Стой! пресёк вставшего гостя враз посерьёзневший хозяин дома. Чего ты сразу бычишься? Шуток не понимаешь? Взрослый, а ещё дурень.
Шутки твои порой через край, буркнул Матфей.
Ну, извини, не хотел задеть. Ты ведь такой аленький цветочек, стоит о Юнке хоть слово сказать, шутливо заметил Виктор, но тут же поспешно добавил, заметив, как недобро нахмурился Матфей. Ладно-ладно, молчу. Ты жрать хочешь? Я после работы умираю, как хочу. Только и успел собак да кота накормить.
Если юмор у Виктора был неуклюжим и порой несколько бестактным, то гостеприимство с лихвой покрывало этот незначительный недостаток. Разделив с другом неприхотливый ужин из отварного картофеля с пряной сельдью и овощным салатом, и с неохотой распрощавшись с ним, Виктор взял обещание с Матфея заглянуть к нему если не на следующий день, то в самое ближайшее время.
Собаки по-прежнему лежали бочками друг к другу на том месте, где их оставили друзья. Но когда Матфей проходил мимо, обе задрали остроносые как у лисиц, мордочки и сопроводили гостя внимательным взглядом до самых ворот, словно удостоверяясь, что теперь всё на своих местах, а пришлый человек там, где ему и положено быть.
Солнце уже пересекло западную черту горизонта и тянуло за собой, словно павлин веерный хвост, малиново-медовый шлейф заката. Ветер набрался смелости и задиристо трепал непокрытые головы прохожих, мгновенно переключаясь с людей на деревья, силясь сорвать с крепких и жадных ветвей остатки осенней роскоши.
Матфей медленным шагом приблизился к родной калитке и уже собирался переступить её порог, предвкушая сладкое блаженство отдыха на кровати, а чуть позднее вкусный чай в компании матери. Юстин последние дни возвращался поздно с работы, поэтому Матфей считал своим долгом до прихода отца скрасить мамино ожидание беседой за чашкой чая.
Что-то было не так. В голове застучали молоточки беспокойства, а кожа мгновенно покрылась мурашками. Матфей вздрогнул от мощной волны адреналина пронёсшейся по его телу. Позади кто-то наблюдал за ним, юноша это чувствовал также ясно, как если бы мог видеть. Кто-то, на кого до жути не хотелось смотреть и от кого отчаянно желалось бежать без оглядки.
Он обернулся. На пустом клочке Пихтовой улицы, окрашенном в золотисто-малиновый, недвижно стоял мальчик. Тот самый, что неделю назад оставил Матфею неприятный осадок впечатления. Он вновь был одет не по погоде легко, снова пялился тёмными пустыми глазницами, широко раскрыв беззубый рот, то ли беззвучно крича, то ли вдыхая воздух меж синевой растянутых губ.
Эй, пацан! Ты кто такой? боязливо выкрикнул Матфей.
Мальчуган не ответил, продолжая стоять как истукан, не моргая и не шевелясь, отчего молодому человеку стало вконец неуютно.
Ты чего на меня так вылупился? ещё громче рявкнул Матфей, надеясь вспугнуть зловещего вида детскую фигурку. Тебе чего надо?
Отчего-то вдруг воздух заколыхался и сделался тяжёлым и ледяным, зловещий образ упрямо продолжал стоять недвижно, но на мгновение Матфею показалось, будто ветер, до поры ровно дувший в одном направлении, внезапно закрутился в узкий полупрозрачный водоворот и толстым канатом прошёл от груди Матфея к разверзнутой глотке уродливого мальца. Земля закачалась под ногами, словно не твердь была внизу, а болотная жижа. Матфей испугался, что утонет сейчас, погрузится в темноту сначала по щиколотки, потом по колени и так до самой шеи, а после захлебнётся в этой жидкой земле.
Где-то над головой пронзительно вскрикнула птица и в спешке оставила гибкую ветвь берёзы, будто спасаясь от неведомого зла, заставившего землю ходить ходуном. Шелест покинутой берёзы и надсадная трескотня улепётывавшей птахи, вывели из минутного оцепенения юношу. Не соображая, что делает, Матфей рванул вниз по Пихтовой улице, горя единственным желанием: оторваться, отцепиться от чудовищного видения.
