И вынесла одна свою вину,
Но молодого вымысла однако, не к уму,
Ты проводил бесчисленные встречи,
Надежд и сожалений быть к судьбе,
Таким же солидарным, как во сне
Своих оценок сумеречной встречи,
Между итогами проявленной игры,
Вопроса времени и точного наследия,
Утопии, в которой не видны
Глаза происходящего столетия,
Они стоят над видимой волной,
Мечтами поколения, где памятью
Ты снова понимаешь мир иной,
И холод будоражит кровь за памятью,
Происходящего как аналогий тьма,
Вокруг истории и будущего сердца,
Видна ли та вина ему одна,
На дне истории, чтоб заново согреться,
Испить полуденное жажды об итог,
Твоих умов, на сумеречной чаше,
В которой диалект опять готов,
Мечтать судьбой и понимая сердце,
Ты пролагаешь мир утопии вокруг,
За чёрным покрывалом мира памяти,
И счастьем понимания твой друг,
Проходит за тобой судьбой одной,
Как аналогия истории немой,
Но видимое сердце слышит памятью,
Над будущим иллюзий и умов,
Когда идёт их будоражить кровь,
Одной идеи вымысла, что стала
Ему окова странной глубины,
Позором вымысла, нечаянно настала,
Пародия другой причины сна,
На человеческом лице основы гения,
Крича и понимая смерти день,
Ты снова отравляешь ей презрение,
Над нравом поколения и сердца,
Безвременья, над одинокой тьмой,
Блуждания игры совсем немой,
Цены остатка идеала гения.
Он также служит идентичной тьме,
Расправив сердца нужное деление,
Но социальной ролью, как во мне
История кричит во снах забвения,
И снова ты стоишь, как сердца роль,
Откуда правом разбирают тернии,
Культуры солидарности порой,
Оценок страсти собственной утопии,
Хождения по миру, как герой
Остатка слова солидарной вечности,
Остановил свой рай единожды на боли,
Культуры идентичного ума простора,
Создав порог иллюзии другой,
Цены источника круговорота права,
Где смысла одинаково порой
Ты собираешь монолит немой,
И сердцем узнаешь её отраву,
Откуда сказанное миру подошло,
Внутри иллюзий собственного права,
Над тьмой безвременной поры причины быть,
Покойным чёрным солидарным жалом,
Чтоб мысли до итогов сотворить,
Меланхоличной видимостью слова,
И вольной участью безжалостного рока.
Знаток происходящей пустоты
Длительной, обледенелой нормой жизни,
Всё спустя происходящим миром,
Ты вонзил искусственное сердце,
Для красивой памяти мотивом,
Стал, как ангел юности творения,
Стар беспечностью и модой безразличен,
В доме уготованного терния,
Что спускаясь хоронит, как ночью
Все твои видения, как тени,
Прошлых слов знакомого притока,
Знатока, что смыслом дорожит других,
Нежилых источников восторга,
Словно солнцем положив мотив,
Долго обещаешь верить в право,
На основах мысли вместе правой,
Порознь на ценности скупой,
Обличаешь день другого сердца,
Тем же сном мотива, чтобы слиться,
Положением, для обезличенного хода,
Ночи рукотворной пользы в лицах.
Холодом обдали время ножны,
Всё вокруг цепляют холод мнимо,
Целясь на разделанной, как кожа
Сводах бытия другого мира,
Им бы снится временем, что стало
Сединой восторга вместе правом,
Личным человеческим забралом,
Оставаясь в нём, как день из мира,
В знатоках иллюзий будешь сниться,
Частым знаком пустоты другого,
Поколения, на одичавших лицах,
Столько лет познавших холод права,
Что однажды время будет сниться,
Нет его и опытом за правдой,
Ты один стоишь как ветер слитый,
И идёт другое время завтра,
Сколько им случилось вместе мирно,
Соблюдать иллюзий ход, чтоб сбиться,
Человеческой надеждой в праве знатока,
Мудреца у слов колосса зримого.
Небо в том не означало притчей,
Каждый холод сна юдоли мира,
Только лишь ходило солнце слито,
Вместе с сединой другого нрава,
И на том же месте будет правым
Весь твой сон происходящих ливней,
Сколотых иллюзий возле притчей,
Философских россказней за нами,
Мифом мы оставили те числа,
Вечного покоя сна над именем,
Только знатоками веры в пламени,
Догорает смерти смурный вечер,
Одичания любви и чести права,
Разлагая смерти полный праздник,
Вновь посередине им коснулось,
Время уготованного снами,
Расточило тёмный холод в лицах,
Зла краеугольной формы рая,
Что облито дерзостью над нами,
Жалкой смерти уготовив пламя.
