до сих пор не надоела?
Я каждый раз засыпаю, когда он взбирается на гору, расстроенно насупилась Оля. Так и не знаю, чем там всё заканчивается!
Ты ещё долго держалась, я в детстве всегда засыпал, когда он плыл по озеру, усмехнулся доктор, вспомнив уютные вечера у бабушки. Что ж, тогда продолжим, где остановились Бася, наконец, добрался до пещеры и, зайдя в неё, увидел спящего среди куч золота могучего дракона. Наш малыш попытался аккуратно пробраться к сокровищам, но так как Бася был барашком, его копытца очень громко стучали по каменному полу пещеры, и дракон проснулся! Открыв глаза, ящер недовольно нахмурился, поднялся на все четыре лапы и, возвысившись над незваным гостем, громко зарычал! со стоящей неподалёку койки донесся чей-то громогласный храп. Вот примерно так он и зарычал!
Девочка с улыбкой до ушей закашлялась, подавившись смехом. Николай взволнованно помрачнел и прервался: Так, пожалуй, хватит на сегодня, тебе ещё нужно отдыхать.
Я больше не буду, честно-честно! Расскажите, что дальше было!
Обещаешь? театрально сощурился врач.
Угу, убедительно закивала Оля.
Ну ладно всё же согласно ухмыльнулся мужчина. Но потом сразу спать!
Девчушка довольно перевернулась на другой бок.
Бася уже было подумал, что дракон хочет его слопать и приготовился биться, выставив вперёд свои ещё не доросшие рожки. Однако вместо того, чтобы пообедать барашком, дракон принялся жаловаться тому на жуткие боли в шее из-за неудобной каменной пещеры, где даже толком негде было нормально прилечь. В итоге, Бася и дракон, которого, кстати, звали Кромвилус шестой заключили сделку: барашек получил большущий мешок золота для своей деревни, а ящер удобнейшую подушку из натуральной шерсти. Дракон лёг дальше спать и у него больше никогда не болела шея, а довольный подстриженный Бася налегке отправился домой к друзьям, чтобы заплатить за новую мельницу! закончив рассказ, Николай взглянул на девочку: та уже во всю мирно сопела, провалившись в сон. Врач тихо выдохнул и, поправив одеяло, вышел на крыльцо. Землю покрывал плотный туман, весь лагерь будто стоял на облаке. По периметру, волоча ноги, ходили солдаты-караульные, а от потухшего кострища тянулась струйка дыма. Глубокий вдох сырость и холод. Лицо сразу же начало ощущаться липким и грязным.
Утренний обход длился с восьми до девяти. Ночью обошлось без неприятностей. Большинство пациентов успешно шли на поправку и уже грезили о возвращении в лагерь, никому не доставляло радости лежать среди оравы незнакомцев. С наступлением десяти часов тихий лазарет преобразился в шумный базар: пришли посетители. Все переговаривались, обнимались, смеялись и, конечно, жаловались. Одному жёстко спится и затекает спина, на второго наступили в темноте, а третий, пойдя ночью в туалет, споткнулся о второго и отбил мизинец. Николай сидел на своём посту, с ироничной улыбкой созерцая сей социальный хаос. Сна не осталось ни в одном глазу. Мысли о работе то и дело перескакивали на воспоминания, городские пейзажи, интерьер родной квартиры и яркие моменты прошлой жизни. Поток размышлений оказался прерван угрюмым мужчиной, резко подошедшим к стойке и агрессивно предъявившим: Вы как с моей женой обращаетесь?!
Вася, не надо! Всё правда нормально! кричала вдогонку мужу женщина из зала. Слова не возымели эффекта, Василий сверлил доктора разгневанным взглядом. Пациенты навострили уши и затихли, вслушиваясь в перепалку. Николай встал со стула и, выпрямив ноющую спину, поравнялся с мужчиной: Вас что-то не устраивает?
О, меня не устраивает много чего, но конкретно сейчас то, что у моей жены нет кровати!
Её много у кого нет, врач очертил помещение рукой.
А меня это не колышет! ещё сильнее вытаращился скандалист.
Пойдём, поговорим снаружи, заметив любопытные взгляды, Николай направился на улицу. И только стоило мужчинам покинуть медицинскую вотчину, как на врача тут же обрушился поток сквернословий.
Она лежит на полу! Я требую, чтобы мою жену положили на кровать!
И где вы мне предлагаете достать её? уличный холод вернул ночную усталость и сонную резь в глазах.
Моя жена не будет спать на полу! совсем распалившийся мужчина принялся ходить взад-вперёд.
Да нет у нас кроватей, оглянитесь! Чего вы хотите от меня? Чтобы я скинул вон того мальчика, всё же не выдержал Николай и, повысив голос, указал на тринадцатилетнего паренька за окном. И положил вашу жену?!
