Фрэнк! Я ж просил.
Всё, всё Неженка.
Мы провели оставшийся день вдвоём. Это был один из немногих вечеров, когда мы оба были свободны от учёбы и работы. Хоть Фрэнк умом не блещет, зато всегда был готов подставить плечо. Познакомились мы с ним очень смешно. В один момент, когда я зубрил анатомию человека, подошёл один парень. Весь грязный, потный, уставший, из кармана торчал гаечный ключ, а в руках он держал небольшую отвёртку. Фрэнк тогда попросил помочь с ремонтом машины. Весь день возился с этими ключами, а Фрэнк только ругал за то, что даю ему не то, что нужно. Когда вернулся домой, вспомнил, что забыл зайти в супермаркет. Вдруг в кармане своей куртки обнаружил чек на десять долларов с отпечатком пальца. Как он успел мне его подсунуть и где взял чековую книжку до сих пор не знаю. На следующий день я заскочил в мастерскую и сказал спасибо. Слово за слово и к вечеру мы сидели, пили газировку и ели сэндвичи с ветчиной. Жаль, что подобных надёжных и приятных людей становится всё меньше, оттого каждая встреча с отзывчивым механиком по имени Фрэнк Робинс для меня на вес золота.
Я вернулся домой поздним вечером, часов в одиннадцать, в однокомнатную квартиру многоэтажного дома. На кухне блёкло горела одна лампа. На стене, слева от плиты, висел прошлогодний календарь. Конфорки было две, но работала всего одна. Холодильник был грязным: весь потёртый, со сломанной полкой и неработающей морозилкой. Сегодня я ужинал бутылкой пива и рыбными палочками, чей вкус напоминал резину.
Что же находилось в ящиках вместо еды? Краденные из больницы медикаменты, хирургическое оборудование и толстенные пособия. Книги были из газетной бумаги, на которых мелкий шрифт можно было прочесть только под лупой, чем я и занимался холодными вечерами: телевизора у меня не было, а лишняя страница конспекта будущая оценка отлично за финальный экзамен. Сев за квадратный стол, я принялся читать главу Использование опиума в качесвте наркоза.
Вечер был благоприятным: лёгкий сквозняк, фонарный свет, падающий на книгу, с улицы доносились клаксоны автомобилей, а из окна был вид на соседнюю многоэтажку. Только мне стоило включить радио после чтения, так все эфиры были забиты дурацкими дебатами о принятом соглашении между США и Турцией по вопросу взаимного использования атомной энергии. Если честно, меня это вообще не волновало. Все эти политики были где-то там, и меня они никак не касались. Вот проснусь я, пошёл на практику, потратил пару долларов на завтрак, а толку мне от турецких властей? Никакого! Переключив на джазвую радиостанцию, я лег на диван и начал наслаждаться музыкой. Одно меня беспокоило: во время разговора с Кларис и Фрэнком до меня кое-что дошло. Всё свободное время я проводил в кафе или на практике, куда вложил уже достаточно сил и нервов. Прихожу домой с практики, читаю пособия, засыпаю, просыпаюсь, иду в больницу и возвращаюсь в кафе. И так по кругу. Целый год я веду такой бессмысленный, а главное бесперспективный образ жизни. Смысл от практики, если деньги кончаются? А про надоевшую учёбу в колледже вообще молчу. Одним словом день сурка
Но я не жалуюсь, ибо это лучше, чем жить в кругу семьи. Каждый день, прожитый с родителями, был настоящим кошмаром. Если вы возьмёте работника фирмы по производству холодильников, который променял карьеру музыканта на стабильный заработок, и девушку с сомнительным прошлым, которая завела ребёнка в шестнадцать лет, то получите меня. Как бы не старалась мама забыть прошлое, а папа казаться значимым, они неневидели меня, ведь я единственная причина, которая сковала их вместе, а сейчас они так привыкли ненавидеть друг друга, что боятся что-то изменить. В один момент папа напился на чей-то свадьбе, подошёл ко мне, крепко обнял и прошептал на ухо: Ах, если бы у нас тогда были деньги на аборт А мне было одиннадцать лет! К тому же, из-за весёлой юности мамы, у меня был особый подарок в генофонде: наследвенный риск психических заболеваний. Сколько же она потратила денег на то, чтобы получить хоть какую-то бумагу, подтерждающую шизофрению, когда её стали активно изучать в 40-х. Каждый день, перед сном, я повторял одно и тоже: мне нужно избегать стресса, психотропных веществ, пить таблетки, после которых я сижу на унитазе по три