Я думаю, тихо отвечает Мэри, она просто хочет, чтобы на этом все закончилось. Она сказала, что выходит замуж за человека простого звания, чтобы покинуть двор и увезти нас отсюда подальше. Туда, где мы будем в безопасности.
В безопасности? выплевываю я.
И потом, Киска она его любит.
Такого не может быть, твердо отвечаю я. Ее мать была сестрой короля Генриха и королевой Франции! Такие высокородные дамы, как maman, не влюбляются в собственных слуг! Хотя кому же, как не мне, знать, что любовь приходит, когда не ждешь, соединяет самые неподходящие на вид пары и не желает прислушиваться к голосу разума?
Но невозможно думать о том, что maman покинет двор, поселится где-то в глуши, будет жить словно простолюдинка и из герцогини Саффолкской превратится в мистрис Стокс! Эта мысль грызет меня, будто червь под кожей. Знаю, надо за нее порадоваться, но вместо этого говорю:
А ты покинешь двор вместе с ней?
Не знаю, Киска. Может быть, королева меня и не отпустит; ведь я у нее вроде ручной обезьянки, добавляет она с необычной для себя горечью.
О, Мышка! Прилив нежности к сестре заставляет забыть, что только что я негодовала и завидовала ее близости к maman. Это же она, наша маленькая Мышка! Знаешь что? Давай я потихоньку выведу тебя отсюда и отведу в спальню. Никто не заметит!
Смотри, говорит она, приподняв подол моего платья, у тебя кровь на ноге! Должно быть, туфлей натерло. Когда уйдем, я перевяжу тебе ногу.
Все мои благие намерения летят в тартарары, когда, подняв глаза, я вдруг вижу перед собой Гарри Герберта. Теплый, пахнущий миндалем, с улыбкой победителя он обнимает меня за талию и шепчет:
Пойдем со мной в сад, пока никто не смотрит!
Я знаю, что должна отказаться. Мне нужно проводить сестру в спальню, нам с ней есть о чем поговорить но Гарри смотрит на меня своими зелеными, как весенняя листва, глазами и я ничего не могу с собой поделать. Это сильнее меня.
Сейчас вернусь! говорю я Мэри и позволяю увлечь себя прочь, забыв о натертой ноге, забыв обо всем.
В саду тепло, в небе висит полная луна и освещает нас мягким серебристым светом.
Держи, говорит Гарри и передает мне флягу. Я подношу к губам, глотаю и жидкость обжигает мне горло. Я закашливаюсь, потом смеюсь, и он со мной вместе.
Гарри Герберт! говорю я. Гарри Герберт, это правда ты?
Это правда я, милая моя Китти Грей!
Я срываю с него шляпу, зарываюсь пальцами ему в волосы.
Мы стоим посреди маленького садика, на густом травяном ковре. Тисовая изгородь скрывает нас от посторонних глаз. Миг и мы падаем на траву, и он уже возится с моей шнуровкой, а я прижимаюсь губами к его шее, чувствуя солоноватый вкус пота.
Мы все еще муж и жена! шепчет он, просунув руку мне за корсаж.
Значит, это не грех, смеюсь я. А жаль!
Ах ты, шалунья Китти! Отец меня отходит кнутом, если нас застукает!
Я приспускаю с плеч верхнее платье, сбрасываю чепец. Падаю на спину, раскинув руки, рассыпав волосы по влажной траве. Гарри надо мной, залитый лунным светом; с лица не сходит улыбка.
Как же я скучал по тебе, Китти! Как я тебя хочу! шепчет он, лаская мне кожу жарким дыханием. Потом приникает к моим губам и я наконец чувствую, что снова живу.
Мэри
Уже целую вечность я жду Кэтрин. Похоже, она не вернется. Меня гложет тревога; как бы этот Гарри Герберт не навлек на нее беду. Отец его, Пемброк, уже ищет его среди танцующих. Один раз мне показалось, что в толпе ближе к дверям мелькнуло бледное золото волос Кэтрин, но я ошиблась; у той девушки нет ни пухлых губ, ни сияющих глаз моей сестры. Просто кто-то на нее похожий. Мое одиночество обращает на себя внимание; я чувствую на себе липкие любопытные взгляды. На Кэтрин глазеют из-за ее красоты, на меня из-за уродства. Платье тесно, корсаж врезается в бока; я думаю о том, чтобы потихоньку уйти одной, однако понимаю, что не смогу без чужой помощи развязать шнуровку на спине, а Пегги, должно быть, уже спит сном младенца. Maman занята прислуживает королеве. Хочу даже разыскать мистрис Пойнтц, но представляю себе, как она на меня посмотрит и что скажет и от этой мысли отказываюсь.
