Вместе с тем девушка не была одета в жуткие и непонятные подобия фантазийных нарядов. На ней были джинсы, зауженные снизу и придуманные самим дьяволом, наверное, чтобы вызывать негодование в каждом истинно верующем. Белая футболка с эмблемой Грей Джоев и девизом «То, что мертво, умереть не может». И безрукавка, явно сделанная вручную из безразмерного пуховика, словно его взяли у огромного огра, оторвали рукава, а девушка в нем решила выйти в свет.
Нужно было действовать. Илья взглянул на Владимира.
Лысый здоровяк, проследив за взглядом своего товарища, печально покачал головой, словно отец, осуждающий невинные, но неприличные в высшем обществе поступки своего неразумного отпрыска. Ну, любит малыш в носу на людях ковыряться, ну что же, теперь ему руки за спиной связывать?
В конце концов Владимир махнул рукой, отвернулся и продолжил общение с одним из своих знакомых, на которого около часа назад они натолкнулись у барной стойки. То ли Артем, то ли Антон, то ли Артур Располагающий такой, компанейский веселый подвыпивший парень
Тем временем Илья встал, чуть придержался за край стола, так как в голову ударила разница между трезвой сидячей сухопутной крысой и нольсемилитровотуманной погодой, упавшей на плечо молодого юнги.
Где он вычитал эту фразку? Ну да ладно.
Сконцентрировавшись, Илья направился к двуместному маленькому столику в углу, где сидело так заинтересовавшее его создание.
Когда он плюхнулся на стул напротив, ничто не оторвало девушку от наливания очередной порции отвратительнейшего виски в ее граненый стакан, который явно был принесен ею из дома.
Наконец горлышко бутылки, наливающей коричневую отраву, оторвалось от края стакана. Марио на виске девушки словно легонько качнулся, его кулак нежно на полпальца погрузился в нависавший, как в игре, коричневый блок, а грибок, как показалось Илье, моргнул своим глазом-точкой.
А тебе что угодно от конченой дуры? спросила девушка, даже не взглянув на Илью.
Простите? Илья слегка замешкался, не ожидая такого начала знакомства.
Так сказал мудак, который думал, что ему сегодня обломится потрахаться. Девушка вдруг замолкла и сантиметр за сантиметром осмотрела Илью с видом ветеринара, выискивающего в помойной крысе признаки чумы или бешенства.
Илья хотел заглянуть в глаза девушки, но они были надежно скрыты за ниспадающей челкой. Там можно было рассмотреть только холодные редкие вспышки. Ничего более или менее адекватного в таких глазах не было! Это сейчас были пустые буркала бездумной акулы в темных толщах воды, которая хотела только жрать, нарезая круги перед жертвой, и больше ничего. А может быть, это были маленькие глазки хорька, забившегося в свою нору и злобно поблескивающего ими оттуда.
Илья перевел взгляд на бутылку дешевого виски, на граненый стакан, на огромный изогнутый телевизор над барной стойкой, из которого раздавалась известная композиция Dropkick Murphys. Потом он снова взглянул на девушку и увидел значительную перемену.
Что-то случилось. Еще только слегка ощутимое, эфирное, но уже не предвещавшее ничего повседневного, стандартного и скучного. Может быть, Илья что-то сделал, может быть, просто так сложились звезды, но злобное выражение исчезло с лица девушки. Она отбросила волосы со лба небрежным взмахом головы, и на лице ее внезапно вспыхнули новые темно-зеленые глаза с серыми точечными кляксами разводов у зрачков, похожие на невероятные снимки телескопов из космоса.
Сверхновая 1987А, непроизвольно прошептал Илья.
Что? девушка чуть заметно подняла бровь.
Да не, отвечал Илья, пытаясь казаться простым пьяным приставалой. Сравнение глаз девушки с шикарной красивой галактикой было слишком преждевременно и пошло. Ничего! Просто вспомнилось
Галактика? ухмыльнулась девушка. Астроном, что ли?
Да не то чтобы прямо астроном, Илья понял, что его раскрыли (как же стыдно), но когда-то увлекался.
