Флорентийская блудница - Лана Ланитова 7 стр.


 Сейчас я так не думаю

Виктор подлетел к ней и стал на одно колено. А после взял ее горячую ладонь в свои прохладные руки.

 Любовь моя, я знаю, что все твои страхи и неверие проросли не на пустом месте. Тебя не единожды обманывали и люди, и обстоятельства. Ты слишком часто доверяла мужчинам, а после разочаровывалась в них самих, и в их поступках. И если бы негодник Володька прожил чуть дольше на этой грешной земле, то он еще не раз бы обрек тебя на самые жестокие разочарования. Я всё это знаю. И все же, мне убийственна любая твоя негативная мысль обо мне. На долгие годы я мечтал бы остаться в твоей памяти самым сильным, самым мудрым, самым смелым и самым всемогущим человеком. Хоть я и не человек вовсе

 Но, это так. Вы и есть самый-самый

 Спасибо тебе, Глашенька.

Он нежно поцеловал ей руку и поднялся с колен.

 Сейчас я нахожусь в тяжких раздумьях,  медленно произнес он.

 Каких?

 Мне предстоит совершить очень неприятный для меня выбор.

 Какой же?  с тревогой спросила она.

 Вот уже несколько дней ты мечешься в бреду. Дошло до того, что тебя лечит местный эскулап, опаивая снотворным.

 Это Серёжа его позвал,  смущенно отозвалась Глафира.

 Дойдет, моя милая, и до того, что они пригласят в дом священников, дабы изгнать из тебя бесов.

 Вот как?!  зло расхохоталась она.  Ну, уж нет! Этого я им не позволю.

 Они не станут тебя спрашивать, mon ange.

 Нет!

 И знаешь, что самое печальное?

 Что?

 У них это получится.

 Почему? Разве ты не всемогущ?

 Потому, милая, что высшая правда сейчас находится на стороне твоего супруга. И что для меня вдвойне печально, так это то, что сие будет справедливо. В руках твоего благоверного сейчас Божий суд.

 Но

 Не спорь. Он любит тебя, и у вас трое детей. И будут еще дети. И ты была бы с ним вполне счастлива, если бы Я сам и глупый Володька вечно не лезли в твою жизнь.

 Мне кажется, что я не люблю мужа.

 Нет, милая. Тебе сейчас это только кажется. Потому что ты слишком близко находишься ко мне. Ко мне, и ко Тьме. А Тьма так часто выглядит привлекательнее, нежели обычная человеческая жизнь. Та жизнь, которую ты должна полностью прожить. До остатка Ибо даровал тебе ее сам Создатель.

Глафира вытирала пальцами слезы.

 Нет, это не любовь

 Родная моя, любовь это ведь не только страсть, поверь мне Любовь бывает разной.

Она упрямо качала головой.

 Когда ты спала в душной комнате, я вспоминал слова мудрого Соломона: «И предал я сердце мое тому, чтобы познать мудрость и познать безумие и глупость: узнал, что и это томление духа; потому что во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь»

 Ах, опять это

 Да, моя милая. Я показал тебе свои миры. Лишь часть их. И этого хватило, чтобы лишить тебя покоя. Я показал тебе свою любовь. Лишь часть её. И этого хватило, чтобы лишить тебя счастья.

 Но

 Я вынужден стереть твои воспоминания обо мне. Сделать это ради того, чтобы ты прожила эту жизнь спокойно. И была рада тихому семейному счастью. Я сотру все воспоминания о моем Царстве и о наших с тобой прогулках. Я уберу у тебя из памяти даже музыку великого Альбинони. Её ты услышишь лишь после ухода.

 Ты и Бетховена от меня заберешь?

 Нет, и Бетховена и всех остальных оставлю,  усмехнулся он.

 И ты считаешь, что это справедливо?  спросила она, утирая слезы.

 Да

 И Володю я тоже забуду?

 Нет, его ты будешь помнить. Ибо он обычный человек. И жил с тобою в одно время. Правда, я постараюсь, по возможности, пресечь его визиты к тебе, дабы он не смущал так часто твой покой. Ему просто будет некуда тебя водить.

 Как это?

 Сейчас ты всё увидишь. ИдёмТолько задержись здесь хоть на мгновение. Ты видишь эту комнату?

 Да.

 Смотри лучше!  он высоко поднял подсвечник.  И запоминай.

