В прихожей его встретила Вида.
Сына, а зачем ты привёл в дом кошку? полюбопытствовала женщина. У ног её уже вертелся Велизар, с любопытством взирая на чужачку красными глазками-бусинками и жадно втягивая розовым носиком воздух. У тебя вроде бы уже есть питомец.
Вот как? Ты сама сказала, что я могу завести себе любимца. Но о количестве мы не уславливались, лукаво ответил Матфей и прибавил к сказанному самую сладкую из улыбок.
Матфей, сына, ты перегибаешь палку. Отцу не понравится, что, тут она заметила чёрно-жёлтый хвост Рарога, мелькнувший под нижним краем куртки. Что это?!
Не пугайся, мам, это всего лишь саламандра, спокойно произнёс Матфей.
Но тут же захихикал, Рарог заполз под свитер на спину, прячась от Виды. Коготки ящера нестерпимо щекотали кожу, наличие футболки не спасало, и юноша едва сдержался, чтобы не стряхнуть зверька.
Да ты целый зверинец в доме решил развести! Вида истерично взмахнула руками и обхватила ими голову; хорёк ошалело пригнулся, шёрстка вздыбилась на его спинке.
Ничего подобного. Всего-то кошка и саламандра. Вы даже и не заметите их присутствия. Они будут жить в моей комнате и никому мешать не будут. Это временно, не беспокойся.
Ну-ну, хмыкнула Вида, Матфей, мне нужно серьёзно с тобой поговорить. Без них.
Хорошо, но пусть и твой хорёк тогда тоже не присутствует при нашем разговоре, сказал Матфей.
Велизар недобро на него зыркнул.
Ладно, жду тебя в гостиной, согласилась Вида и пошла в комнату, хорёк громко и презрительно фыркнул, но отделился от хозяйки и белым ватным облачком скрылся в проёме кухни. Оставь питомцев наверху и возвращайся. И живее.
Второпях взбежав по лестнице, Матфей прошёл в спальню и, наконец, запустил руку под свитер. Рарог крепко вцепился в ткань футболки и не желал её отпускать.
Эй, приятель, тебе придётся выйти из этого укрытия, миролюбиво увещевал юноша упрямца. Здесь тебе ничего не угрожает. Выходи.
Рарог, тут довольно мило, промурлыкала Сеера. И места хватит нам с тобой. Матфей, а где будет моё местечко?
Выбирай, где хочешь, обустроим попозже. Ну же, Рарог, будь умницей, отпусти мою спину.
Ну ладно, пропищал по-гномьи саламандр, выхожу. Ну и громкая же у тебя мать!
Какая есть, ответил Матфей и вытащил на свет ящера. Она хорошая. Добрая. Ей привыкнуть надо к вам.
Я ничего не имею против родственников, только у меня очень чувствительный слух, пояснил Рарог. Как только его лапки коснулись пола, он тут же резво закосолапил под кровать. От топота сапог, куда-нибудь убёг. Голова болит. Понимаешь?
Конечно, понимаю. Но как же ты тогда жил с гитаристом?
Привык, пискнул саламандр. И к твоим громогласным родственникам привыкну, если меня не вышвырнут отсюда.
Не вышвырнут. Обещаю тебе.
Вот когда заключишь с нами договор, тогда я привыкну. Сразу привыкну, донёсся голосок из-под кровати. Ложки-поварёшки, козьи лепёшки.
Какой ещё договор? изумился Матфей.
Временный, мяукнула Сеера. Она запрыгнула на кровать поверх одеяла и, потоптавшись, тут же улеглась в чёрный клубочек, урча от удовольствия. Это формальность.
Ладно, позже это обсудим, гаркнул уже с лестничного пролёта Матфей.
Когда он вошёл в гостиную, Вида сидела к нему спиной на диванчике, замершая прекрасная богиня, светлый лик которой был всецело обращён к вечернему миру за окном.
Матфей, нам давно пора поговорить, выговорила мать, как ему показалось, с трудом.
Но мы же каждый день с тобой говорим, напомнил Матфей. Разве не так?
Так-то так, но не о том, отозвалась она странным голосом, глубоким, похожим на эхо чего-то грядущего, чего-то неотвратимого. Мы не говорим о тебе, сына.
Женщина обернулась, в приглушённом свете матовой люстры её глаза казались налитыми тьмою, скрывшей под собою ясную зелень, что передалась при рождении её сыну.
