Два рыцаря мерили друг в друга злобными взглядами, и посадник вновь был вынужден призвать к порядку своих гостей.
У кого есть какие-то сомнения о том, что это наша земля, земля предков, и на ней будут действовать наш Покон, усы Лиса дрогнули недоброй усмешкой, когда он вперил тяжелый взгляд во второго рыцаря. Волна сдержанного гнева вновь стала подниматься из груди. С тем готов хоть сейчас помериться мечами. Позор, да и только препираться со своим боярином. Не любо? Выходи в поле один на один, честь по чести как любил Святослав.
Утром, за чертой стен, небрежно, как о каком-то пустяке, объявил черноволосый.
Ты забываешься Роллон! в гневе Рудольф оскалил ряд красивых белых зубов, вновь поднявшись со своего кресла. Пока мы в походе вы выбрали меня предводителем и клялись в том на кресте. Моя воля казнить или миловать. Вы сами так заключили, когда я назвал вас братьями, равными себе. И теперь ты смеешь угрожать другу господина, принявшего нас, под его же крышей? Позорить нас? Коли ты еще хоть заикнешься о бое с добрым гером Лисославом, или еще ком-то из присутствующих здесь, и, тем самым, вызовешь мое недовольство клянусь святою девой Марией я повешу тебя на первом же дереве, за воротами, как простого разбойника!
Лицо черноволосого грубияна пылало став из красного бардовым. Предупреждение прозвучало грозное для человека благородного семейства таковое было немыслимым позором. Проняло и упрямца.
Как пожелаешь, комтур. Тебе виднее.
Раз все пришли к пониманию, поспешил объявить посадник, прекращая возможные дальнейшие споры, приглашаю всех вечером на скромный ужин под своей крышей. Отроки покажут терем, где доблестные бояре могут расположиться и передохнуть с дороги.
Пир получился постным, хотя посадник не поскупился на еству и пиво для дорогих гостей за свой стол он усадил боярина, и рыцарей. Все остальные довольствовались младшим столом вядшему недовольству Лесобора он и там оказался в самом, почитай, конце. И потому, так как блюда с соленой капустой, котлы с разваренной кашей, сало и лук, сначала шли на господский стол, и лишь после спускались ниже по столу, попадая в руки жреца, который, как выяснилось тоже был не дурак поесть. Далее на стол отроков, и только потом, к концу их стола до оголодавшего и ворчавшего оборотня, и потому доходили почти пустыми.
Впрочем, к радости младшего стола, расторопные слуги вскоре внесли, пыхтя от натуги, огромное блюда с двумя запеченными в печи крупными карпами, фаршированными гречневой кашей. Ноздри присутствующих затрепетали, вдыхая дивные ароматы настоящей, богатырской еды. Следом за карпами кухарка, покраснев от напряжения, водрузила на стол громадный поднос с золотистыми карасями, запеченными в сметане, лопающихся хрустящей коркой от сочности. Рыбой Комышелог всегда был богат, благодаря огромному озеру Камышинному, на котором он и стоял: даже в бедных домах рыба не переводилась, коли хозяева не ленились. Рыбой спасался и сейчас, находясь, фактически в полу осадном положении.
Карпы и караси выглядели такими вкусными, что о другом старший стол тут же позабыл и новые блюда с квашенной капустой, кашей с салом и грибы теперь досталось младшему столу почти не тронутыми.
Отдав должное рыбе, и дав возможность гостям, как следует, наесться, посадник прямо поинтересовался целями рыцаря и его отряда. И тут даже Лесобор навострил уши.
И как тогда решать кто зло, а кто нет? то вопрошал рыцарь, глава нового ордена у боярина. Так, будто их разговор, начатый при Верхуславе, и не прерывался. Среди тех, кто мельче, чем Зверь, уточнил Рудольф. Как их отличать?
Сердцем и умом.
А ну как ошибешься?
Все могут ошибиться. Нельзя убивать всех подряд, мягко напомнил рыцарю Лис, Каждая тварь Божья жить хочет. А вот таких, как Зверь милое дело.
Зояр поднялся со своего места, порылся в небольшой суме, что была при нем вынул богатырский оберег. Тот самый, который трижды проклятый предатель рода человеческого Вольг сбросил.
