Шепелевский обвел нас тусклым взглядом и заплетающимся языком проговорил:
Эй, п-парень Там, в ш-шкафу, он махнул рукой куда-то в сторону, н-настойка Н-неси
Я подошел к шкафу и достал бутылку. Там же оказались и стаканы, столь запыленные и засаленные, что я начал озираться по сторонам в поисках салфетки.
Так ч-что же ты х-хотел у меня узнать, хозяйский племянничек? развалившись на своем диванчике, ухмыльнулся Шепелевский.
Я поставил бутылку на стол. Красно-коричневый оттенок настойки и взвесь на дне не внушали мне доверия.
Вы ведь служили управляющим у Петра Устиновича? начал я.
Ну, был П-прослужил лет сто у него выдохнул приказчик. Савельев полагался на меня Да, полагался! Все сделки со мной! Со мной, слышите?.. Я же все учую, все подвохи увижу П-правой рукой его был он поднес к своему лицу правую ладонь, потом вдруг плюнул в нее, вытер ее об себя и потянулся за бутылкой.
Данилевский схватил посудину за горлышко и придвинул ее к себе.
Шепелевский поднял голову и удивленно посмотрел на студента.
А правду говорят, будто вашего хозяина отравили? вдруг спросил Данилевский.
Приказчик вздрогнул. Его пьяные глаза загорелись недобрым огнем. Он стукнул кулаком по столу, смахнув нетвердой рукой со скатерти ореховую скорлупу:
Савельева, что ль? Да к-кто ж их разберет? Вон у князя спроси, у его сиятельства, у Кобрина! П-понял, да? Не по Сеньке ш-шапка такие вопросы задавать
Я вытер стаканы собственным носовым платком и поставил их на стол. С видимым неудовольствием Данилевский разлил из бутылки сомнительную жидкость.
Мы сели и молча чокнулись.
Шепелевский, мгновенно опорожнив свой стакан, хлопнул им об стол.
Вы, ребятки, с-совсем не те вопросы задаете Вот спросили бы вы меня, что вам д-делать, а я бы вас уму-разуму н-научил А наука простая, любезные, простая, да: не связываться с Кобриными и он замотал головой, будто стараясь стряхнуть с себя хмель. И со мной н-не связываться!
Вы подписали завещание Савельева? отставив нетронутый стакан, спросил я.
Шепелевский нехотя кивнул:
Под Подписал Все его завещания подписывал, все приказчик снова плеснул в свой стакан настойки и снова залпом опустошил его, и в последний раз тоже
Он снова мотнул головой туда-сюда, кажется, в поисках закуски, но, не обнаружив вокруг ничего подходящего, поднес к носу рукав и замер, будто был готов упасть на стол и уснуть. Довольно долго он не шевелился, а потом моргнул, встрепенулся и буркнул:
Закурить есть?
Данилевский достал из кармана жестяной портсигар.
К потолку комнаты тонкой едкой струйкой потянулся дым.
Огибалов, с-сволочь, приехал Мол, при смерти х хозяин, а я еще от Пасхи тогда не отошел, так гулял Шепелевский с трудом копался в своей замутненной спиртным памяти. Отвез м-меня, сказал, что надо, дескать, подписать Я не читал, сразу подписал А потом эти с-сволочи, князья, старший и м-младший, конверт мне всучили, то-о-олстый такой, приказчик сипло зашептал, вот, мол, подношение вам в благодарность за услугу А если что, то при свидетелях берешь! Это при Огибалове-то, п-паскуде этой! А что подписал, того я и не читал! Нет, не ч-читал
Вы подписали документ, который оставляет семью Савельева ни с чем, сказал Данилевский.
Приказчик грохнул кулаком по столу:
Ты, щ-щенок, думаешь, что я того не знаю?.. Газетные щелкоперы всю п-плешь уже проели, ан нет: и вы, благодетели, т-туда же! А как же? Что, я против Кобриных пойду? Да накось выкусите, он по очереди показал нам грязный кукиш. Петра Устиновича не воскресишь, а из-за м-миллионов его я ш-шутить с огнем не намерен
Мы с Данилевским переглянулись.
Зато, Арефий Платонович, можно попробовать отстоять справедливость в суде! Снять, так сказать, грех с души вкрадчиво начал Данилевский.