Даша, она инженер. А кто эти? Василий на мгновение замялся, бросив взгляд на ребёнка. Я всё сказал, док. Моя жена не должна спать на полу. Делай что хочешь!
Твоя жена получит кровать, только если ты сам её сколотишь, холодно отрезал врач, выпрямляя ссутулившуюся спину.
Если с ней что-то случится я тебя скандалист пренебрежительно цокнул, резко отстранился и, гневно чертыхаясь себе под нос, вернулся в зал к супруге. Николай устало покачал головой и уже сделал шаг к медчасти, как вдруг завидел группу военных с тучным офицером во главе.
Со слов особо болтливых сослуживцев, Фёдор Калинин был человеком одной должности. Пришедший в армию в конце восьмидесятых, на заре перемен, он олицетворял ту самую пору, когда в один миг можно было как подняться на вершину, так и рухнуть в небытие. К середине девяностых, вопреки всем правилам, Калинин дослужился до звания полковника, но после некого инцидента остался без малейших перспектив. С тех пор время для него остановилось на месте. Застряв в должности на двадцать лет, он закостенел, оскотинился и бросил любые попытки хоть как-то двигаться по жизни. Работавшие с ним утверждали, что и декаду назад его взгляды и вкусы один в один совпадали с сегодняшними. Единственное, что менялось размер покупаемых брюк.
О! Небоходов! натужно улыбнувшись, саркастично распахнул руки полковник. Что на этот раз?
Вы не ответили ни на один мой запрос за последние три дня, Николай утёр лоб после небольшой пробежки.
Ну, не обессудь, дела. Так чего хотел? всё ещё сохраняя пугающую ухмылку, вопросительно посмотрел военный.
У нас заканчиваются антибиотики и жаропонижающее. Того, что есть, хватит только на три дня.
Ну, никаких новых запасов у нас нет: парни до сих пор не вернулись, мужчина почесал небритую щетину. Да и вряд ли уцелевшие сёла окажутся набиты лекарствами.
Ладно, нахмурился врач, прикидывая расход запасов. Но у нас была ещё одна не распакованная партия.
Видишь ли, какое дело Нет её утеряна, Калинин сделал излишне долгую паузу и обескураженно пожал плечами. Так что ничем не могу помочь.
Что значит утеряна? застыл Николай. Разум отказывался воспринимать новость, будто только что узнал о существовании привидений и вампиров. Погодите, я лично проверял резерв и следил за разгрузкой. У нас ещё должны быть минимум два ящика: анальгетики и гентамицин!
Долгая история, вышло как вышло, полковник небрежно похлопал доктора по плечу. В общем, у тебя есть только то, что уже выдали.
Но этого не хватит! Люди только начали выздоравливать нельзя прерывать лечение! возмущённо воскликнул врач.
И что, хочешь сказать, если сейчас перестать их капать они помрут? усмехнулся вояка, переведя взгляд на стоящего по левую руку рядового. Тот молниеносно вторил начальству, изобразив на лице натянутую улыбку.
Большинство уже идут на поправку и, вероятно, перенесут, но тех, кого положили пару дней назад, нужно колоть ещё минимум неделю!
Ну а мне нужно семьдесят тысяч литров бензина, чтобы вывезти нас из этой дыры. Да ещё желательно распутную блондинку в придачу, уже вовсе не стесняясь загоготал полковник, и отсмеявшись, бросил взгляд на здание лазарета. Так что передай своим болезным чтобы поумерили аппетит.
Калинин махнул солдатам и собрался продолжить путь, но Николай решительно преградил дорогу: Фёдор, прошу, постойте! Люди нервничают, а вы ничего не говорите. Большинство до сих пор не получили ответ, есть ли в других группах их близкие. И что вообще сейчас с другими группами? Вы вообще связываетесь с ними? Какой у нас план действий?!
Полковник презрительно нахмурился, с одутловатого лица пропали все следы наигранной улыбки: Это не твоё дело. Ты, вроде, врач ну так иди и лечи. Вам расскажут, что положено, когда придёт время!
Тут полторы тысячи живых людей! не отступался Николай. Стоящие подле полковника бойцы недобро шагнули вперёд, но были остановлены жестом командира. Им страшно, они растеряны и не знают, чего ждать. А теперь ещё и лекарств не будет?! Вы должны что-то предпринять, иначе начнётся паника!
Послушай-ка сюда, сынок, Калинин горделиво вскинул голову. Эти доходяги должны быть рады тому, что их вообще кормят. Они спят в моих палатках и тратят мои лекарства, а сами только бесконечно ноют. Бойцы рискуют жизнями, мотаясь за припасами чёрт знает куда, потому что твои хлюпики заболевают от одного чиха! вояка ткнул врача пальцем в грудь и с силой отодвинул в сторону.
Партия значит пропала, да? Николай смерил офицера презрительным взглядом. Неужели вам настолько плевать?