Сейчас узнаем будет ли тебе от земли этой вспоможение, продекламировал он, и надел на шею рыцаря оберег.
Ничего. Пустая, мертвая железка с выдавленными на ней картинками, болталась на могучей шее, никак не проявляя себя.
Не хочет тебя, заключил жрец, цокнув языком. Не твой и не твое.
Не будет подсказок свыше. Самому придется, заключил Лис.
Как?
Как всем, пожал плечами боярин. Совесть должна подсказать. И человеколюбие.
Лисослав вяло потыкал вилкой в сочный, румяный бок карпа еда не лезла в глотку. Хотелось напиться, как бывало в молодости, да положение, паскуда такая не давала такой возможности. Глянул на то, как оборотень, не чинясь, отъедался за все дни скудного их походного поста, пожевал губы и приложился к кубку. Видимо стоит еще посидеть-повременить за столом, потому как если он сейчас пойдет спать терпеть волколака здесь никто не станет.
***
Спать было душно людей собралось много, да и засиделись надолго, и потому пришлось лечь, куда было.
Клятый сон не шел, только болезненная дремота смаривала рядом, подле лавки, прямо на полу, спал, громко посапывая Лесобор. Храпел наглый отрок, надерзивший на стене и спавший чуть поодаль на шкурах. Глухие звуки шагов за стеной то в горнице, книзу, где житная холопов и отроков посадника, подымалась с овчин и соломы, очередная сторожа, а сменная им, торопливо снедая остатками боярской трапезы и запивая легким пивом, заваливались на те же постели, не давая им остыть. Два десятка на стенах, два десятка выборных из града туда же, в ночную сторожу. Как и положено, чтоб град спал спокойно.
Потихоньку, на цыпочках, аккуратно переступая через спящих, боярин дошел до окна и раздвинул ставни прохладный свежий ветерок, освобождено побежал по душному лежбищу. Вернувшись на свое место Лис, убаюканный привычным к храпу своего десятка, наконец, заснул.
На широком ложе из медвежьих шкур с могучей фигурой атлета, с хрипом, в поту метался человек. Он, рычал, силясь проснутся, но его никто не слышал все вокруг крепко спали. Его мог слышать и чуять только он пусть даже находясь далеко, за стеной городка. Что-то в этом человеке было знакомое и, кажется, дорогое и важное ему. Что-то, что он пока не мог вспомнить, но уже пообещал, что непременно это сделает.
Существо подняло вытянутую морду и тоскливо завыло на ночное светило тут же, к нему присоединились еще несколько звериных глоток так Зверь передавал свои распоряжения. Так он решал кто будет жить, а кто уже давно зажился на его землях. Жалел он лишь об одном что не может сейчас видеть глазами заинтересовавшего его человека.
Спящий вздрогнул как от падения с большой высоты.
Лиса, нет! холодный пот покрывает все тело. Зачем? Зачем ты это показываешь мне вновь и вновь?
Так надо, звучит в голове.
Кому надо? Зачем надо?
Тебе. Думай. Знай.
Постой. К клятой матери отчего ты все время уходишь, прежде чем поговоришь со мной?
Ты знаешь. Я не могу долго находиться рядом с тобой. А Зло уже рядом. Оно всегда рядом ждет удобного момента, чтоб ударить.
Как я могу справиться со всеми теми ужасами, которые ты мне показываешь? возмутился боярин. Сложить честно голову не велика победа. Позор, да и только.
Лисом-то тебя, боярин зря чтоль кличут? Придумай что-нибудь, усмехнулся призрак.
Да что тут, к клятой матери, придумать? У меня нет даже моего десятка!
Используй то, что есть под рукой. Ты всегда это умел, боярин. Отчего же сейчас растерялся и не видишь очевидного?
Лис проснулся от тихого поскуливания и сразу почуял чье-то постороннее присутствие. Еще квелый ото сна, он, ничем себя не выдавая, потянулся за мечом, пережидая пока глаза привыкнут к ночной темноте. Амулет, который он не снимал даже во сне, слабо подергивался на груди, но кругом рядом было тихо никаких посторонних звуков. Все так же в узком окошке мерцали на стенах огни ночной сторожи, ветер мирно шевелил взмокшие волосы прилипшие ко лбу.