Что? Да ладно, мам, каждый день мы только и говорим о Смутившись этой новой, незнакомой серьёзности во взгляде и голосе матери, сын не договорив, сев подле неё.
Это правда? резко оборвала его Вида, поддавшись напряжённым монолитом тела вперёд.
Матфей вздрогнул. Сама, мутившись этой чуждой её природе резкости, женщина приглушённо добавила:
Это правда, сына, что ты понимаешь Велизара? Тывсеслух?
Как она выговорила это слово! Почему то Матфею представилось: вот так родственнику сообщают диагноз больного о его неизлечимости, скоротечности и неизбежности прихода кончины. И тот тон голоса, и лицо, с каким переспрашивает ошеломлённый: это правда? это точно?! Мозг уже знает, но душа наотрез отказывается воспринимать убийственную порцию горечи. И этот взгляд. Взгляд, утопающий в испуге, недоверии и непонимании и ещё, быть может, в затаённой надежде, что всё это розыгрыш, пускай злой и глупый, но розыгрыш.
И мама теперь сверлила его именно таким взором, выжидала и жаждала услышать что-то про глупый розыгрыш.
Об этом вроде бы как нельзя ни с кем говорить, уклончиво заметил Матфей. Разговор переходил в непростой формат.
Сейчас можно, решительно отклонила замечание сына Вида. Мы одни в комнате, а если ты опасаешься ушей за дверью, то будь спокоен нас не предадут.
Но как ты можешь быть уверена? возразил сын, но тут же сдался. Хотя если б Ксафан захотел, то давно сдал бы меня, кому следует. Да и у Велизара была возможность
Так, значит, это правда, голос Виды стал ещё глуше и тяжелее, а взгляд затуманился и потух. Ты зря так плохо думаешь о Велизаре и Ксафане. Они ни за что не предали бы тебя, зная, что под удар попадём и мы их союзники. Если твой союзник тебя хорошенько подготовил, то ты должен быть в курсе, что прислужник, при жизни потерявший господина, обретает статус Низложенного и, по сути, становится отверженцем в родном мире. Подобная перспектива, как ты понимаешь, не улыбается никому. А ты ещё взял домой чужих прислужников, увеличив риск быть раскрытым во много раз и подвергнув риску нас с отцом и наших помощников. О чём ты думал?!
Мам, я не мог не взять их.
Но как же так? Какая-то твоя прихоть может растоптать нашу семью, стереть с лица Терриуса упоминание о семействе Катуней. А всё потому, что ты не смог пройти мимо зверушек.
Не совсем так.
Сам не понимая почему, Матфей начал потихоньку закипать от гнева. Он обожал, просто боготворил мать, но порой она невольно перегибала палку, отчитывая его, словно неразумного мальца.
А как же иначе? Её плечи нервозно приподнялись и бессильно упали.
Они спасли мне жизнь! От возросшего волнения кровь прильнула к его щекам.
Спасли жизнь? Погоди, как они могли спасти тебе жизнь? Объясни, в глухом увещевании Виды промелькнуло беспокойство.
Ко мне привязался какой-то бес, Сеера называла его прилипалой вроде, принялся пояснять Матфей, хотя это всё больше тянуло на оправдание, отчего становилось тягостнее. Он из меня жизнь едва не выкачал, да кошка вовремя его осадила, и он дал стрекача, только пятки или что там у него замелькали.
Что?! К тебе прицепился реморак? В ужасе голос матери зашёлся до глубокого вдоха. Она походила на рыбу, выброшенную на песок, что широко разевает рот, не в силах надышаться, лишь ускоряя свою погибель. Но ты должен был его заметить ещё раньше. Они так сразу не подступают к жертве. Они её пасут около недели или двух, прежде чем напасть.
Так и было, кивнул Матфей. Я его заметил напротив калитки в день рождения. Мне стало не по себе от одного вида этого не знаю чего.
Так вот почему ты тогда был сам не свой, когда я тебя позвала к телефону, припомнила Вида.
Ну да, не самое приятное зрелище, когда убираешь листья во дворе.
Но почему ты мне не сказал? Почему не сказал своему прислужнику?
Я решил, что это ребёнок, правда, рановато вырядившийся к Хэллоуину, ответил Матфей. И что меня сочтут ненормальным. Да и вообще, мало ли чего странного творится вокруг. Не буду же я из-за каждого ряженого поднимать переполох.