Ладно! слегка улыбнувшись, сказала девушка. Не парься. Как тебя зовут?
Илья, ответил молодой человек.
Василиса, ответила девушка, осушив пол граненого стакана одним залпом, сморщившись и подавив слегка заметный рвотный позыв. Трахаться хочешь?
Акцент был сделан на слове «хочешь».
Что? теперь настала очередь Ильи удивляться.
Ты хочешь меня? Василиса провела рукой по волосам, открывая татуировку на виске. Волосы послушно поплыли, и от них повеяло каким-то детским шампунем.
Так периодически пахло от двоюродной племянницы Ильи.
Что-то в голове щелкнуло. Что-то омертвело, словно ты в эротическом сне пытаешься заняться сексом с какой-то соблазнительной незнакомкой, а она вдруг превращается в отвратительную старуху, или какое-нибудь животное, или еще хуже Но ты же уже весь в процессе, и остановиться ты не можешь.
Боже мой! Нужно было быстро заканчивать эту несуразную встречу и отправляться обратно.
Зря он!
Зря снова не послушал Владимира. Не нужно ему сейчас таких приключений. Сидели бы сейчас вместе с Володькой и этим Артуром или Антоном, слушали бы его веселые байки. Было бы весело и спокойно, но пусто?
Вдруг Марио от движения руки Василисы подпрыгнул, и волосы снова упали на зеленые глаза.
Да ладно, улыбнулась девушка. Не трясись ты так. Просто надоели тупые альфа-самцы, которые считают, что им доступны все девушки. Достаточно только потрясти кошельком или ключами от дорогой тачки. А пьющая в одиночестве телка, так это вообще вариант на сто сорок шесть процентов.
Я не трясусь, хмуро ответил Илья.
Вот и хорошо, сказала Василиса, а потом издевательски улыбнулась: Так ты хочешь меня?
Не ерничай, Илья поднялся из-за стола. Я пойду и принесу выпить. Ты хочешь что-нибудь?
Нет! ответила Василиса. И не буду сильно расстраиваться, если ты не вернешься. Пойму. А то ты прямо побелел весь.
Илья вернулся через несколько минут с бутылкой такого же дешевого виски и стаканчиком для шотов. Василиса, казалось, за все это время даже не шевельнулась.
Назло тебе вернулся, сказал Илья, ставя на стол бутылку и свой стаканчик, который выглядел гадким заморышем в сравнении с чинным и благородным граненым стаканом.
А ты что? Со своим стаканом приходишь? спросил он. Я тут граненого ни разу не видел.
Угу, мрачно кивнула девушка.
Почему? спросил Илья.
Бывают приступы мизофобии, ответила Василиса.
Илья порылся в своей памяти, минуту помолчав, и вспомнил статью в Сети про топ двадцать распространенных фобий.
Микробов боишься? усмехнулся Илья.
Не совсем, девушка сделала глоток виски. Просто как представлю, сколько губ касалось этого стакана, так какое-то омерзение берет. Причем губы эти делали много-много всего гадкого.
Василиса на мгновение задумалась.
А иногда, лицо девушки приняло мечтательное выражение, так и хочется из такого выпить. Особенно из грязного. Прямо чтобы немытого. Прямо словно кто-то заставляет.
Василиса жадно уставилась на маленький стаканчик Ильи.
К этому моменту, как показалось Илье, она была уже в «нужной кондиции». Да и сам Илья был ненамного свежее.
Угощайся, Илья налил в стаканчик желтую крепкую жидкость, которая выдавала себя за виски.
Пока не настолько припекло, сказала Василиса, доливая остатки из своей бутылки в граненый стакан.
Как знаешь, Илья поднял стаканчик и осушил свой маленький и жалкий шот.
На вкус виски был еще хуже, чем говорил о нем его внешний вид и запах.
О чем будем дальше разговаривать? спросила Василиса.
О Марио, неожиданно для себя ответил Илья. Почему у тебя именно Марио?
Девушка внимательно посмотрела на Илью, потом ее зеленые глаза помутнели, словно в памяти всплыли самые печальные моменты жизни, а потом она сделала большой глоток из своего граненого стакана.