Я решаю подождать еще, а пока наблюдаю за тем, как королева пожирает глазами молодого мужа. Тянется к нему, как цветок к солнцу он же не может скрыть разочарования. Интересно, чего он ожидал? Может, королева прислала ему портрет, где она красавица вроде тех моих портретов, что заказывала maman, на которых у меня нет никакого горба? Чем дольше я смотрю на новобрачных, тем сильнее меня грызет ненависть к ним обоим. Ведь из-за этого брака, уже очевидно неудачного, моя сестра лишилась жизни.
Никогда не забуду день, когда я узнала, что стоит за этим обручением. Был конец зимы; только что подавлен мятеж реформатов. Придворные дамы, и я вместе с ними, не спали всю ночь сгрудились толпой в женских покоях в Сент-Джеймсском дворце и, оцепенев от ужаса, ждали мятежников. Где-то там, среди восставших, был отец, но тогда я этого еще не знала. Слышала, как maman шепчет Левине: если мятежники ворвутся во дворец, будет «кровавая баня». Тогда я не догадывалась, что это значит теперь-то мне известно гораздо больше. Еще maman сказала, что всем нам надо тайно молиться за успех мятежа: ведь, если королеву сбросят с трона, Джейн выйдет из Тауэра. Только, упаси боже, никому об этом ни слова! Случилось в тот день немало, и многое до сих пор остается мне неясным. Мне никто ничего не объясняет думают, я слишком мала. Но я знаю и понимаю больше, чем людям кажется.
После той ночи я и узнала ужасную правду. Вот как это случилось. Королева отдыхала у себя в покоях; я сидела, как она любит, у нее на коленях, и растирала ее тощую, словно птичья лапа, руку. Королеву вечно осаждают боли и недомогания.
Сильнее, Мэри!
И Незабудка у себя в клетке захлопала крыльями и сипло повторила:
Сильнее, Мэри! Сильнее, Мэри!
Я стала растирать сильнее, хоть и опасалась, как бы запястье королевы кость, обтянутая кожей, не хрустнуло у меня под пальцами. Она напевала себе под нос какую-то мелодию, повторяя вновь и вновь одну и ту же строку, и не сводила глаз с миниатюры, изображающей ее будущего мужа. Смотрела и вздыхала так, словно очень счастлива или уж очень несчастна. Или то и другое вместе. Должно быть, это и есть любовь. Судя по Кэтрин, в любви нет никакой логики.
А теперь легче, Мэри! Легко, как перышко! приказала она.
Я стала поглаживать ее руку легко, кончиками пальцев, едва касаясь сухой кожи и жестких темных волосков на ней. У королевы много волос на теле; ноги у нее словно шерстью покрыты. Когда я спросила Кэтрин, у всех ли женщин так, она ответила: нет, у нормальных женщин совсем иначе и в доказательство продемонстрировала собственную ногу, стройную и гладкую, как масло.
Это потому, что она наполовину испанка, сказала сестра. А испанцы, говорят, все волосатые, как медведи.
Вдруг послышался какой-то звук едва заметный, словно скрип половицы. Королева прекратила петь, прислушалась. Звук повторился. Легкий стук камешка, брошенного в окно.
Привяжи рукав[11], Мэри, приказала королева, протягивая мне руку.
Незабудка заколотила клювом по решетке и хрипло повторила:
Привяжи рукав! Привяжи рукав!
Я начала возиться с завязками: чувствовала нетерпение королевы, и от этого сделалась неуклюжей. Она столкнула меня с коленей.
Платье! Чепец!
Я принесла ей верхнее платье и помогла облачиться, радуясь тому, что жесткая золотая парча не дает заметить мою неуклюжесть. Королева взяла свечу, подошла к окну, замерла на мгновение, вглядываясь во тьму, а потом вернулась в кресло. Велела подать ей Библию и четки, мне указала на подушку у своих ног. Выпрямилась, гордо подняв подбородок, и застыла, словно играет королеву на маскараде, а я замерла с ней рядом на полу, как собачонка.