Дома́ с деревянными и кирпичными фасадами, расчерченные аккуратными, выбеленными квадратами окон и прямоугольниками дверей, пролетали мимо одной сплошной блёклой массой в стремительно наступавших сумерках. Пару раз Матфей оглянулся никого позади не было. Даже прохожие ещё не столь редкие в этот час перестали попадаться на пути, будто их за раз вычеркнули из анналов города. Пихтовая улица, Вишнёвый переулок, Айвовый тупик зияли безлюдной пустотой. Матфей выбежал в Шелковичный проулок и, сбавив шаг, поплёлся шумно отдуваясь. Тело сильно взмокло под курткой, и пот противными тёплыми струйками стекал по вискам, скапливаясь под подбородком.
Решив, что оторвался, хотя уже не совсем понимая от чего именно, Матфей брёл по щербатому асфальту, решив вернуться обратно в Айвовый тупик и с него вырулить на Каштановый бульвар. Получался приличный крюк, но, в конечном счёте, Каштановый бульвар перехлёстывался с Пихтовой улицей узкой лентой грунтовки, именуемой Берёзовой Тропкой. Тупик представлял собой курью лапку: от высокой гранитной стены исходной точки, построенной и оставленной потомкам с неясной целью неизвестным предком, тянулись четырьмя лучами два длинных переулка, один бульвар и коротышка-проулок. Тополиный и Вишнёвый переулки, Каштановый бульвар и Шелковичный проулок. Забавным фактом было то, что Айвовый тупик, кроме сорной мелкой растительности, не имел ни единого деревца, а в его теневой глуши не желали селиться даже самые неприхотливые кустарники. Оставалось гадать, почему он носил имя одного из ароматных представителей фруктовых деревьев.
В Айвовом тупике стоя в центре, Матфея ждал мальчик. Как только их взгляды сошлись, страх накрыл Матфея с головы до ног, как тяжеленный тулуп, обездвижив и лишив дара речи. Твердь под ногами вновь ожила и заволновалась, а призрачный воздушный канат, уплотнился и приобрёл мутный серый оттенок, беря широкое начало из груди юноши и оканчиваясь узким концом в бездонной глотке маленького чудовища.
Страх возрастал, а силы Матфея таяли. Канат закручивался и сгущался сильнее, утратив всякую прозрачность. Воздух наполнился запахом пыли и противным сладковатым душком тлена. Голова юноши закружилась, а свет начал меркнуть в глазах. Ещё немного и он упал бы на землю бездыханным.
Мяу-с-с-с, раздалось у него за спиной. Тихое и робкое.
Это было похоже на чудо. Грязный поток лопнул, и связь меж жертвой и мучителем тут же разорвалась. Выставив руки перед собой и сильно покачиваясь, словно пьяный, Матфей сделал пару шагов и, споткнувшись, упал. Не чувствуя себя в безопасности, он поднял голову, кружившуюся, будто после жестокой пьянки и отяжелевшую настолько, что шея дрожала под грузной ношей. Взгляд был устремлён туда, где ещё возвышался маленький монстр.
Как же изменился его вид! Кожа конечностей и лица почернела, будто по нему прошлось адское пламя, гримаса яростной злобы перекосила и вконец уничтожила остатки человеческого облика псевдоребёнка. Теперь Матфей отчётливо видел перед собой существо, более напоминавшее беса из сказочных описаний, нежели невинного отрока.
Мяу-с-с-с, повторилось ближе.
Между Матфеем и страшилищем, издававшим злобное шипение, похожее на шуршание сухих листьев, стояла, выгибаясь и ощетинившись, маленькая чёрная кошка.
Мяу-с-с-с! Третий раз вышел угрожающим.
Монстр издал свистящее шипение, в котором лютая злоба соединилась с разочарованием и досадой. Неожиданно встав на четвереньки, существо проворно развернулось и, нырнув в набухавшую темноту Шелковичного проулка, скрылось.
Матфей глотнул воздуха и на секунду потерял сознание. В чувство юношу привёла тёплая шершавость кошачьего языка, ходившего по его щеке с тихим урчанием. Как только Матфей раскрыл глаза, и ясность вновь наполнила их, чёрная спасительница отошла в сторону и села поблизости.