Марио он же герой! с горечью произнесла Василиса. Он спасатель принцесс! Он типа рыцаря. Только с каждым уровнем его счастье все откладывается и откладывается. Принцесса постоянно переезжает в новый замок. А он все не может остановиться и послать эту дуру на хрен. А я так хотела, чтобы он ее послал и спас меня.
Это от кого же? спросил Илья.
От самого главного врага, что у тебя есть, сказала Василиса. Знаешь от кого? Рассказать?
Конечно, Илья заинтересованно уставился на девушку.
Ты никогда не чувствовал, как будто кто-то заставляет тебя начала Василиса, но тут же замолкла.
Заставляет что? спросил Илья.
Не важно, сказала Василиса, тут же взяла руку Ильи и, положив себе на колено, стала медленно продвигать ее вверх по бедру.
Вокруг все были заняты своим делом. Кто-то пил, кто-то расплачивался, кто-то целовался, флиртовал, договаривался о «ко мне к тебе», о звонках, о сообщениях, о чем угодно, но Илья чувствовал лишь свою руку, которую Василиса медленно двигала по своему бедру все выше и выше.
Пойдем со мной! вдруг сказала девушка, поднявшись и потянув Илью за рукав. А потом я тебе все расскажу. Договорились?
Илья кивнул.
Через несколько минут он уже непослушными пальцами торопливо расстегивал пуговицы на джинсах Василисы в кабинке мужского туалета, а она с задранной до подбородка футболкой, обнажающей грудь, ловко помогала ему в этом занятии.
Глава II
Серое зябкое утро. Уличные фонари все еще пытаются заглянуть за плотную завесу оконных штор, разбрызгивая по стенам комнаты желтые осколки своих слез. Из чуть приоткрытого окна тянет прохладой и пахнет сыростью, а от подоконника идет легкая волна тепла, поднимаемая включенным электрическим обогревателем, поставленным у холодной домашней батареи.
Обогреватель не спасает. А под тяжелым одеялом тепло и уютно.
Мягкая и приятная простынь, такой же приятный на ощупь пододеяльник. Теплая и мягкая подушка. Все хорошо. А вокруг тишина, изредка нарушаемая звуками просыпающегося города отдаленным шумом проезжающего автомобиля или редким карканьем ворон на ближайшей от дома помойке. Идиллия.
Вдруг рядом на прикроватном столике, словно вампир, очухавшийся в заколоченном местными селянами гробу, в плотном прямоугольном кожаном чехле засветился и забился самый последний топовый смартфон.
В комнате зазвучал Pianoбой.
Будильник на телефоне продолжал наигрывать песню Pianoбой, но будить ему было абсолютно некого.
Эдуард, наверно, уже минут двадцать как лежал на спине с открытыми глазами, уставившись в темный потолок, по которому были разбрызганы желтые слезы фонарного света.
Они были как те самые солнечные зайчики, отбрасываемые осколками битого стекла там на заброшенной стройке, в котловане. Казалось бы, столько времени прошло
Эдуард до мельчайших подробностей помнил большой котлован, который был вырыт на пустыре не так далеко от их шестнадцатиэтажного дома в застраивающемся новом районе города.
Они с братом любили часто играть в этом заброшенном котловане, прыгая по недостроенным стенам первого этажа, среди гнутой арматуры, осыпавшегося кирпича и битого стекла. Ах уж эта неестественная детская тяга к приключениям и опасным местам! А сейчас
Эдуард сел на кровати и выключил будильник, напевавший Pianoбой.
Даже в выходные дни он с какой-то маниакальной упорностью вставал рано, принимал холодный душ и отправлялся на пробежку. Вот уже двадцать лет. Без отговорок. Каждый день. Сразу после того, как его выписали из больницы.
А Дима
Эх, Дима, Дима
Эдуард встал с кровати и, не включая света, направился в ванную комнату по темному коридору. Свет раннего утра еще не попадал в коридор, и упавшая на Эдуарда облепляющая густая тьма была плотной, словно кисель. Так же, как и там, в больнице, когда солнце скрывалось за небольшим старым деревянным двухэтажным бараком, что стоял в окне напротив его палаты.