У приказчика на лбу вздулись вены. Он кивнул головой, потом приложил палец к губам, затем нетвердой рукой поманил моего приятеля, будто намеревался шепнуть ему на ухо какой-то секрет, а потом вдруг сжал кулак и с размахом ткнул им Данилевского в лицо.
Студент ахнул и вскочил на ноги, зажимая ладонью разбитый нос.
Грех?! взревел Шепелевский, перевалившись через стол. Да кто ты такой, чтобы меня попрекать?! Грех! Да я! Да без меня!.. он с налитыми кровью глазами попытался еще раз достать кулаком Данилевского, но тот сумел увернуться.
Я бросился на приказчика и, схватив его за плечи, прижал всем своим весом к столу. Тот, безуспешно пытаясь высвободиться, копошился подо мной, будто огромный неповоротливый краб.
С-сволочи, прошипел он снизу. Все вы сволочи!.. Что, думаете, только я лже лжесвидетельствовал?.. У нас все так! Везде так! Моя мзда ничем от чужой не отличается! Каждый свою взятку берет, каждый
Ты это в суде расскажешь, как ты собственного покровителя предавал и продавал, я сгреб Шепелевского за шиворот и заставил его сесть на пол.
Пора ретироваться, кивнул в сторону двери Данилевский.
Мы вышли из комнаты, и, пока спускались по лестнице, в спину нам летела хриплая пьяная ругань:
И Савельев ваш был гад! Ирод, д-душу отвести не давал!.. После всякого праздника в речку в одном исподнем м-макал А теперь ш-шабаш! Кончилось все Кончилось, слышите?..
На улице Данилевский вынул платок и, запрокинув голову, прижал его к окровавленному носу.
Вот же скотина! он поморщился от боли. А удар-то был неплох, клянусь весами
Как-то непохоже, с усмешкой перебил его я, чтобы он горел желанием дать показания в нашу пользу.
Ты неправ, ответил Данилевский, ощупывая свой уже изрядно опухший нос. Шепелевский интереснейший субъект! Подумай: если его вызовут в суд, то достаточно будет пары минут, чтобы он рассказал там все то, что поведал нам. А если его подержат в камере пару дней без капли спиртного, то показания его, поди, будут еще подробнее и правдивее, верно? Нет, это не тот тип людей! Он не станет запираться и юлить, выгораживая кого-то другого. Скотина
Мы прошли немного и сели на грубо струганную лавочку, вкопанную в землю в тени ветвистого вяза.
Вернусь к Савельевым и тотчас подготовлю жалобу, решил я.
Ты же хотел дождаться приезда матери, разве нет? ответил Данилевский.
Нет, это я Аглае так сказал, для отвода глаз. Я хочу сам выступить против князя! Не за юбки же дамские мне прятаться!
Погоди! Я бы еще, с твоего согласия, со своим дядюшкой посоветовался. Он у меня тоже в таких делах кое-что смыслит. Но он будет дома через три дня. А я бы пока в своей альма-матер хвосты по римскому праву подчистил
Я пожал плечами:
Хорошо. Как же еще сдавать римское право, если не с разбитым носом!..
Вечером я и вправду намеревался написать обстоятельное письмо матери. Однако к нам в гости пришла Липа, и я отбросил прочь любые дела.
Если бы кто-нибудь спросил меня, о чем же в тот вечер говорили за столом в доме Савельевых, я не вспомнил бы ни слова. Горчичное платье Липы, серебряная брошка в виде стрекозы на ее груди, изящный локон, упавший на тонкое девичье плечо, вот все, что в тот момент занимало меня.
Время в ставшей теперь тесной и душной столовой, казалось, ползло медленно и бесполезно, словно готовясь окончательно остановиться. Я едва дождался минуты, когда застолье подошло у концу: какое-то странное ноющее чувство торопило меня, съедая и сжигая изнутри.
Поскольку уже темнело, я предложил Липе сопроводить ее до дома. Она наградила меня своим неподражаемым смущенно-озорным взглядом и улыбнулась. Мы выпорхнули на свободу в прохладные объятья сада, почти неслышно проскользнули по дорожке и поспешили исчезнуть за тяжелыми воротами усадьбы.