часа. Хоть я и не верил в такого рода заболевания, но это была лучшая ложь, чтобы прогулять школу. Вот и получается, что для отца я былобузой, а для матери бедным ребёнком, которого надо спасать, а не воспитывать. Но стоило мне увлечься медициной, как я сразу стал любимым сыном. Кажется, что мои предки волновались о поступлении куда сильнее, чем я. Забавно, но когда я рассказывал о себе, люди начинали меня жалеть. Господи, Джими, мне так жаль! Не переживай, это всё позади! Да, мне было неприятно, но по-итогу, благодаря своим талантам и упорству, меня наконец-то стали слушать. Помню глаза директора выпускной школы, когда меня назвали лучшим учеником. Жаль, родители этого не видели, но когда я пришёл домой, меня ждал клубничный торт ичек на семьсот долларов. Жаль, что я до сих пор живу на эти деньги. Я часто им звонил, так, ради приличия. Всегда бесило, когда отец вырывал трубку и пытался чему-то учить: слушай, что я тебе говорю, ты ещё молодой, многих вещей не понимаешь. Вспомнились апплодисменты в кафе. Эх, почему нельзя было пережить этот момент ещё раз? Мне будто дали самую сладкую сладость, и мне хотелось ещё.
От таких мыслей я решил подойти к окну и подышать спёртым воздухом. Не пропуская ни одной дорогой машины, меня всё больше душило чувство вины. Год, проведённый здесь и что в итоге? Бесплатно даю диагнозы и выношу утки за пациентами, живя на деньги родителей. Я ведь хочу лучшей жизни для себя, но будто забыл об этом. От этой мысли и холода в квартире меня встряхрнуло. Сделав глубокий вдох, я пообещал себе, глядя на фонарный столб, падающий на самое блестящее и самое дорогое авто в рабочем квартале, что буду делать всё, чтобы воплотить свои амбиции в жизнь.
Решено: пора что-то менять.
Глава 2. Риски и амбиции
На улице вновь было жарко: только когда добрался до больницы святого Олафа и сделал большой глоток холодной газировки, я остыл и был готов работать. Вообще, я много слышал об этой больнице ещё до переезда. Что мои родители, что преподаватели говорили о ней, как о лучшем выборе. Её основатель Олаф Бьёрнссон: скандинавский врач-мигрант, живший в середине 19-го века. Судя по бесплатной брошюре, он лечил актёров, поэтов, драматургов, политиков, общественных деятелей всех, кто мог говорить на публику. Говорят, что сам Авраам Линколь ходил именно к нему. Мол, Бьёрнссон настолько внимательно осматривал пациентов, что лечил не только их тело, но и душу. Мэр Харбортауна подумал, что назвать свою больницу в честь такого выдающегося врача отличная идея. И старик оказался прав: за полгода существования больницы доходы вырасли почти на четверть. Всё больше инвесторов хотели видеть своё имя в списках последователей Бьёрнссона", ведь этот статус давал множество привилегий: посещение элитных мероприятый, участие в телешоу, реклама на радио и прочее. Если у человека были деньги, и он хотел привлечь к себе внимание это был лучший способ вложения.
Справедливости ради, больница выглядела роскошно. Дорогие кресла из холодного металла, приятный линолиум, на медсёстрах отлично сидела форма. С электричеством тоже не было проблем: каждый коридор, палата и даже кладовка освещались белыми лампами, аппараты МРТ вместе с рентгеном работали в исправном режиме, а на случай ЧП всегда был дополнительный генератор. Стоило мне войти, как я тут же обратил внимание на знакомое лицо. Мимо меня прошла сокурсница: Бетти Стиглиц. Нейробиология. Симпатичная девочка, но зануда до мозга гостей. Всегда училась на отлично, но только ради оценок. Мисс Стиглиц было далеко до понятия совершенства. Любая совместная работа с ней превращалась в катастрофу: она ругала меня за нарушение правил, а у меня чесались руки закрыть ей рот. Она меня заметила и приветливо помахала рукой, широко улыбаясь. Сделала вид, будто она не была причиной моего последнего визита к директору. Хотя, может я был к ней слишком суров. Вскоре ко мне подошёл опрятный врач с лёгкой щетиной на лице, голубыми глазами и аккуратно уложенными тёмными волосами. Белоснежный халат почти облигал его атлетичное тело, ремень из чёрной кожи крепко держал штаны, на ногах блестели коричневые туфли, намазанные лаком. Он расправил плечи и протянул мне руку. На этот раз на запястье были часы из дорогой телячей кожи.
