Андрей Ермолаев
Лис. Град проклятых
***
Невыразимый, липкий смрад, забивающий глотку до спазмов при вздохе, казалось, стал осязаемым. После скользкий от отвратительной слизи коридоров, стены которых шевелятся живым ковром опарышей, они, наконец, сумели прорваться в огромный зал, освященный мертвенно-беловатым светом скальных кристаллов иного мира.
Матерь божья, дай нам силы! смутно-знакомая фигура в длинной кольчуге и иноземном шеломе, размашисто перекрестилась.
Войдя в пещеру, он оскользнулся на чем-то мерзком и чуть не растянулся на омерзительных останках. Весь пол огромной пещеры был сплошь, словно ковром устлан гниющими мясными объедками и обрывками плоти с костями: повсюду лежали клочья шерсти и оторванные конечности. Совсем рядом скалился вечной улыбкой упрека, ему, защитнику и богатырю, человеческий череп. В центре адского логова возлежало оно: одним своим видом способное довести до безумия человека слабого духом, многопудовая гора мышц и грязной, гнилой плоти. Чудовищная, вздувшаяся, гигантская скотина, покрытая редкими клочками серовато-розовой шерсти, почти пушка, цепляющаяся длинными, голыми крысиными хвостами, ровно щупальцами, за своды пещеры и ее стены. При появлении людей тварь подняла омерзительную, размером в пол боевого коня, крысиную голову под свод пещеры, уставившись на пришельцев мутными, выпуклыми бельмами глаз каждое величиной с кулак взрослого мужчины.
Святые угодники! повторил воин рядом, а тварь оскалилась мощные волны всесокрушающей паники ударила в виски зубодробительным наплывом, почти сбивая с ног. Существо приоткрыло смрадную пасть, и люди услышали в головах вопли десятков людей разом, взывающих к бегству проклятое исчадье умело насылать морок!
Спаси и укрепи силы наши, Господи, шепчут губы, а трясущиеся руки уже шлют стрелу за стрелой в тушу крылатую смерть в глотку, в голову, в брюхо, покрытое оспинами и сотнями сросшихся, трясущихся крысиных лапок получи, мразь! Нечто подняло голову еще выше, разинув гигантскую, как пещера, пасть полную слюнявых клыков, и издало жуткий, богохульный вопль он похож на жалобный стон блудницы и предсмертный крик одновременно, но в десятки раз мощнее: с переливом, переходящий в вой с клекотом. Казалось, сам Ад с чертями и грешниками сейчас вопил из глотки чудовища! Закрыть-закрыть уши быстрее, чтобы не слышать, чтобы прекратило! Пока не лопнула голова, пока не затмило глаза кровавой пеленой тумана.
Бей суку, пока выводок не примчался!
Воин в длинной кольчуге бросается вперед, но один из хвостов, толщиной с бревно, хлестким ударом сбивает с ног к вам устремляются одновременно десятки щупалец, похожих на косматые, слизистые крысиные хвосты.
Господь сила моя, да укрепит руку мою верный меч и сабля ссекают одно щупальце за другим, но как не ловчишь, как не стараешься их слишком много. Они обвивают ноги и туловище, скрежещут по-кольчуге, в попытке добраться до живого. Стальная хватка сжимает грудь затхлой мертвечиной, поднимает ввысь, под свод пещеры меч все еще рубит и рубит, тварь ломтями теряет свою плоть, но вместо срубленных к добыче устремляются новые отростки. Они тянут к разверзшейся как пропасть в Преисподнюю пасть, в мутных бельмах глаз явственно читается торжество: там, в пасти, глубже, видны подрагивающие внутренности и шевелящиеся живые мертвецы, тянущие вверх руки. «Спаси, Божечка Только не так!» мелькает мысль, и ты падаешь прямо в зловонные врата Кромки.
Лиса, нет! холодный пот покрывает все тело этот дрянной сон преследует. Зачем? Зачем ты это показываешь мне вновь и вновь?
Так надо, звучит в голове.
Кому надо? Зачем надо?
Тебе. Думай. Знай.
Вновь он один Лисы рядом нет. К этому долго привыкать. Если вообще возможно привыкнуть. Лисы нет, и больше, как прежде, не будет.
1 глава. Клятая Встреча
«Мы навлекаем на себя ненависть, делая как добро, так и зло».
Никколо Макиавелли.