И барак вырастал. Темный и давящий, казалось, на само сердце, он пустыми окнами-глазницами серого корпуса-черепа смотрел на Эдуарда, а над ним, словно кровь по бетону, растекался закат.
А потом еще через несколько часов серых тягучих сумерек приходила бесконечная тьма. Она обвивала не только тело пациента, но и все предметы в палате. Она обволакивала само сознание, не позволяя пробиться ни единой мысли. Только черное спасительное ничто. Только какая-то огромная пустота.
Эдуард включил свет в ванной и повернул ручку смесителя. Зажурчав, прыснула ледяная вода.
Около года Эдуард провел в «специальном учреждении», куда он попал вместе со своим братом, который был лишь на год старше его. Причем Эдуарда выписали через год, а Дима оставался там еще полтора года. Видимо, потому, что он был старше, и его впечатление об увиденном на стройке тронуло одиннадцатилетнего мальчика намного сильнее.
Они всегда были вместе Эдуард и Дима. Их небольшая разница в возрасте делала их практически братьями-близнецами, так что даже отличить их было трудно.
Трудно, но возможно.
Эдуард обладал более утонченными чертами, видимо оправдывая свое имя, выбранное ему бабушкой, которая была преподавателем русской литературы в университете. А Дмитрий был слегка по-медвежьи угловат, так как его имя дал ему его отец.
Папа был тогда молодой и перспективный офицер войск противовоздушной обороны. А мама Мама против данных имен не возражала, так как очень любила их отца и их бабушку. Это были единственные ее родные и близкие.
Любила! Очень любила! Любила, пока ее не зарезал в темной подворотне какой-то ублюдок за кошелек, в котором денег-то было максимум на бутылку водки.
После этого за воспитание детей взялся отец. В трудные времена! Со всей строгостью! По-армейски! С наказанием за залеты и с обязательной физической муштрой и физподготовкой. Чтобы никто и никогда-никогда на этом свете! Никакой ублюдок! Не смог бы так просто! Забрать у него еще и сыновей!!!
Отец ненавидел и презирал слабость и пытался привить это своим детям.
Во дворе шестнадцатиэтажного дома в новом районе было много других ребят, но Эдуард и Дима по понятным обстоятельствам в основном предпочитали общество друг друга. Они изредка включали в свою компанию посторонних, среди которых был их сверстник десятилетний Данила со второго этажа. Он был крепким жилистым мальчиком с голубыми, как небо, глазами. Потом Владик невысокий полный мальчик из соседнего подъезда. Еще Бохар кучерявый темный парень, которого взрослые за глаза почему-то называли странным словом «чурка». Была даже и девочка Юля.
Хотя Юля и была на пару лет старше, но так же вместе с ребятами любила погонять мяч или попрыгать по недостроенным стенам запретной заброшенной стройки. Однако по ней всегда было видно, что она считает себя старше, а значит, умнее, опытнее и во всем остальном лучше, чем остальные ребята в этой компании.
Эдуард встал под холодные обжигающие струи воды, но ему было жарко. Он, как обычно, крепко зажмурился, но, как бы крепко Эдуард ни закрывал глаза, он не смог бы вытравить из памяти ту ужасную картину, которая кислотным ожогом будет чернеть на розовых извилинах вскрытого мозга. И закрытые глаза тут абсолютно не помогут.
Нет!
Сейчас увиденное в котловане уже не вызывало таких чувств, такой остроты, такого накала еще неизвестных детям эмоций, но забыть все это Эдуард не сможет никогда.
Не сможет и Дима.
Однако, судя по времени, проведенному в «психушке», Дмитрию не удалось подавить все это в той степени, в которой это удалось Эдуарду.
Дима, Дима Ты переживаешь это намного сильнее.
И вот под закрытыми веками, под струями ледяной воды, из темного, спрятанного в подсознании уголка стали старым затертым черно-белым фильмом тарахтеть кадры.