У дальней стены послышались шаги, а затем мне показалось, что прямо из стены, как призрак, перед нами появился человек в плаще с капюшоном. Должно быть, я разинула рот, потому что королева толкнула меня в плечо и приказала:
Мэри, не лови мух!
Незнакомец вышел на середину комнаты, сбросил плащ вместе с капюшоном и склонился в учтивом поклоне. Я узнала в нем Ренара, имперского посла. Едва увидев его, королева словно пробудилась к жизни как будто он стал искрой, разжегшей в ней пламя. Я не раз встречала во дворце Ренара со свитой, отмечала его безупречные манеры и невольно задумывалась о том, что таится за этой вкрадчивой любезностью.
Вы принесли нам вести от нашего нареченного? спросила королева, тяжело дыша, словно после быстрого бега.
Вы совершенно правы. И он извлек из-под дублета какой-то сверток.
Королева, казалось, за миг помолодела лет на десять. Да что там сейчас она походила на ребенка, с нетерпением ждущего сладостей. Подарок приняла с несколько большим нетерпением, чем требует этикет, торопливо развернула радостно ахнула и поднесла к свече, любуясь кольцом на ладони.
Изумруд! Наш любимый камень! воскликнула она, надела кольцо на палец и стала поворачивать так и сяк, наблюдая за игрой света на нем. Как он сумел так угадать?
Кольцо было огромное совсем не для ее тощих, словно птичьи когти, пальцев; и я не сомневалась, что где-то его уже видела. Точно: на мизинце у самого Ренара. Вечно я замечаю то, чего не замечают другие.
А королева краснела и ворковала, словно счастливая невеста.
Взгляните, как он преломляет свет! восклицала она. Скажите, это кольцо самого Филиппа? Он его носил? Что это за гравировка здесь? SR. Что это, Ренар, какой-то тайный язык любви?
Semper regalis, откликнулся он, пожалуй, чересчур поспешно.
«Вечно царствующая»! повторила она.
Semper regalis! хрипло выкрикнула Незабудка; это дало Ренару повод вежливо посмеяться и отпустить какой-то комплимент о том, что, мол, только у нее попугай мог с такой легкостью выучить латынь.
А я не могла понять, как Мария, королева Англии, женщина, получившая образование у лучших в стране учителей, только накануне противостоявшая армии мятежников, не замечает очевидного: буквы SR еще и первые буквы его имени! Simon Renard. Мне всего девять хотя, правду сказать, я умнее большинства своих сверстниц но мне все ясно как день. Никакой это не дар любви от будущего мужа! Это хитрость самого Ренара: взял первую попавшуюся безделушку и выдал за подарок от испанского принца.
Кольцо с изумрудом обман. Такой же, как когда мне говорят: «Ты не столь мала ростом, Мэри, и горб у тебя совсем незаметный, и ты непременно выправишься, когда подрастешь». Обманывают, чтобы я не огорчалась из-за своего уродства но, как по мне, лучше знать правду. Однако королеву, похоже, обман Ренара вполне устраивает. Я не раз замечала: люди верят тому, чему хотят верить.
Император просит передать вам свои поздравления по случаю победы над мятежными еретиками и восхищение вашей твердостью. «Такую королеву, изволил сказать он, не запугать и не победить. Мне не найти лучшей пары для моего сына».
Благодарю вас, выдохнула королева. Сейчас она напоминала маленькую птичку, что надувается и пушит перья, воображая себя орлицей.
Ах да, еще он упомянул о вашем благочестии.
Королева медленно прикрыла и вновь открыла глаза; на губах ее играла легкая улыбка.
Однако деликатно кашлянув, продолжил Ренар.
Что?
Та девица Ее нельзя оставлять в живых.
Но она наша родственница! возразила королева.
Император на этом настаивает. В стране неспокойно, слишком много недовольных реформаты, еретики Он остановился. Слишком велика опасность для вашей короны.
Я думала, что они говорят о сестре королевы, Елизавете ведь мятежники пытались ее посадить на трон.