В том происходящий ветер слитый,
Воздух ворошит упрятав лица,
За одеждой смазанной, как камень,
Вечного покоя смерти с нами,
Жизнью ждал ещё им чёрствый мира,
Жалкий день и монолит из блага,
За его награду весь оставил,
Данный путь истории, как право
Ты, сложив оружие, что в лицах,
Смертью стало одичанием славы,
Осторожной поступью нам сниться,
И любовью говорить с годами.
Ручное благополучие
Сожми причину вымысла в себе,
Над топким оберегом сном умов,
Они крадут иллюзией мечты,
Откуда, в бытный воздух превзойти
Не смог твою породу воли страх,
Ложится он, всё разделяя прах,
На общество заклания ума,
И яда робкого умения вести,
Твою беду у рук благополучия,
Твою печаль и вымыслы на свет.
Ты нежен, как идиллии балет,
Но скользкий пафосом и идеалом,
Сквозят руинами предела, сквозь
Пророки пафоса и умысла ему
Твои страдания и страхи наяву,
Что долгом ты обязан предсказать.
Учить печаль и солидарность тут,
На облаке из иллюзорных слов,
Причины социальной рамки снова,
Обременять твою убогую мечту,
Несбывшихся утопий и побед,
На что они прилягут и умрут,
Твой пепел посыпает нежно ад,
А руки тонут от безумия вокруг.
И вновь стоит в ручном пределе сон,
Он смыслом окружает Небосвод,
Твою проблему идентичности причуд,
И каждый вздох, что утоляет идеалы,
Сегодня нам, а завтра чувству славы,
Ты социальный воздух заберёшь,
Чтоб заново его прославить в муках,
Как терпкий яд и берега разлук.
В благополучной ясности притворства,
Твоими умыслами воли наперёд,
Редеет Небосклон и с ними Царства,
А завтра утопает в речи сон,
Твоей ручной фортуны, из благих,
Умов и поколений яда слов,
За что их оберег давно покров,
Линейной кромки ада, изо льда.
На Царство разбираешь холод из,
Любви вопроса жизни и обид,
В покое счастья утренней звезды,
Что волей пролагает сердце нам,
Оставив роли повелений роз,
Заброшенному яду гиблых снов,
Сегодня, или в вечности ума,
На том фатальном декадансе слёз.
Им сложен мир упитанного смысла,
Задолго шевелящий взгляд руин,
На том и Господин уходит просто,
За то и отличаем, как один,
Стоит и опирает Небо, в звёздах,
За рукотворной маской жизненного я,
Туда идут руинами подсказки,
И в сон благополучия глядят.
Условный холод миром тот един,
Затих и понимает ветер он,
За властью преисподней спит мотив,
Уверен, что сегодня долго стон,
Ручной химерой опыта умыт,
Унижен властью больший за покой,
Что смотрит преисподней взглядом он,
На благо утолённых жизнью дней,
Выстраивая опытом могил,
Твою судьбу безбрежного конца,
Ты высмеял им холод, между стен,
Давно забытой жизни, как цены.
Обзор стареющего сердца
Не уклоняемое поле вечных слов,
Вонзает пусть твою обиду, вскользь,
Бегут поступком правила игры,
Мучительные, тайные враги,
Их нежилое солнце пало и стоит,
Песком, по побережью алых снов,
Утопленного смысла, между сердцем
И ролью за украденную ложь.
Непостоянен ворох слабых сил,
На вид он попираем и бежит,
Пороком исторических былин,
Сближаясь между явью и обидой,
Не в воле ты стареешь Господин,
Землёй своей фортуны собирая,
Плоды идиллии, что снова умирая,
Растут под миром квантовой тоски.