Неровное пламя выхватило из тьмы черные заплесневелые доски, рассохшихся от времени стен, оконную раму с выбитыми стеклами, пыльные углы, обильно поросшие тенетами, в которых роились то ли мыши, то ли ночные призраки. Осветило оно и щербатый грязный пол, усеянный обрывками старых газет, пустыми бутылками и окурками от папирос.

 Загляни в камин.

Глаша осторожно подошла к потухшему камину. Там, среди холодной и спекшейся кучки старой золы, она увидела черные ленточки обугленной плети и доски от знаменитых «тисков».

 Надеюсь, что тебе их не жаль

 Нет

 Я повторю, когда ты будешь со мной, то лишь наше собственное желание сможет остановить любой порыв бескрайнего воображения. И не одна мораль не заставит нас изменить наши планы. Вольным будет дана воля. А ныне Я решил покончить с этим. Да, простит меня великий царь Соломон. Я вновь процитирую одну из его премудростей: «Всему свое время, и время всякой вещи под небом: время рождаться, и время умирать».

 О чём вы?

 Пойдем

Он потянул её за собой вон из этой печальной комнаты. Они спустились вниз по деревянным ступеням и, миновав столовую, очутились в темных и покосившихся от времени сенях. Когда он вывел ее на воздух, глазам стало светлее от луны, выскочившей из-за ночных облаков. Где-то рядом пел сверчок. И старые ветлы шевелили своими тонкими ветками, словно распущенными волосами. Глафира с демоном стояли напротив бани, а Овидий прогуливался чуть поодаль, по берегу Махнёвского пруда.

 С тех пор, как умер Володя, прошло не более семи лет,  произнесла она в задумчивости.  Неужели за эти годы баня настолько обветшала?

 Не думай об этом. Ты спишь сейчас, и мир яви от тебя далек. Но, поверь, что в яви она сейчас представляет не многим лучшее зрелище.

 Да, наверное

 Я показал тебе крайнюю степень ее неприглядности, если бы она достояла до этого в Яви. Но и в яви ее ждет сейчас та же участь. И я её решил. Держи!

Словно фокусник, демон достал из-за пазухи огромный факел. И в это же мгновение факел вспыхнул ярким пламенем, озарив округу и часть леса, словно ярким днем.

 Держи его,  он протянул факел Глафире.

И только тут она заметила, что старый лиственничный сруб по всему периметру был обложен вязанками сухого хвороста и камыша.

 Поджигай этот злополучный Вертеп!  приказал он.

Она сделала шаг назад и замотала головой.

 Это твой сон. И в нем ты всё должна делать сама. Жги всё худое, что было связано с этим местом. Жги свои слезы, жги предательство, жги ревность, жги боль, жги страх и обиды! Жги свои страдания.

 Нет!  она зарыдала в голос.  Я не могу! Здесь ведь часто бывал Володя! А я любила его. Я и сейчас его люблю! Его и тебя! В нём тебя. Ты был тоже тут! Всегда!

 Жги этот проклятый сруб! В твоей жизни ему не место. Я хочу, чтобы он сгорел дотла!

Она подошла к срубу и, прикоснувшись к снопу сухой травы, подожгла Махневскую баню. Она вспыхнула в одно мгновение. Едва Глафира успела отскочить, как пламя занялось уже на уровне второго этажа. Огненные языки взвивались к небу так, словно внутри дома находилось невидимое поддувало. Она пятилась от горящего сруба ровно до тех пор, пока её босые ноги не почувствовали холодную воду пруда. И в этот самый миг она проснулась.

* * *

 Глафирушка Сергеевна, пока вы спали, приезжал дохтур,  горячо шептала Наташа.  Он осмотрел вас спящую. Ручки потрогал. Чего-то там считал про себя. Слушал через деревянную трубку. Говорит, что жар спал, и дыхание, мол, чистое. Сергей Юрьевич обрадовался очень. Мы все боялись, чтобы вы себе легкие не застудили.

 Спасибо, Наташа  проговорила Глафира слабым голосом.

 Вы пить хотите?

 Да

 Может, молочка?

 Сделай мне чаю с земляничным вареньем.

 Сейчас!  Наташа сорвалась с места и побежала на кухню.

 Обожди, а Сергей Юрьевич где?