Ох, Матфей! воскликнула Вида и, схватив его ладонь, прижала к своему лицу. Мой недотёпа, глупенький мальчишка!
Мам, ты чего! смущённо проговорил сын и попытался отнять руку, но мать не пускала.
Это чудо, что там оказалась та кошка, иначе бы иначе бы
Ну-ну, ладно тебе, как можно мягче и тише произнёс Матфей. Даже не верилось, что минутой раньше он испытывал к матери негатив. Всё его естество обмякло и млело пред её кроткой любовью. Я здесь, со мной всё, как видишь, в порядке. Но Сееру и Рарога я не могу выставить на улицу. Ни за что.
Какое там! всхлипывая, пролепетала Вида. Я сама не позволю им там оказаться. Они спасли моего мальчика. Отец согласится.
Он знает, что я?
Что ты всеслух? Да. Юстина это сильно беспокоит, так же, как и меня, кивнула мать. А кошка и та ящерка пусть живут столько, сколько захотят. А что с их хозяевами?
Они погибли. Там какая-то тёмная история с вурдалаками.
Только этого не хватало. Тьфу-тьфу, Вида отпустила его ладонь, глаза влажные, но не разразившиеся слезами, смотрели с новым беспокойством на сына. Они распоясались в последнее время. И когда праведники с ними покончат? Хотя и эти не лучше тех. Но ты правильно поступил, сына, они спасли тебя и теперь твоя очередь помочь им. Ты в них уверен?
Да, сказал Матфей. Они ненавидят вурдалаков и не доверяют праведникам.
Ну что ж, что ни делается всё к лучшему, надеюсь, произнесла Вида. Глаза её вновь прояснились и лучились зеленью. Она распрямила плечи, потянулась и добавила. Теперь ступай. И, сына, будь осторожен. Теперь тебе следует вдвое, нет, втрое быть внимательнее.
Первое что услышал Матфей, когда переступил порог своей спальни, был саламандровый писк из-под кровати:
Кто твой прислужник?
Ворон, ответил юноша. Кстати, проблем с вашим проживанием не будет. Я всё уладил.
Это превосходно, промурлыкала кошка, возлежавшая чёрным сфинксом средь двух самых высоких складок одеяла, а кормить нас, когда будут?
Ой, точно, вас нужно покормить! Матфей хлопнул себя по лбу, сетуя на нерадивость и забывчивость. А что вы едите обычно?
Ворон?! всполошился Рарог под кроватью, он заёрзал там, совершая странные передвижки, но выбираться, по всей видимости, не собирался. Только не это!
А что не так с во́ронами? удивился юноша столь внезапному и бурному проявлению недружелюбия к своему прислужнику.
Всё не так! пропищал Рарог. Сущие исчадия ада. Ложки-поварёшки, остались от козы рога да ножки.
Рарог хотел сказать, что этот народец не сулит ничего хорошего, вымолвила кошка, она тоже утратила былое спокойствие, и когда Матфей присел на краешек постели, тут же подошла к нему и прижалась, словно искала под его боком защиту и надёжное укрытие. Но, тем не менее, голос её хранил былую невозмутимость и мягкость. Особенно саламандрам.
Не понимаю, растерялся Матфей от этих недомолвок и почувствовал, как к его ноге прикоснулось холодное чешуйчатое тело ящера.
Вороны, эти ненасытные бестии, пожирают наших малышей, а порой и не брезгуют взрослыми саламандрами! воскликнул в особом порыве гнева Рарог, затем возмущённо пискнул и вновь забрался подальше в тёмную подкроватную нишу. Видишь во́рона беги, а попался так терпи.
И котятами тоже, между прочим, заметила Сеера.
Не знал, отозвался Матфей, но, думаю, Гамаюн вовсе не так свиреп и ужасен, как другие его родичи.
Гамаюн?! Ты сказал Гамаюн? воскликнула кошка, вздыбившись и отстранившись в то же мгновение. Из рода Чёрных?
Да. А что такого-то?
О, эта птица ещё та знаменитость. Он Низложенный прислужник, мяукнула Сеера, голосок её утратил мягкость и стал колючим и шершавым, как розовый язычок. Вернее был им триста лет назад. Старая, поросшая мхом и плесенью история. Был у него господин, вроде тебя, а потом его не стало. Пропал и всё тут. Говаривали, будто он тоже был всеслухом. Но разве можно верить всему, о чём говорят?