Он приподнялся и сел, приложив одну руку к голове, а другую к груди. Тело отдавало слабостью и немощным бессилием, голова гудела и болела так, будто он погулял на славу. Кошка, тут же утратив интерес к очухавшемуся парню, занялась чисткой передних лапок тонким розовым язычком. Воздух постепенно наполнялся свежестью, утрачивая запах мертвечины.
Что это за гадость была? произнёс вслух Матфей и ухватился за голову двумя руками. Моя голова!
Обычный прилипала, ответил тонкий женский голосок.
Матфей оглянулся по сторонам, кроме него и кошки в Айвовом Тупике никого не было. Он ошарашено уставился на зверька, и тут до него с опозданием дошло, что его спасительница одна из рода прислужников.
Спасибо, неуверенно ответил он.
Да, пожалуйста, отозвалась кошка, приподняв крохотную чёрную лапку для большего удобства наведения лоска на ней язычком. Этих несносных прилипал развелось в последнее время пропасть! Только и успевай обходить их. А они, между прочим, ещё и воняют до невозможности.
Вот как! И чем же они воняют? растеряно спросил Матфей.
Пылью, плесенью и смертью, красавчик, пояснила кошечка и наконец, оторвавшись от важного занятия, устремила на человека глазки, круглые и тёмно-зелёные.
Только теперь Матфей заметил на кошачьей мордочке белый полумесяц, вертикалью пересекающий левый глаз зверя. Эта отметина была единственным светлым пятном на тёмной кошачьей шкурке, даже длинные тончайшие струны-усы сливались с природной угольной маскировкой Матфеевой спасительницы.
А кто такие эти прилипалы?
Паразиты. Только и последовал ответ.
А где твой э хозяин? Союзник?
Матфей не знал, как правильнее и корректнее дать название господину прислужника, ведь сам себя он таковым не ощущал и считал любое определение данного статуса ханжеским и тиранским.
Что-то резко поменялось во взгляде кошачьих глаз, они увлажнились и потемнели ещё сильнее, приобретя тёмно-болотный оттенок.
Нет у меня больше союзника, ответила кошка, её тонкий голосок всхлипнул. Убили его. Теперь я больше не прислужник.
Убили?! Кто?
Вурдалаки.
Но почему?
Откуда мне знать? Кошка опустила голову и задрожала. Она заплакала! На сухую серость асфальта упали крохотные слёзки. Это было невероятно, но это происходило взаправду. Я не спасла своего господина, и теперь я обесчещена. Мяу-с-с-с.
Но ты же можешь себе другого найти союзника и заключить с ним договор. Разве нет?
Никто в здравом уме не пожелает заключить договор с прислужником, хозяин которого мёртв, жалобно промяукал кошачий голосок. Это как клеймо, на всю жизнь.
Но ты бы попробовала.
Я не посмею, со вздохом произнесла кошка и вдруг глаза её прояснились, засверкав изумрудами, а слёзы просохли. Ты! Ты меня понимаешь! Ты меня понимаешь?!
Ну да, ответил Матфей, не особенно обрадованный догадкой зверька.
Но это значит это значит что тыты. кошка захлебнулась от возбуждения. Она подпрыгнула и отошла от того места, где только что преспокойно сидела, на несколько шагов. Шёрстка вздыбилась на её тельце, точно зверька обдал разряд тока.
Всеслух. Вот кто он, озвучил за неё другой, писклявый голос, который напомнил Матфею забаву с воздушными шариками, заправленными гелием. Вдыхаешь из шарика гелий, говоришь что угодно, а голос, такой умилительный и смешной, будто гном бормочет.
Из угловой тени дома вынырнула ящерица чёрно-жёлтой окраски с круглой массивной головой. Острый длинный хвост завернулся в кольцо, когда ящерка поравнялась с кошкой и застыла подле неё. Матфею со своего места показалось, что оба животных равны в длине, но когда кошка шевельнулась, разница сразу стала заметна земноводное намного уступало млекопитающему.
Но всеслухов не существует, разве не так? Разве это не сказки? Не миф? залепетала, приободрённая поддержкой спутника, кошка.
Не все сказки сказки, пискнул ящер, да так забавно, что Матфей с трудом сдержал смех. Я слышал о всеслухах. Это такая редкость, что они стали легендами. Поговаривают, что Астрогор сам из этих всеслухов. Ложки-поварёшки, ехиднины сапожки.
Да ну! воскликнула кошка.