Дряговичская земля никогда не славилась урожаями, дичиной или серебром. Тысячи комаров, гнуса и оводов, заклятые, глухие места куда ворон костей не таскал вот все богатство местной земли, сказал бы человек сторонний. И был бы прав лишь отчасти. Не было здесь и многолюдно, но местные болота давали руду, а она кровь в жилах любой рати, любого войска! А потому землю эту всегда старались прибрать к рукам готы, гунны, авары, а за ними варяжские и местные, славянские князья. Болота хранят память о тысячах чужих ратников порубанные, пострелянные ядовитыми стрелами, они спят вечным сном в их топях. Порой и сами болота выплескивали хищное щупальце из своих недр в чужие земли: быстрые, жилистые местные воины в своем легком вооружении, легкой, напористой, особой походкой, присущей только жителям этих земель, ходили далеко окрест, брали на копье чужие городки и села. И тогда тянулись вереницы понурых пленных в недра дряговичской земли. Для многих из них судьба была горче смерти: темные, суровые боги местных земель всегда были голодны до человечины. Топи дрягвы и до прорыва Кромки были местами мрачными, с чертовщиной и нежитью. Казалось, так будет всегда, но Великий князь Владимир сумел железной рукой покорить местные земли. Сумел даже больше принес в местные городки и веси христианство, порядок и закон. Впрочем, только в города: вне их местные, кто тайком, а кто и открыто продолжали поклоняться своим темным богам. Теперь же, с нашествием нежити все стало куда гаже и страшнее.
Могучий рыжий жеребец, под стать наезднику шумно фыркнул, запрядав ушами потревоженные оводы-кровососы недовольно загудели, взметнувшись звенящим облаком. Всадник, плечистый рыжеволосый усач, лениво махнул сорванной на ходу ветвью, отправляя кровососущую нежить в последний путь. Иногда всадник умиротворенный привычным покачиванием в седле приподнимался в стременах чтобы оглядеться и не задремать. Деревья в лесу становились все ниже и реже: их место занимали приземистые, мохнатые кусты с разлапистыми кронами, а трава все чаще пятналась бесчисленными, покачивающимися от ветра ржавыми бутонами гравилата и ярко-желтыми цветами зверобоя. По одному лишь этому, не будь дороги, путник мог бы понять, что идет верным путем вся эта поросль обожала болотистую, водянистую почву, а значит вскоре пойдут уже и земли туровского княжества. Где-то совсем неподалеку запричитала перепелка, но себя не показала, и всадник разочаровано опустил руку, потянувшуюся было к луку вот уже вторую неделю приходилось грызть только сухари да каменно-сушенную оленину. Эх, как же славно было б поохотиться и добыть кус свежего мяса!
Рядом с всадником флегматично плелись еще две лошади, загруженные его вещами: шлемом с кольчужной сеткой, защищающей затылок и шею, массивной рогатиной с широким наконечником, небольшой секирой, несколькими связками метательных копий и запасных стрел. Свою бронь, длинную, до колен, кольчугу и островерхий шлем с лисьим хвостом, всадник так же сгрузил на заводного. Щурясь от солнца, он подставлял покрытую лишь рубахой широкую грудь свежему ветерку. В землях подвластных киевскому князю было вполне безопасно даже ночью: по дорогам, то и дело, проезжали путники, да конные дозоры окольчуженных молодцеватых бородачей, которые, видя серебряный диск богатырского оберега, почтительно кивали путнику. От них же, да от прохожего люда, узнавали вести с окрестных земель: там вон, недалече, в сельце Икотка, повадился озоровать упыренышь людей побаивается, на глаза старается не попадаться, но кур, сученок, душит регулярно и кровь их пьет. Издалече передавались иные слухи одни страшнее других: спустилось с гор, аль еще с каких мест, неведомое племя песьеглавцев на погибель всему роду людскому. Видели таких их недалече в ближних землях уже. На договоры не идут, требуют от местных принятия веры и власти их звериной чтобы отринули православие и крест, потому как все не их веры враги песьеглавцам. Шли разговоры и о другой напасти: в соседской Кривой пятке, мужик с русалкой блудить удумал. Или с козой дело темное, толки ходят разные. Ясно было про него только одно с бесом мужик связался, всем нам на погибель, а, следовательно, туда незамедлительно нужен богатырь Черномора. На такие вести, когда они звучали в раз пятый или шестой, причем в разных деревнях и с разными людьми, Лис глубокомысленно хмыкал и обещал оказать самое активное участие в низложении зла и защите христианства.