Но она еще так молода! Радостное возбуждение королевы как рукой сняло; теперь она съежилась, словно от холода, и нервно потирала руки. Терла и терла, будто пыталась смыть с них чернила. Мы с ней провели очень много счастливых дней в Больё!
Помню, как тогда я подумала: ведь дворец в Больё и мне хорошо известен. Мы не раз ездили туда в гости, когда Мария еще не была королевой. Помню, как она всегда приветствовала нас словами: «Мои любимые кузины!» Помню, как Джейн отказывалась преклонять колени перед святыми дарами в тамошней часовне, а взрослые говорили: «Ничего, вырастет поумнеет».
Сейчас уже не то. Мария стала королевой, и все мы должны следить за тем, чтобы выглядеть добрыми католиками это все время повторяет maman.
Ренар! сказала королева странным голосом, резким и дрожащим. Это невозможно! Она поднялась с кресла; Библия и четки со стуком упали на пол. Вы не понимаете! Мы любим эту девушку. Мы никогда не согласимся ее казнить!
Королева ходила взад-вперед, а Ренар следил за ней взглядом. Обо мне они, похоже, совсем забыли.
Казнить ее мужа хорошо, на это мы можем пойти. Все эти Дадли предатели до мозга костей. Но ее она наша кузина и еще совсем ребенок!
Только тут я начала понимать. Осознание пришло постепенно, как тень заволакивает зрение. Они говорят не об Елизавете, а о моей сестре Джейн и ее муже Гилфорде Дадли! Я невольно ахнула. Оба обернулись ко мне; лицо королевы исказилось болью, на лице Ренара что это было? Стыд? Надеюсь, ему хотя бы стало стыдно.
Ее сестра! воскликнула королева свистящим шепотом, указывая на меня. Это же ее сестра! Она рухнула в кресло, закрыла лицо руками. Нет, невозможно!
Ее сестра! Ее сестра! повторила Незабудка.
Ренар опустился перед королевой на колени.
Император начал он. Император расценит это как знак вашей преданности его сыну.
О чем вы говорите? Глаза ее гневно сверкнули. Так это условие?.. Она оборвала себя. Испустила долгий неровный вздох. Принц Филипп или Джейн Грей?
Я хотела закричать, подать какой-то знак, что я здесь и все слышу, но словно окаменела. Не могла ни шевельнуться, ни издать и звука.
Не стал называть это условием, с вкрадчивой мягкостью ответил Ренар. Император он ведь тоже кузен вашего величества желает лишь одного: спокойствия и безопасности в ваших владениях. Я уже упоминал о том, как высоко он ценит ваши достоинства.
Но начала она. И умолкла.
Что же касается принца Филиппа да простится мне такая вольность, мадам, но он ждет этой свадьбы с величайшим нетерпением. Свою невесту вас, дражайшая моя королева, он считает Ренар остановился, словно подыскивая подходящее слово, считает несравненной.
Королева молчала и крутила на пальце кольцо с изумрудом. Огромное кольцо, что на ее птичьей лапке смотрелось злой насмешкой. Я по-прежнему не могла шевельнуться, опустошенная непониманием и ужасом. Джейн наша Джейн моя добрая сестра, в жизни никому не причинившая зла
Королева нагнулась ко мне, схватила под мышки и снова посадила, как куклу, себе на колени. Сжала так, что я начала задыхаться в ее объятиях. Выдохнула мне в ухо какой-то непонятный звук то ли долгий стон, то ли заглушенное рыдание. Золотая парча ее платья царапала мне лицо, в ноздри бил резкий запах померанцевого масла, которое она втирала себе в грудь. В этот миг я отчаянно желала, чтобы меня обняла maman только ее объятия я способна переносить. Но maman здесь не было.
Можете идти, Ренар, сказала королева.
Только когда он ушел, она разжала объятия.
Ох, Мэри, малютка Мэри! Многого требует от нас Господь!
Не глядя на меня, она потянулась за четками, начала их перебирать, шепча молитву. Мне невыносимо хотелось спрыгнуть с ее колен и бежать прочь из этой спальни, из дворца, подальше от королевы.
Можно мне уйти? прошептала я, вклинившись в паузу между молитвами.
Разумеется, милая Мэри, беги играть, вот и все, что она ответила. Ни слова о моей сестре, которую она обрекла на казнь.