И что вы станете делать? юноша вклинился в диалог животных, будто напрочь позабывших о его существовании в нескольких шагах от них.
В смысле? переспросила ящерица.
Ну, вы же можете пойти к вурдалакам или каким-то праведникам и сдать меня. Это типа сулит хорошие бонусы.
А зачем это нам? удивилась кошка.
Ну, у тебя же нет хозяина, сказал Матфей. А так возникает возможность восстановиться в правах прислужника. Разве не так?
Котелок у тебя варит, конечно, юноша, язвительно и высокомерно заметила ящерица, но к вурдалакам мы и близко не подойдём, а уж о сделках с ними и речи быть не может! А что до праведников этих заносчивых и раздутых спесью глупых деспотов эти ещё хуже. От топота сапог, куда-нибудь убёг.
Ты тоже потерял своего союзника? догадался Матфей.
Да, не меняя интонации, ответил ящер, мой Ульманас был прекрасным господином. Светлой души демон. Как он играл на гитаре! Прохожие заслушивались, когда Ульманас наигрывал нежнейшие романсы или страстное танго. У него был талант.
Ну, уж дудки, с пылом возразила кошка. Её усы-антеннки встопорщились и задрожали. Лучше моей Ярославы, никого нет. Это была прекрасная и подающая надежды балерина. Как она была грациозна! А как добра!
Погоди, Ульманас это не тот импозантный гитарист-самоучка, о котором сняли недавно репортаж для местного телевидения? обратился Матфей к ящерке. Он ещё на Кипарисовой площади выступал.
Он самый, последовал ответ.
Классный был музыкант, посочувствовал ему юноша.
Для меня самый лучший
Раз вы меня сдавать никому не собираетесь, чему я безмерно рад, то, может, назовёте мне свои имена? предложил Матфей. Я бы очень хотел знать имя своей спасительницы и её друга.
Сеера, промурлыкала кошечка, учтиво вильнув бархатистым хвостиком.
Не знаю, к чему тебе, юноша, наши имена, но зовут меня Рарог, важно представился ящер. А чтобы ты не думал, что я какая-то там ящерица, то знай. Рарог саламандр. Да не абы какой, а из рода Огненных! и добавил скороговоркой, Коромысло-лебеда, мёртво озера вода.
Очень приятно. А меня зовут Матфей, добродушно последним представился юноша. И у меня к вам предложение.
Какое же? спросили бывшие прислужники.
Стать я вашим господином не могу, у меня есть прислужник, произнёс Матфей и, заметив, как приуныли кошка и саламандр, тут же добавил, но я хочу предоставить вам жильё у меня на первых порах. А там видно будет.
Зачем мы тебе, демон? поинтересовался Рарог, его писклявый голосок стал ещё тоньше и забавнее.
Считайте это благодарностью за спасение моей жизни, ответил Матфей, поднимаясь с земли. Силы к нему возвращались быстро, а голова прояснилась и больше не гудела.
Но ведь это Сеера тебя спасла, а не я, возразил Рарог, но в голосе его слышалась надежда.
Ну и что, отмахнулся юноша. Вы оба пострадали. Я тоже в малой степени. К тому же, как вам известно, я всеслух, а, значит, не подарок. Это уже вам решать идти за мной или нет на свой страх и риск.
Мне уже нечего терять, признался ящер. Всё равно репутация уничтожена. Ложки-поварёшки, остались от козы рога да ножки.
А ты мне нравишься, честно добавила Сеера и потёрлась спинкой о пыльную брючину джинсов в знак признательности.
Отлично, значит, поживёте у меня столько, сколько нужно.
8. Притирки и новые союзы
Всю дорогу до дома Матфея одолевали противоречивые чувства. Опасения, что Гамаюн в очередной раз осудит опрометчивость его поступка, свершённого под действием эмоций, сменялись откровенной жалостью к судьбам осиротелых прислужников. Сеера в молчании шествовала подле юноши, грациозно ступая бархатистыми лапками, будто миниатюрная пантера, а Рарог забрался под куртку нового покровителя и с удовольствием грелся на его груди, крепко вцепившись коготками в свитер. Саламандр сделал попытку выведать хоть какую-нибудь информацию о прислужнике Матфея, но юноша уклончиво отделался пространной фразой: всему своё время. После чего Рарог утих и вроде бы как задремал.