Вновь раздалось слабое поскуливание: боярин скосил взгляд книзу, туда, где спал Лесобор. Глаза уже привыкли к темноте, и картину он увидел престранную: маленький, ему чуть выше колена, лысый мужичек без одежды, но весь в длиннющей шерсти нависал над спящим. Ночной гость на месте не стоял он то поднимал руки к потолку, то опускал их к самым глазам Лесобора и тогда тот начинал глухо, побитым псом, поскуливать. «Домовик, догадался Лис морок насылает и кошмары. Ишь, как расстарался». Домового можно было понять кому понравится, что в охраняемом тобой тереме спит волколак? Боярину же, все еще уставшему после вечерних и ночных приключений, а так же после нынешней пирушки понимать шутника не пожелал. Мужичек так увлекся своим действием, что не заметил, как тихо вынутый меч завис над ним. Заметил его он только когда клинок, плашмя, опустился на всклоченную лысину шлеп!
Уййй! вскрикнул косматый и метнулся в темный угол, за печкой.
Не балуй, негромко напутствовал ему вслед боярин. Мог убить тебя не убил. Будь и ты добрым хозяюшкой и дай спокойного сна. Нам всем, и ему предстоят нелегкие дни. Здесь задерживаться и не собирались.
6 глава. Клятый спор, или удачная подготовка к труду ратному
«Рана от ножа заживет. Рана от слова будет гноиться».
Тюркская народная пословица.
Петухи, любимые глашатаи вступающего в свои права дня, уже давно пропели свою утреннюю побудку лучи солнца нагрели деревянный пол, в опочивальне пахло как в бане, когда, наконец, плохо спавший ночью Лис открыл глаза. Городские стены и безопасность не могли не расслабить, даже с учетом недобрых дум боярин проснулся разом, поднявшись со шкур. С недовольством заметил, что все прочие, судя по всему, были на ногах уже давно, и в опочивальне он был один. Наскоро одевшись, боярин вышел во двор, умыться колодезной водицей.
Терем посадника был велик: когда-то, с век назад, то был самый, что ни на есть княжий дом, построенный на высоком древнем кургане. Кривотолки хаживали, что здесь де, захоронен был великий царь древности. Боярин в такое не верил на кой ляд такому великому царю здесь устраивать себе последнее пристанище, в месте болотистом и диком понять было сложно. Да и из того что читывал в отроческую бытность не жили в этих местах какие-либо серьезные «цари». Могилы варяжских князей и сарматских ханов, с золотом и серебром, дорогой утварью можно было найти севернее или наоборот южнее. Здесь же, испокон веков, еще до славян, жили племена малые, бедные, поклоняющиеся темным злым богам, от коих по сию пору иные кланы так и не отринули. Впрочем, курган и впрямь был немалым, а терем на нем высокий, в два поверха, с двумя крыльцами: снизу, для челяди, а сверху для хозяев. Верхнее, крытое узорчатым, некогда окрашенным в яркие цвета, а ныне побуревшем, сводом, вело в жило самого посадника и его семьи, буде такая за ним проследует в этот неблагополучный ныне край.
Внизу, округ терема и в самом нем уже велась всегдашняя рабочая суета девок и слуг большого боярина: кроили сукно, шили, вязали, пряли и ткали. Мужики ладили сбрую и седла, ковали и калили ножи, узорили рыбью кость все то, чем богат был край. Не менее трех дюжин личных слуг Верхуслава Ратиславовича занимались своим привычным, каждодневным делом.
Во внутреннем дворике терема никого не было, а потому Лисослав Велимович, не стесняясь, набрав полное ведерко колодезной, лихо опрокинул его себе на голову. Тряхнул волосами, отфыркиваясь и сморкаясь, прочищая нос. И очень удивился, когда услышал громкий детский смех.
Как Баюн-кот! хохотал мальчонка, сидящий на дровне небольшого строения. Мелкий засранец там уютно устроился, как в гнездышке так, что со стороны не сразу и видно было. Особенно квелому еще ото сна боярину.