 Он с теткой своей Алевтиной Николаевной.

 Она разве у нас?

 Приехала вот недавно. Он в гостиной её принимает.

 Ладно,  Глаша откинулась на подушку.  Открой форточку. И не топите так. Уже гарью пахнет. Где-то пожар?

Наташа повела носом:

 Какой гарью? Бог с вами. Ничем тут не пахнет. Только вербеной и вашими духами.

 А мне кажется, что здесь всюду пахнет гарью. Что-то горело Нет?

 Я сбегаю на кухню к Малаше, спрошу, может у нее что-то сгорело. Но я не чувствую.

Шустрая Наташа побежала на кухню, велеть Малаше, поставить самовар. Когда она пробегала мимо гостиной, то услышала тихий разговор, состоявший меж ее хозяином и его пожилой тетушкой.

Алевтина Николаевна выглядела довольно тучной женщиной, одетой в старомодное платье с кисеёй и пуховую шаль. Она сидела напротив Глафириного мужа с лицом полным скорби и поджатыми от возмущения губами.

 Ох, Сережа Сережа. Не послушал ты меня тогда.

 Тётя, перестань. О чём ты?

 О чём? Будто не знаешь,  зашипела она.  Помнишь, я говорила тебе, не женись ты на этой профуре.

 Тётя, при всем уважении, я попрошу не называть мою супругу всякими непристойными словами.

 Непристойными? Да, для неё они в самый раз!  зло отозвалась женщина.  Я же тогда еще наводила о ней справки. О том, кто она есть такая.

 Прекрати. Опять ты за своё?

 Она и замужем-то давненько успела побывать. А стало быть, не невинна. Тебе что, разве девушек непорочных было мало? Каких красавиц я к тебе сватала. Что только Малиновская стоила. Да и состояние у неё было. А ты?! Будто чёрт в тебя вселился.

 Прекрати, она мать моих сыновей.

 Эвона диковина-то какая! Нарожала она Дело-то нехитрое детей народить. А только жизнь твою она испортила. Мне одна хорошая знакомая недавно рассказывала о том, что, дескать, твоя Глашка,  Алевтина перешла на шепот,  в доме терпимости жила. Билетной проституткой работала. Вот как!

 Врёт твоя знакомая,  покраснев, отозвался Сергей.

 Не врёт. У нее и свидетели есть. Знавали, как ездила она по нумерам. В мехах и шелках ходила. Любовники ей щедро платили. Не тебе чета её содержали. Миллионщики! Куда тебе-то до них-то? Вот откуда её манеры, спесь, и баловство!

 Ну, что ты такое несешь! У Глаши прекрасное институтское образование. И она сирота с младых лет. Откуда ей быть избалованной?

 Говорю же, откуда. Проститутка она бывшая! А ты детей с ней зачал! Дурак ты, Сережа! Уж прости меня за прямоту!  тетка аж привстала и перекрестилась.  Она и сейчас, наверное, полюбовников втайне имеет.

 Да, когда же?! Она целыми днями с детьми.

 В город же ездит иногда?

 Одна? Редко очень.

 Ох, было бы желание.

 Тетя, я прикажу накрыть нам чаю.

 Что-нибудь покрепче есть у тебя?

 Есть. Что желаешь? Вина? Есть рябиновка неплохая и клюквенная настойка.

 Чистой водки пусть принесут. И закуски к ней. Я вся в расстройстве. Выпью рюмочку, тогда и успокоюсь.

Пока Сергей давал распоряжения Русе по поводу ужина, тетка, откинувшись в кресле, принялась раскладывать карточный пасьянс. Когда Глафирин муж вернулся, она продолжила свой разговор.

 А что докторишка-то твой говорит?

 Сказал, что, как и тогда, не видит ничего серьезного в её состоянии. Говорит, что это нервы. Еще микстур разных прописал. Легкие послушал,  бледный от усталости Сергей рассказывал тётке о состоянии Глафиры.  Ничего, поправится.

 Конечно, поправится. Что с ней сделается? Она, вон как, вся раздобрела после третьих-то родов. Будто сдобная булка на опаре.

 Ничего, ей идет,  отмахнулся Сергей.  Она красавица.

 И помилуй, какие у неё нервы? Живет, словно у Христа за пазухой. Как сыр в масле катается.

 Тётя, да перестань ты злиться!