Сумерки сгущались, притупляя цвета, но будто бы высвобождая все те запахи, на которые мы обычно не обращаем внимание в полуденный зной. Яблочные сады за высокими заборами и жасминовые кусты в палисадниках источали благоухание, которое вечерний ветер разносил по округе, смешивая его с ароматами домашней стряпни, трактирных горячих закусок и дыма печей где-то топившихся бань. В остывавшем воздухе слышались обрывки голосов, звон посуды, лай собак, трели вечерних соловьев и стрекот сверчков. Мы шли по тихому пустому переулку, но все вокруг дышало жизнью. Догорая вечерней зарей, уходил в прошлое сегодняшний день с его тревогами и заботами, с убогим ломбардом Хаймовича, полным всякой рухляди, с мутной тошнотворной настойкой Шепелевского, со зловонием набережной у кожевенного завода. Пусть же этот вечер будет мне наградой!..
Мы с Липой говорили и говорили обо всем на свете, о сотне ничего не значивших пустяков. Пару раз, правда, мне показалось, будто девушка хотела меня о чем-то спросить, но она внезапно останавливалась на полуслове. Как жаль, что сегодня тепло и ясно, и приходится просто идти по пыльной дороге, неумолимо приближаясь к конечной цели нашей прогулки, где нам неизбежно придется расстаться! Дорого бы я дал за то, чтобы небо заволокло тучами, как и в тот волшебный вечер
Я нынче утром заходила к Аглае, но не застала вас. Пришлось быстро выдумывать предлог, дабы уйти и вернуться позже, сказала Липа и, чуть помолчав, добавила, мне кажется, Надежда Кирилловна что-то подозревает.
Ее лоб пересекла тонкая морщинка, но даже удрученность была ей к лицу. Я едва не рассмеялся, но сумел сдержаться: ведь тогда она разозлится или, тем паче, обидится и будет для меня еще милее и желаннее
Это неважно, ответил я. Сегодня мы с Данилевским обошли свидетелей, подписавших завещание, и сумели кое-что выяснить. Ничего ошеломляющего, но персонажи очень любопытные. Один, владелец ломбарда, умер сразу после смерти дядюшки. Странное совпадение, вы не находите? Мы смогли поговорить только с его сыном, но, тем не менее, многое проясняется. Другой свидетель, бывший приказчик, тоже явно что-то знает! Если за дело возьмутся хорошие адвокаты, то получится очень занимательный судебный процесс. Непременно завтра составлю и подам жалобу, я был полон решимости, и, думаю, уже к празднику Покрова все будет кончено. Наши доказательства неоспоримы! Полагаю, во избежание шумихи мне стоит перебраться обратно в гостиницу Прилепского
Как у вас все гладко, Миша, вздохнула Липа, вы так грезите своим успешным будущим
Мои планы не останавливаются на получении наследства, мой рассказ вдруг вселил в меня уверенность и придал смелости. Пароходство это ведь не просто дело, доход и благосостояние!
Липа замедлила шаг.
Я остановился и, взяв ее за руку, мягко повернул к себе.
А что же еще? девушка подняла на меня глаза.
Это возможность я решился пойти ва-банк. Олимпиада Андреевна, отсрочьте, разорвите помолвку! Ведь вы же не будете с ним счастливы! Не ради же насмешки вы позвали меня в ту часовню!
Липа продолжала смотреть на меня. Она придвинулась ближе, и ее пальцы в ажурной перчатке дотронулись до моей щеки. Так обычно гладят расшалившегося ребенка, стараясь успокоить его
Вы почти правы, Михаил Иванович, не просто так
Тогда к нашим общим тайнам давайте прибавим еще одну. Я Я люблю вас!
Пальцы Липы коснулись моих губ.
Миша, прошу вас, остановитесь! ответила девушка. Даже если я захочу отказаться от помолвки, отец никогда не даст мне этого сделать. Хотя и очень жаль: я всегда была уверена, что сама смогу лучше выбрать свою судьбу и, кажется, не ошиблась
Ну, тогда попросите повременить с объявлением о свадьбе! Как только я докажу в суде свое право на наследство, мне будет с чем прийти на разговор к вашему отцу!
Тогда вам, Михаил Иванович, стоит поторопиться! После суда нам предстоит не менее трудное испытание в глазах Липы засияли радость и надежда.
Мне вдруг представилось, как ей и до того грезились уют зимних вечеров, шумные встречи с гостями, веселые песни под цыганскую гитару на палубе парохода, чайные застолья в саду, ажурные зонтики, красивые платья и шляпки, и все то прочее, что окружает счастливую супругу в благополучном семействе.
Я всею душой готов был разделить все эти чаяния.