Ныне же они, вот уже несколько дней, вступили в земли туровские: бородачей-дозорных больше на дороге не попадалось, да и путников на дороге резко поубавилось, но всадник и здесь был невозмутим к бою он был готов всегда, а об опасности его предупредят заранее. Дорога петляла среди леса и холмов белой лентой, а издали доносился еле различимый звон колоколен стало быть, Камышелог, старинный град вдоль пути к Турову, совсем близко. Мужчина покосился на молчаливого попутчика, мелкого, с виду юркого, чернявого мужичка идущего пешком рядом, вздохнул, покачав головой.
Ну, вопрошай уже. Чего тянешь вижу ж гнет тебя.
Мужичишко какое-то время шел молча, продолжая супиться, но все же, жизнелюбивая, легкая натура взяла свое:
Бес один ты человек в нашем обчестве. Да и то конь, обратился волколак к животному вместо его наездника. Редкий случай лошади обычно боялись Лесобора, но конь боярина, настоящий, боевой, относился к нему ровно и с терпением. Пусть конь, но куда лучше и приятнее с тобой поболтать, чем с твоим упертым и грубым хозяином.
Ну-ну, Лисослав встопорщил усы. Бес и впрямь ладный друг по разговорам. Однако ж и меня избегать долго не выйдет.
Отчего Волшана не позвал с собой? отозвался Лесобор, после короткого раздумья, подозрительно покосившись на витязя. Он тоже перевертыш. Да и покрепче меня будет. Молодой, сильный.
Так и есть покрепче.
И в кругу богатырей был с тобой заедино.
Все так.
Так от чего меня с собой, а не его?
А отчего тебя в кругу не было? грозно улыбнувшись, уточнил витязь.
Опять начинаешь?! Хочешь снова разругаться? взбеленился волколак.
Так я и не ругался. Это ты бесишься как оводом укушенный.
Лис, матушку твою за ногу я думал, что опосля церквы, где я спас твою боярскую голову мы можем доверять друг другу, а ты?!
А я думал, что повидаюсь с Черномором, быстренько побьем всю обнаглевшую Кромку, а главному Кромешнику под хвост раскаленный кол вобьем и по домам. Но ведь так не случилось, верно?
Лис! рыкнул Лесобор и на мгновение у него прорезались не по-людски длинные клыки.
Ты на меня не скалься, погрозил ему пальцем десятник. А то я мастак головы рубать, когда шибко переживать начинаю. Куда как пострашнее видывал, да жив вон еще. Недоверие к тебе, оттого что темнишь ты и недоговариваешь. В страшный момент, когда ты нужен был тебя в круге не случилось. И когда израдец*1 мертвил Черномора, а из Навьи нам сам Ад улыбался и лапами махал тебя тоже не было!
От одного воспоминания перекошенных ревом рож демонов, громадного как гора корабля, из которого во-все стороны шевелились слизистые щупальца Тьмы, а борта топорщились человеческими ногтями, его передернуло. Клятый католик убил единственного, кого можно было расспросить обо всем! Убил и сбежал от его меча за Кромку. Спроста ли? Или то знак какой ему было не разглядеть, но чуйка подсказывала тут-то сказки не конец. Да и не когда было разглядывать: через борт ревущего как целое стадо зверей-элефантусов, корабля, вниз, к ним, избранным богатырям, посыпались его отвратительные обитатели, и там уже совсем стало не до предателя.
Мы такое там зрели ни в одном писании о таком не говорилось! Где был?
Не могу я сказать, волколак поджал обиженно губы. Вот никак не могу. Но плохого никому не творил. Могу, чем хошь поклясться! Поверь никакого зла и в голове не было!
Ишь ты поверь ему, усмехнулся боярин. Ладно-ладно будя. Верю.
Чего это вдруг?
А того старый витязь невозмутимо отмахнул веткой особо нахального слепня, пытавшегося залезть в глаз уже ему, а не коню. Я на рати с измолоду: как батя в двенадцать лет в первый поход взял так из клятых войн не вылезаю! А мне сейчас сорок три года, стал быть, более трех десятков лет ратюсь. Ужель думаешь, что я б дожил до своих лет, коли лжу от правды б не отличал?
Тогда зачем мне кровь портил? вновь вскинулся мужичок.