Ты чей будешь парень? улыбнулся ему десятник. Он, не смотря на грозный вид очень хорошо ладил с детьми, но этот, отчего-то враз оробел, перестав смеяться.
Я это, промямлил мальчишка. Тута эта того.
И показал боярину большой кусок бересты с нацарапанными на ней какими-то закарюками.
От эт да! сообразил боярин, подходя к пареньку. У меня чтоль взял? И что там?
Но мальчишка не проронил более ни слова, стушевавшись окончательно, и боярин сам взял у него из протянутых рук, бересту, вгляделся в то что отроче там старательно выводил, но это оказались вовсе не письмена, а рисунок. Странная продолговатая тварь, похожая на человека или на полкана*19 была нацарапана посередине. Пятипалые полоски рук с детской решительной не трепетностью у твари были нарисованы и там где положено, из плеч, но еще на голове и вместо передних ног. Вокруг многорукого существа были существа поменьше: судя по всему обычные люди с нормальным набором рук и ног. В руках меньшие люди-закарюки держали копья и явно тыкали в сторону твари в центре, а та, в ответ замахивалась на них чем-то длинным и изогнутым как кнут или синдская сабля.
Эвона как? А ты молодец, одобрительно отметил на всякий случай боярин, встрепав мальцу волосы. Ловко у тебя выходит рисовтаь-то! А с буквицами так же ловок?
Когда как, боярин, чужой, незнакомый голос остановил утреннее омовение и общение с мальчишкой. Бог в помощь.
Лис недовольно фыркнул водой, утер усы и обернулся к говорящему. Приветливая улыбка сама растянула твердо сжатые губы, потому что побеспокоившим оказался монах явно из местной церквенки, которую построили буквально с пару лет назад. Засилье нежити и прочие напасти, как никогда повысили надобность в отдельном доме, где можно помолиться да поговорить с умным, спокойным и терпеливым мужем о своем горе. Священный глава паствы Комышелога был невысок, но еще крепок, несмотря на лета, с благообразной, аккуратно расчесанной седой бородой.
Слава Иисусу Христу, боярин присел на завалинку у забора.
Во-веке веков, ответствовал монах подступая. Давно тебя уж дожидаюсь, богатырь. Крепко спишь видать шибко умаяли тебя разбойнички, да вчерашняя гулянка.
Как есть, не стал спорить или виниться Лис, проницательно вглядываясь в глаза святого отца. Явно ведь не просто так пришел.
Аз есмь иерей*20 Варфоломей, представился священник. По воле Божьей и по своим помыслам о свете Господнем, аз есмь ставленник Господень в этом темном краю, дабы следить за паствой здесь, наставлять их в пути Господнем, помогать и поддерживать
Ты прости отче, меня ратного, вежливо остановил батюшку боярин. Я долгие годы скитался по самым темным углам нашего княжества с дружиной таких же темных гридней. Не серчай в иной день, буде время буду внимать, не перебивая, а сейчас скажи как есть, ладушки? Мы, ратный люд, точность уважаем.
Губы монаха вытянулись тонкой нитью, слова отповеди готовы были сорваться, но, видать, и впрямь дело было безотлагательное, ибо смерил себя и даже улыбнулся.
Матвеюшка, вместо ответа обратился монах к мальчишке. Ты ступай в церкву там уже и поснедать сготовили тебе сладеньким. Иди я с дядей сам поговорю.
Смешной дядя, улыбнулся малец. Смешной дядя!
И умчался, забыв прихватить свой рисунок.
Прости, его боярин, глядя на это повинился за мальчишку поп. Из уцелевших он, Зверем потраченного поселка. Потому не всегда ум его на месте. Гуляет где-то в облаках порой, и такое говорить аль делать начинает за голову хватаешься.
Мальчишка, с ласковой улыбкой поглядел вслед пострелу десятник. Да и не злюсь я вовсе. Так чем могу, святой отче? Токмо без длинных присказок и поучений уж прости батюшка.
Сынок навычен я так разговаривать уже многие годы как ты сражаться, видать. Позабыл многое, да и со старыми ратниками не так часто вижусь, монашек присел рядышком, жмурясь утреннему солнышку. По делу я к тебе.