Тебя все уже заждались. Пойдём.
Мужчина провёл меня в палату к остальным практикантам.
Так, Джимми, давай, как обычно: обследуй пациентов, проверь процедуры, запиши
анализы и составь протокол. Обижаете, доктор. я подмигнул.
И кому я это объясняю! Хлопнув в ладоши, доктор перевёл внимание "болванчиков" на себя. Дорогие практиканты, добро пожаловать в больницу святого Олафа. Доктор Франклин Шепард к вашим услугам.
Шепард вежливо и очень тщательно обучал молодых ребят, объясняя сложные термины просым языком: как работают круги кровообращения, почему нельзя делать операцию на желудке без дополнительных анализов, и почему рентген лучший друг врача. Они смотрели на него как на бога. Таким был и я в своё время. Возле меня сидело четыре пациента, на которых я потратил почти два часа. За четыре месяца я довёл работу до автомотизма. Я закончил на сорок минут раньше, чем планировал, и именно к этому времени вернулся Шепард.
Вот и подошёл к концу ваш первый день в лучшей больнице города, и я даже не заберу своих слов. Джимми! Каковы результаты обследования?
Пациент номер 1: мистер МакЧестер. Судя по сухости кожи, сонливости и постоянной жажде, у него инсулинорезистентный сахарный диабет 2-го типа. Рекоммендация: понижения уровня глюкозы, желательно полностью отказаться от сахара. Также, если позволяет страховка, советую сделать монотерапию. Пациент номер 2: миссис Нэшвил. я наклонился к ней. Мне жаль, что вам в живот вонзился кухоный нож. Осторожнее с готовкой яблочного пирога. К сожалению, без должного оборудования, я не смогу вас обследовать, но наверняка у вас первая или вторая степень разрыва селезёнки. Доктор Шепард назначит вам рекоммендацию профессионального хирурга, но если нет операция вам не помешает. И, наконец, полковник Томпсон. он кивнул головой, за широкими седыми усами появилась улыбка. У вас сухой кашель, насморк, вам тяжело говорить и дышать, но главное ваши гланды покраснели и покрылись гноем. Если честно, доктор Шепард, я хотел предложить вам изолировать пациента на карантин: высокий риск развития гриппа. Но потом передумал: диагноз простая ангина. Вам ведь больно глотать? старичок кивнул. Вот! Типичная ангина. Старайтесь пить антибиотики, воздержитесь от сладкого и больше пейте горячий чай.
Весь зал был обескуражен.
Ребята, Джимми лучший стажёр, который проходит нашу практику уже тринадцать месяцев. Если будете хорошо учиться станете таким же образцовым и ценным сотрудником как он. На этом всё!
Как? Уже пять?
В порыве работы не успеваешь за временем? Понимаю. Сам был таким же.
Когда студенты направились в сторону выхода, мы с Шепардом вышли на небольшой балкон, где врачи и медсёстры регулярно курили, но мы просто выходили подышать свежим воздухом. Сидя в полной тишине, в моей голове повис вопрос, который терзал меня со времён окончания летнего семестра.
Скажите, мистер Шепард, а сколько вам понадобилось времени, чтобы
Закончить практику? Где-то четыре года работал медбратом, потом три в качестве лаборанта, два обычным хирургом и только потом, я стал преподавать. Итого Девять лет.
Я выругался про себя.
И.. Вы не жалеете?
Жалею о чём?
Как? Вы пустилиамые важные годы в жизни на учёбу и работу Мне было бы обидно. я вздохнул.
Джимми, я ведь мог уйти в любой момент, но, как видишь он провёл рукой по халату. Значит, оно того стоило. он рассмеялся.
Да, но ждать результата так долго, это же
Не в результате дело. Главное удовольствие от процесса.