Ты не шуми, не шуми, прирыкнул на него боярин. То в назидание. Шляисся где ни попадя, когда весь Свет людской в опасности был. Кто знает не совладали б и тебя б, дурака, тоже б не стало со всеми твоими надобностями. Все, кто в кругу был теперь братья и сестры, а ты отсутствовал, хоть и с оберегом, избранник, мать твою растак!
Мужичок кивнул, виновато потупясь, и боярин продолжил назидательно:
Все братья и сестры, и у всех свое дело теперь: малое ли, великое ли, но каждый свое сдюжить должен. Мы теперь семья богатырей.
И ляхит-израдец тоже семья? не смог не съехидничать все еще обиженный Лесобор.
Боярин посмурнел, будто надкусил что-то кислое.
Клятое дело. И он, как же без него. Семью не выбирают. Коли выбрал амулет его значит, зачем-то, нужен был. А то, что решил такое содеять кто сказывал, что в семье убогих не бывает? И-эх, чтоб на это сказал б Святослав? Позор, да и только.
Так отчего ж Волшана не позвал с собой? Или Андрея он же гридь? Как раз тебе в подмогу общий язык нашли б.
У Волшана и Андрея свое дело назначено, у меня свое. А ты, не успевший мне в поруки в самый раз будешь.
Та накой я тебе?
Старый витязь покосился на волколака.
Я боярин из простых из невеликой семьи, без дара какого смертоносного. Только и умею, что мечом вертеть, да уматерить по макушку при необходимости. Вдвоем и впрямь сподручнее будет в это клятое время.
Так ты ж нежить мертвил толпами?! Я сам зрел?
Мертвил, кивнул боярин. Много для того ума надо? Да и то от оберега силы нахлынули, да от Лисы вот та была сильной ведьмой. Нежить же была сплошь мелки бесы да черти. Я ратный муж. Мой путь путь меча, и в этой схватке с Тьмой, такому как я будет сложно. Но и я желаю быть полезным новой семье.
И что ты надумал?
Нет, ты посмотри на него! вместо ответа встрепенулся в седле полусонный витязь.
На кого? не понял Лесобор, торопливо обшаривая взглядом пространство округ. Какой-то Евин сын*2 узрел то, что он, волколак не заметил? Быть такого не может!
Да вон! кивнул на старое дерево, нависающее опустившее разлапистую мохнатую ветвь над дорогой. Волколак вгляделся до рези в глазах, но ничего не заметил.
Там ни хрена! заключил он, сердито поглядывая на собеседника. Ежель не хочешь отвечать так бы и сказывал, а не придумывал. Ужель такое вместно такому боярину?
Нам и не такое «вместно» при необходимости! Лис озорно подмигнув, потянул из налуча лук стрела свистнула, скрывшись в зеленой кроне. Мгновение ничего не происходило, но потом, с протяжным «у-у-х-х-х!» на дорогу свалилось «нечто». По началу Лесобор решил что богатырь стрелой сшиб заскрипевшую ветку, но когда она вдруг вскочила на три тонкие, ветвистые лозы, выдернула из себя стрелу и с громким, недовольным кудахтаньем, шурша листвой и перебирая тонкими словно паучьими лапами, стремительно юркнуло в лес лицо оборотня вытянулось едва не вдвое.
Какого хрена? проводив взглядом удаляющееся нечто, спросил волколак витязя, невозмутимо убирающего лук на место. Что это?
Лешаченок, ответил десятник. аль не видел таких?
Подобных? Ни разу я ж не с этих земель.
И что у вас там лешаки не водятся разные? подивился Лис.
Водятся, заверил оборотень. Токмо у нас они больше на шишку похожи кедровую. Аль на ящера злого.
Дела, подивился в ответ десятник. А у нас, вишь такие вот хитроваты имеются. Так мелкие пакостники: наловчились у людей и скотины кровь незаметно пить. Сядет такой, на какое дерево, и ждет кто под деревом пройдет аль встанет под него, буде дождь приключится он веткой по уху, аль по шее щекочет. Человек отмахивается, аль ветку на строну отодвигает, и не понимает, что лешаченок кровь с него пьет. Придет такой человек домой и только там заметит маленькие красненькие пятнышки. Словно иголочками кто колол там лесной негодник его и жевал, кровь добывая.
Хитрый бес, признал оборотень.
Не бес, покачал головой витязь. Бесенок почти безобидный для людства. Такие только особо большие могу серьезно вредить да и то совсем надо олухом быть, чтоб позволить такому себя досуха выпить. Но этот не такой молодой, аль баба ихняя.