Губы Липы были так близки, что я ощутил ее нежное дыхание и с трудом удержался от того, чтобы не поцеловать ее прямо там, посреди пыльной мостовой, на глазах у припозднившихся прохожих, привлекая их неуместное праздное внимание
Мы продолжили наш путь. Переулки сменяли друг друга, будто умышленно запутывая нас и предельно удлиняя нашу дорогу. Я явственно чувствовал, как в моей руке пылает обтянутая тонкой перчаткой рука Липы.
Мы были счастливы.
В этот миг Вселенная вращалась только вокруг нас
Когда Липа упорхнула за ворота своего дома, я еще долго стоял у витой ограды и смотрел девушке вслед.
Мне не хотелось уходить.
Я вглядывался в темные окна дома, жадно вдыхая стынущий свежий летний воздух. Где-то за сдвинутыми портьерами блуждали отблески пламени, но тут же исчезали. Только в саду в надвигавшейся на усадьбу темноте будто светились на кустах маленькие янтарные цветы.
В одном из окон второго этажа вдруг вспыхнула лампа.
Я вздрогнул. Теперь я почему-то был уверен, что знаю, где находится комната Липы. Мне показалось, что в проеме окна на мгновение мелькнул девичий силуэт с распущенными локонами.
Окно распахнулось.
Неужели она тоже всматривается в темноту, любуется этим садом и этими цветами? Как много я сказал бы ей, если бы она оказалась сейчас рядом со мной!..
Почему я должен отказываться от нее? К чему эта несуразная помолвка? Что она даст ей? Все это совершено неправильно! Если подложность завещания будет доказана, моего пароходства будет вполне достаточно, чтобы я смог составить Олимпиаде Андреевне достойную партию. Но разве это самое главное? Возможно, это важно для ее семейства, для фамилии. А для самой Липы? Разве так нужен ей этот жених, если именно меня она выбрала для того вечера в часовне, для наших прогулок? Нет, не может быть! Я совершенно уверен: это был ее призыв, ее стон, ее мольба
Итак, нужно действовать без промедления! Нет у меня тех дней, о которых просил Данилевский, нет! Жалобу в Управу благочиния надо подавать завтра же, чтобы дело было рассмотрено безотлагательно, пока еще никто не забыл о смерти поверенного, о смерти владельца ломбарда, да и о смерти самого купца Савельева. Сейчас же я вернусь и напишу сначала письмо матери, а затем и ту самую бумагу, которая поможет мне сокрушить Кобриных! Я смогу добиться справедливости, и мне не будет отказа ни в одном купеческом доме Москвы!
Уходя, я заметил у придорожной канавы желтые купавки. Они тоже, подобно кустам в саду, светились в сумерках призрачным светом. Я сорвал их, переплел стебли и листья между собой и, не задумываясь о том, как наутро это будет расценено в доме, вставил свой букет в тяжелое кольцо, которое держала в своей оскаленной пасти привинченная к калитке медная львиная морда.
Глава X
Прошло два дня, как я подал прошение в Управу благочиния. Сухощавый и сгорбленный секретарь в черном поношенном мундире спрятал тогда бумагу в свою потертую кожаную папку и пробубнил мне, что жалоба обычно рассматривается по меньшей мере месяц. В ответ на это я лишь усмехнулся: столь важное заявление наверняка рассмотрят безотлагательно.
Что ж, дело было сделано, и все же с тех пор я не находил себе места. Пусть Данилевский и предупреждал, что ему будет в эти дни не до меня, я решил навестить его. Мне не терпелось все ему рассказать. Придется признаться, что я, так и не дождавшись совета более сведущего человека, подал жалобу, но, в конце-то концов, это все же мое семейное дело!..
Очередной летний прохладный вечер оживил Замоскворечье. По пути мне приходилось то и дело расходиться с громкоголосыми разносчиками, спешившими продать остаток своего товара, с малоприметными чинами в серых мундирах, закончившими свою службу и запиравшими свои конторы на ключ, обгонять шумные веселые компании студентов и чинно прогуливавшиеся вдоль бульваров парочки, укрывшиеся под кружевными зонтиками.
Мимо меня по мостовой прогрохотал большой черный рыдван, заглушив на мгновение голоса зазывал и распугав в разные стороны уличных собак: похоже, с таким огромным скрежещущим чудищем никому из местных псов сталкиваться не приходилось, а продолжать знакомство никому из четвероногих оборванцев не захотелось.