От его слов я вспомнил, как в первый раз с ним познакомился. Я тогда сидел в коридоре и ждал полтора часа, но когда пришёл доктор Ф. Шепард, то моментально очаровал меня. То, как ловко он работал со скальпелем, как вежливо разговаривал с пациентами, насколько кропотливо относился к ученикам и медсёстрам, всё вызывало восхищение. Ровно до тех пор, пока не началась стажировка. Причём я не из тех, кто отказывается от лишней работы, но тринадцать месяцев выноса уток, постановления диагнозов и прочих анализов никак не продвигал меня к официальной зарплате и разрешения на работу, а Шепард только мило улыбался и говорил продолжать в том же духе.
Как тебе ребята? Шепард закончил записывать свои достижения в блокнот и повернулся ко мне лицом.
Способные, но наивные. Думают, что освоят профессию за полгода. Съязвил я, разминая спину.
Ничего, научатся терпению и трудолюбию.
Его слова задели сильнее обычного, я не выдержал
По-вашему, мне не хватает именно этих навыков? Ну, раз я до сих пор практикант, то мне явно чего-то не хватает.
Шепард удивлённо посмотрел на меня, приотркыв рот.
Джимми, за четыре месяца не было ни одной жалобы. Я редко такое говорю, но твоя работа образцовая.
Тогда я не понимаю внутри меня всё сжалось. Мистер Шепард Долго мне жить на деньги родителей? Я ж не волонтёром устраивался.
Начинается
Вы же сами говорите: я лучший стажёр. Так почему вы не можете датьмне работу?
Вопросы решает директор больницы, не я.
Да, но вы самый ценный сотрудник. Любое ваше слово, и
Шепард отвернулся от меня, будто не желая говорить горькой правды.
Ты уверен, что готов к такой большой ответственности? вежливо спросил он.
Я ночами только и делаю, что повторяю теорию.
Одной теории мало
Тогда дайте мне шанс проявить себя. Хоть 100 долларов, хоть 50, но дайте возможность не просиживать штаны здесь просто так.
Не думай, Джеймс, что всё даётся даром. Твои родители, ректор колледжа и твои знания результат того, что ты здесь, и тебя ценят. то лучше, чем ничего.
На миг меня накрыло, я опустил голову и стал говорить с меньшим энтузиазмом.
Но я же сюда пришёл не анализы делать, а
Что? Лечить людей? Не ври, Джеймс. Улыбнулся он. Видел твою довольную ухмылку, когда тебе апплодировали, хотя ты снова забыл отнести анализы медсестре. он помахал папкой в руке, которую я оставил на столе. Есть хорошие новости: ты почти закончил обучение. Всё, что тебе нужно перестать видеть людей как инструмент собственных достижений. Научись проявлять сострадание, и тогда ты станешь отличным врачом.
Сострадание к кому? Половина пациентов симулянты, а вторая живые трупы. Какой толк лечить диабетика, если завтра он сожрёт дюжину поничков?
Пациент есть пациент, правила есть правила. тон Шепарда окончательно перестал быть мягким. Мы говорили не как коллеги, а как начальник и подчинённый. В случае любого косяка, ответственность, с которой ты не справишься из-за своего эго, будет лежать на мне. Потому ты всё ещё практикант.
Ну позвольте мне
Ты не готов. До встречи через неделю.
Я почти ушёл в расстроенных чувствах, но потом остановился и выкрикнул.
И долго так будет продолжаться? Я живу в старой квартире среди тараканов и алкоголиков. Дайте мне работу, иначе потеряете будущее медицины США в моём лице!
Шепард обернулся и подошёл ко мне со строгим лицом, ткнув пальцем к сердце.
Будущее США заботится лишь о себе. А мне это не нужно.
Я ушёл, быстро спустился по лестнице и вышел из больницы, посмотрев в сторону балкона. Шепард ушёл. И хотя я понимал, что его слова справедливы, но неужени на моём месте он не хотел бы того же? Мои руки писали конспекты в три часа ночи, я оплачивал штрафы за своих неофициальных стажёров, но до хорошей зарплаты мне было всё также далеко. Я взгялнул на часы, расстроенным сел на автобус и поехал готовиться к свиданию.
Я вернулся домой, переоделся в костюм, и направился в сторону «Road 66». Предварительно я надушился и купил пару гвоздик. Костюм сидел на мне как влитой, несмотря на дешевизну, хотя я который год мечтал о дорогом костюме; такой, в котором меня будут воспринимать всерьёз. Я регулярно заглядывал в окно ресторана, выискивая Кларис. Увы, её там не было. Вдруг мне кто-то закрыл глаза нежными прохладными руками.