Обратной ложью за немой порой,
Цены стремления освоить право смерти,
Пути надзора права, перед ней,
Чтоб жалом состояния потерь,
Ты выстрадал свою обиду нрава,
Обзора лжи стареющих надежд,
Им современность одичания нажала,
На мир причуды философских бед,
Отстаивая смерти полный правила,
Сюжет и ход естественной игры,
Молекулярной робости из тени,
Апофеоза счастья зла прозрения,
Что также выбирает между смертью,
И декадансом мифа, словно жизнь
Трагически культурой, в слове лиц
Приспособляется и мирно говорит,
Твои надежды талой глубины,
Пророка цели счастья и побед.
Мы снова за старением видны,
И кровлей права вылеплены смертью,
Божась и заклиная ролью бед,
Твою утрату красоты, на право,
Лежать под властью мысли, словно смерть,
Утопленная философским сердцем,
В любви её, ты отражаешь здесь,
Характер ценности и устремлений ада,
Лишь счастью повинуясь, над умом,
Забытого вопроса между правом.
Достиг ли, тот порог обзора лиц,
Краеугольной старости и нрава,
Диктуя мысли поворот побед,
Диалектического счастья и забавы,
Сердечной формы нрава бытия,
О человеческой культуре, зная толк
Ты снова повторяешь Неба долг,
Практичной ценности учтённого ума,
Изображая смерти цикл, на том,
Дородном идеале слова притчи,
Куда приходят идентичным сном,
Фатальные облатки мира счастья, в нём.
Оправдай любви конец
Очень жалкой просьбой, ты един,
Тонешь, отзывая смесь причины,
На прозрачной бездне снова скорбь,
Утолила вечер мира сильных,
Сколько им ты проводил любовь,
Ждал оценок умственных стремлений,
Ценности, что уносила кровь,
Большим чувством смерти бытия.
Здесь ли посторонние мотивом,
Смыслы отражают твой удел,
Скованно, но смертью долга мнимо,
Ты нажил их тленный ветер мило,
Исподволь стоишь и бередишь,
Слово, на оправданном наречии,
Где любовь конец учтила вновь,
Поколением оценки новой встречи.
Смыслом роли внутренней тоски,
Засветло отозванному миру,
Каждый день уносит тени слов,
Жажды идеалов стать игривой,
Позой жизни, утоляя век,
Красотой потери формы света,
Чёрным словом мифа человека,
Где естественное бытие зовёт,
На остатках знания любви,
Сколько ли сегодня ей мечты,
Ты отмерил праву на поток,
Словно умеряя жизни срок.
Падая на чёрный смерти полдень,
Больший волос притчи раздаёт,
Свой виток развития намёк,
Около культуры долгой встречи,
Между сном и выстроенной тьмой,
Обнаружив смерти дивный танец,
Современной маской неживой,
Тот конец культуры жизни правой
Обесценил личности судьбу.
Ты играешь в тон мучимой правде,
Звона, о котором мыслью, в том
Современность утоляет долг неправды,
Жалуясь, что смертью от любви,
Исторически консенсус встал умом
На твоей реальности невзгоды,
Снова утоляя смерти всходы,
Человеческой печали мирных снов.
Им не оправдал и честь напрасно,
Философский танец бытных глаз,
Звон души и луч прекрасных фраз,
Без которых умысел остался,
Выдворен из неги зла любви,
Преисподней ценности в нём срока,
Сколько человеческого рока,
Вынес он и стал путём пророка,
На одних искусственных мирах,
Зла, на изголовье мирной пажити,
Оправдав тот миф и ценность рода,
Звона бытия других умов,
Происходит чести страх, увы
Падая им столько лет упадок
Говорит, о счастье мира правды,
На нагой облатке воли снов.
Уходя в тоске уплаты мифа,
За надеждой сходит часть любви,
Жалкой жизни снов эквивалента,
Подлой участи разоблачённых слов,
Ими строят социальный ужас
Прошлое и казус смерти на лице,
Усложняя мифы, в подлеце,
Колкой воли на противной мгле,
Жажды оправдать любви конец,
Недвусмысленной облатки мира судеб,
Что спускались за победой здесь,
А остановили участь судей.
Словом ли, надеждой им одна
Умыслом напитанная старость,
Размышляет над причиной сна,
Утомляя день от века дружбы,
Расспросив и новый час внутри,
Декаданса долгих лет разлуки,
Оправдай её любви концы,
Слова, на оставленной поруке.