Тоже был всеслухом? Эта мысль поразила Матфея сильнее, чем тот факт, что у Гамаюна был союзник до него. Юноша догадывался, из недомолвок ворона о том, что он не первый господин у чёрной птицы, но, чтобы всеслух
Вот именно, господин! донёсся из-под кровати яростный писк Рарога. И это весьма и весьма подозрительно!
Но он не знал, о том, кто я, когда подписывал договор. В этом я уверен, возразил Матфей.
Он мог тебя заведомо обмануть, высказала подозрение Сеера. Ввести в заблуждение о своём незнании. Эти во́роны так коварны!
Нет, я так не могу, не могу поверить в ложь Гамаюна! Матфей вскочил с кровати и заходил широкими шагами по комнате. Не могу! Он мой прислужник и не может мне навредить. Договор ему не позволит. Разве не так?
Так-то так, но лазейки всегда есть, промурлыкала кошка. Она повторяла за новым хозяином маршрут, наворачивая кружки мелкими шажками по скомканной поверхности одеяла. Без выгоды себе ворон ничего делать не будет. Это самый ушлый народец из всех прислужников.
Мы дождёмся его и спросим, решил Матфей. Я не собираюсь за его спиной делать какие-либо выводы. Тем более что мы с ним связаны пожизненно.
Будто услышав его, со стороны окна раздался знакомый стук. Все вздрогнули, в том числе и юноша. Но тут же опомнившись, Матфей отдёрнул золотистую занавесь штор и открыл окно, впуская союзника. Ворон тёмным облачком спикировал на подушку и хотел было по обыкновению устроиться поудобнее, но тут взгляд его прозрачно-синих глаз заметил бархатистую кошачью тень на кровати. Как только Гамаюн впорхнул в спальню, Сеера тут же стремительно покинула облюбованный ею пятачок одеяльного покрытия и устремилась к новообретённому хозяину. Птица тут же подскочила и, с укором глядя, заверещала на Матфея.
Дьявол Вездесущий! Бесы Безпроглядные! Что ты вновь натворил, молодой человек?! Ты привёл кошку. Ты ввёл чужака, да ещё в моё отсутствие. Ты необучаемый, непробиваемый олух!
Не смей ругать господина! зашипела Сеера и выгнулась так сильно, что стала казаться вдвое больше себя обычной.
Господина?! Ты серьёзно? Гамаюн вдруг разразился сухим и трескучим смешком. Не знаю, кто ты и откуда и знать не желаю, но тебе он точно не союзник и не будет им. У него уже есть прислужник, вольный к тому же! Крух!
Это вопрос времени! с вызовом прокричала кошка.
Уж не бросаешь ли ты мне вызов? Ты примитивная кошка, мне вольному из рода Чёрных. Теперь смех ворона походил на завывание и гогот безумца. Да я заклюю тебя! Размозжу твою глупую головку.
Тогда тебе придётся иметь дело и со мной! отважно пискнул Рарог, наконец набравшийся смелости, он выскочил из укрытия, дабы присоединиться к подруге.
Что? Это ещё кто? ворон вспорхнул так высоко от неожиданности, что чуть не ударился головой о потолок. Матфей, ты решил здесь гостиницу устроить? Сколько ещё здесь примитивных?
Больше никого, Гамаюн, заверил Матфей, он выставил впереди себя руки, не зная кого от кого защищать, или защищаться самому. Прошу тебя, успокойся.
Что ты наделал?! Что ты натворил! Ворон вдруг сник и, тяжело плюхнувшись на подушку, распластался, накрыв белую выпуклую поверхность наволочки иссиня-чёрным веером крыл. Как ты мог так поступить?
Они спасли мне жизнь, Гамаюн, Матфей приблизился к кровати и, впервые видя союзника таким обескураженным и расстроенным, испытал острый приступ вины и непроизвольно начал оправдываться. Не в первый раз за день. Из меня чуть всю жизнь не выкачал один прилипала, а Сеера его прогнала, хоть не обязана была это делать.
Прогнала, значит, прохрипел Гамаюн. А не задумывался ли ты хоть на минутку, что всё это могло быть спланировано заранее? Может, так и было задумано, чтоб посадить тебя, недотёпу, на крючок, втереться в доверие. Ведь ты ничего не знаешь о них. Не так ли?
Они мне кое-что рассказали о себе, о своих бывших хозяевах, мягко возразил Матфей.