Дискуссия окончена, полковник махнул солдатам рукой и, не оборачиваясь, зашагал в сторону радиовышки. Николай уставился в удаляющиеся спины и ощутил поднимающийся в животе страх. На весь лагерь раздался автомобильный гудок, знаменующий ежедневную выдачу еды.
Полевая кухня распахивала свои двери каждый полдень. Рацион составляли куриный бульон, в котором от курицы осталось лишь одно название, пшеничная каша, больше походившая на горькое жидкое пюре, и ломоть камнем засохшего хлеба. Помимо этого, раз в три дня выдавали сухой паёк, тщательно сберегаемый большинством жителей на всякий чёрный день, который определённо маячил уже где-то не за горами. Очередь на выдачу выстраивалась уже за час до раздачи и зачастую рассасывалась лишь к трём-четырём. Посуду приходилось беречь похлеще бабушкиных драгоценных сервизов: на полторы тысячи голов нашлось всего двести тарелок и того меньше приборов. Пройдя сотню метров мимо злой голодной толпы, Николай оказался у зелёного грузовика с нагревателем, подсоединённым к цистерне: получить кипяток не на костре можно было лишь раз в сутки. Нагло вклинившийся в колонну, врач мигом вызвал возмущение и агрессивное экание со всех сторон.
Тихо! прикрикнул мужчина, вынимая из кармана повязку с крестом и, повернувшись, обратился к солдату на раздаче. Мне за себя и за Березина.
Пока только пшёнка, бульон после двух, бледный рядовой покорно протянул две смешных порции каши. В мешках под его глазами можно было спрятать пару караулов.
Ты давно спал, дружище? обеспокоенно покосился Николай.
Позавчера едва слышимо просипел парень.
Так он дух, ему сон не положен, рассмеялся сослуживец, хлопнув парня по спине. В очереди возобновились причитания и ругательства из-за заминки. Врач развернулся и направился сквозь лагерь, огибая снующие туда-сюда фигуры. Пройдя мимо резвящихся детей, стервозной дамочки и танцующего посреди дороги чудака, Николай, наконец, добрался до закреплённой за собой палатки. Едва проснувшийся сосед уныло сидел на спальнике в одном ботинке, глядя серыми глазами куда-то в пустоту.
Поздно ты, усмехнулся Николай, подав товарищу джинсы и куртку.
Слышал ночной концерт? Вот и я, пожаловался парень, пытаясь не вставая натянуть штаны.
Думаю, все слышали. Многие, кстати, даже присоединились.
Ладно бы ещё что-то нормальное пели, протёр глаза паренёк. Нет же, третью ночь одно и тоже: мужик скормил друзьям свою жену, а какой-то чёрт сиганул с обрыва!
Пойдёшь наверх? усмехнувшись в ответ на причитания товарища, мужчина сутул тому в руки одну из тарелок.
Угу, промычал паренёк, наконец снарядившись для улицы.
Тогда догоняй! довольно топнув, врач нетерпеливо выскочил из палатки.
На крыше казармы было необычайно уютно. Пожалуй, это было единственное место во всей части, где Николаю действительно нравилось находиться Бетон умудрялся нагреться даже в мрачную погоду, а высотный воздух в кои-то веки не был пропитан сыростью. Оба медика сидели на краю, свесив ноги, и жадно поедали скудный обед. Перед ними раскинулся дивный пейзаж из заострённых зелёных шатров, тонких струек дыма и слоняющихся туда-сюда жителей. Где-то вдалеке раздался звук бьющегося стекла и крик:
Эй, он украл мой паёк! Я видел, как этот ублюдок рылся в моей сумке!
Ничего я не брал! Ты совсем свихнулся, старый маразматик! возражал не менее суровый бас. Трое солдат уже спешили к потасовке быстрым шагом, в одной из палаток навзрыд ревел грудничок, а у самого забора небольшая легко одетая группа играла в дворовый баскетбол, используя прибитую к ограде шину в качестве кольца.
При первой встрече, Николай охарактеризовал Степана Березина, как меланхоличного романтика, погружённого в себя куда больше, чем в реальность. Да и теперь, спустя несколько недель, многие коллеги и соседи подтвердили бы, что ему скорее подошла бы профессия поэта, нежели врача. Впрочем, ни тем, ни другим пареньку стать так и не удалось. Из медицинского он ушёл на последнем курсе по неизвестным причинам, а творчество, с его собственных слов, требовало слишком много выдержки. Перебиваясь на подработках то тут, то там, Березин дожил до двадцати пяти, так и не найдя своего места в жизни. Кто знает, сколько бы ещё он слонялся от дела к делу, если бы не трагичные события последних недель. И как беззаботна была бы для него жизнь обычного гражданского в лагере: целыми днями сидеть погружённым в мысли, не обращая внимания на чепуху и суету вокруг. Однако, волей случая, Степан оказался вверен под руководство Николая в качестве помощника врача и с тех пор уже успел по-настоящему проникнуться обретённой должностью.