Видно лишь твоё уныние им,
Смертью подбираемое жало,
Что куёт единственное право,
Онтологии, из неги дорогих,
Форм мечты, за социальный статус,
Лирики, под огорченьем лжи,
Ей искусство на прибое лжи
Утоляет смерти здесь вопрос,
Нужно ли оправдывать мечты,
Волей взглядов мимики отважной,
Из твоей причины обличать,
На любви конечный мира праздник,
Истины, откуда не пришли
Одинокие печали возле тени,
Им деревья думают, что мы
Отвечали слову формы счастья,
Что стараясь уличать миры,
На любви незыблемого рока,
Ты кладёшь искусство слов пророка,
Словно одичание мечты,
Долгой причти мысленного срока,
От конца истории, досужей, как и ты.
Соединяя жалкую цепь
Тлетворен путь, имея глубину,
Внутри неё непостижимой правды,
На идентичном веке, встав на этот,
Расплывшийся маяк скупой игры.
Не значащим ты видел цель системы,
Её обугленный приток фигуры времени,
На лжи под косной мантией раздора,
Ведь пришлый ветер поворачивает день.
Осознаёт свою пародию унылым,
Доснятым полем на актёрском теле,
В своей вине ей птицами летели
Замученные игры давней тени.
Размытым кажется и явная утопия,
Под благородный воздух мании покоя,
Ей смысл соединяя видит втрое
Существование под жалостью себя.
Твоя система на вмещённой рамке,
Свободы мира понемногу втоптанной,
На размышлении искусственного горя,
Реальности в осовремененной войне.
Нигде несовершенное богатство,
Добило мифом однорукой тверди
Почёт из нового окна своей утопии
Такое же единство не для всех.
Над флагом истребления, под ролью,
Считая вепрь осмысленного счастья
Твою свободу из гнилого горя,
Ей кажется, что все сейчас в одном.
На крайних точках завтра поднимают
Растраты цепи идеальных зорей,
В гражданском праве умоляя сдаться
Идиллию работы в снах ролей.
И каждый мнит под совестью гадалки,
Что зло пустое, без своей огранки,
Бежит и ищет памятью скабрёзно
Другие уши на природной лжи.
Но их не тешит и сложило в цепи,
Закованное время между нами,
Под цифровой печатью освещая
Свою беду на жалости за всех.
Подозвать ли ночь на памяти?
Опустошая стиль истории спросил,
На славе слепка формы за тобой,
Что было бы теперь в ночной тиши
Спокойствием за маленькой мечтой?
Не стал им чёрный радости пустой
Дозорный современник, встав как смерть,
Пришибленной на лицах поводырь,
Лояльной прозы за немую смерть.
Откуда близкий подозвал ценой
Большое время из начала сердца,
Невысказанной праву стиль истории,
Заносчивого в играх той оценки.
Поговорить ли в заданной догадке,
Своей судьбы и нормы долга ночью,
Раскрытой пользы мифа перед точностью,
Искусственного счастья нам вдали?
Не умереть и не обнять его природу,
Устали в том торги пенять ночами,
Опустошая листьев времени на частной,
Пародии создавшейся слезы.
Несмелый век, он радует пока лишь,
Один на человеческом сознании,
Оформленного мира чёрной памяти,
Не искупая ролью слов благих.
Не одинок твой клин на вбитом пережитке,
Осознаёт внутри не вскормленный остаток,
Своей последней жалости пути обратно,
На собранное право стиля времени.
Ужившись в этом нормы человеческой,
Не стал ты болью и наверно правдой,
Но мир цены ты видишь, как достаток
Искусственного счастья в полночь к ней.
Развилка смертной тени
Не человек ещё, не в этом слове,
Он утонул на собственной пощаде,
Размыл канву и право обращая,
Погоду создаёт внутри теней.
На гробовой утопии его мечты
Лежали противо цены качаясь
Могилы собственного сердца достояния,
На что и шли обыденно, над ним.
Сложив минутный всплеск исчадия морали,
Ты утонул притворной тенью изумлённых,
Невиданных мелькающими днями
Достатка мнения из личной головы.
Она лишь праву говорящий утром
Певец и лень обыденного счастья,
Что всходит человеческое время,
На снах последних идеалов к ней.
Не помнишь суть развилки, обгоняя
Свою пустую голову на догме,
Желания понять сей мир словами,
Но слёзам открывая путь гробов.
На вьючных оторопных днях оставил
Ты эти формы чёрного наречия,
От смерти поголовного вращая
Свою нетленной робы форму головы.