 Злиться? Ох, Сережа, послушай моего совета: держи жену в строгости.

 Да, что я сатрап что ли? Я ведь люблю её больше жизни

 Ну и дурак! Вот она сразу поняла, что ты дурак и окрутила тебя.

 Да, не окручивала она. Это я за ней по всем городам и весям таскался.

 У-у-у, слушать такое тошно. Как же ты себя потерял-то. А еще офицер! Она в церковь-то у тебя ходит?

 Ходит. Но, нечасто. Наш приход сейчас на ремонт закрыт.

 Ты вот, что. Пока она хворает, пригласи-ка нашего батюшку Матвея Никодимыча. Ох, и суровый он батюшка. Пусть обряд изгнания бесов над ней проведет.

 Тетя, что ты такое несешь? Вроде и не пила еще

 Конечно, тётка старая же у тебя, глупа стала. Так?

Она наклонилась к самому лицу Сергея и, обдавая его приторным запахом монпансье, прошептала:

 Пригласи попа, говорю! Пригласи прямо в дом, с кадилом. Пусть всё здесь святой водой окропит. И Глашку твою тоже окропит. Чует мое сердце, что грешница твоя Глашка. Была бы порядочная, так не бегала бы по ночам в одной рубахе, да по морозу. Сейчас, перед Рождеством, вся нечисть по земле блукает. И кто одержим нечистым, тот и блажит.

Через четверть часа, выпив водки и закусив ее холодной телятиной и солеными груздями, осоловевшая тетка продолжала:

 Я дело говорю, Сереженька. Веди попа. Доктор твой дурак малахольный. Такой же, как и ты! Нихрена вы, мужики, не понимаете в таких делах. Не доктора тебе нужны, а святая вода! Ведьма твоя Глашка. Как пить дать ведьма! И блудница

Сергей, отмахнувшись от слов тетки, молча, опрокинул в себя рюмку водки.

* * *

А теперь, мои дорогие читатели, мы вновь наконец-то увидим нашего незабвенного Владимира Ивановича Махнева.

Насколько вы помните из предыдущей части нашей странной истории, Владимир вместе со своими верными друзьями едва сумел вырваться из очередной скверной истории, которая грозилась обернуться для него и его товарищей настоящей бедой.

Как только Владимир, Макар и Родион оказались в знакомом ресторанчике, Владимир тут же присел на стул и, закрыв глаза, отогнал мысленно свой навязчивый мираж. Стены ресторана дрогнули, покрывшись зыбкой рябью и, колыхнувшись в воздухе, улетели в неизвестном направлении, вместе с резвыми официантами, черным роялем, немолодой певичкой, голодной публикой, тарелками, столами, блюдами, борщами, котлетами, антрекотами, салфетками и даже пальмами в кадках. Растворились и выветрились и все кухонные ароматы. Столовая нашего героя приобрела собою прежний, знакомый всем нам вид. Лишь в камине уютно потрескивали сухие дрова.

 Ну как, други мои?  не без ехидства произнес Владимир.  Надеюсь, теперь-то вы сыты?

 Сыты, Володя! Еще как сыты,  ответил Булкин.  Ты того Знаешь, лучше нас в этот ресторан больше не води.

В комнате повисла тишина. Первым ее нарушил Травин.

 Да, господа, лихо нас, однако, помотало

 Да уж  вздохнул Макар.  Твоя правда, Родион Николаевич.

 И, главное чёрт знает, где мы все были.

 Ну, главный-то Чёрт точно обо всем знает.

Все трое переглянулись и дружно рассмеялись.

 И как хорошо, что мумии эти в небо улетели.

 Да уж. Скатертью им дорога.

 Хорошо, что нам Полин и Василий Степанович помогли. Боюсь даже думать, чтобы с нами сталось без них.

 Это точно.

 Спасибо, Володя, за гостеприимство. Я, наверное, пойду,  Травин нерешительно привстал.

 И я тоже домой схожу. Посплю немного,  согласился с ним Булкин.

 Я и рад бы вас удержать, да, признаться и сам еле языком ворочаю,  зевая, отвечал им Махнев.

На этом наши приятели и распрощались. Как только за гостями закрылись все двери, Владимир почувствовал, насколько сильно он устал. Он медленно поднимался на второй этаж, сбрасывая на ходу свою одежду. Усталые ноги с наслаждением скинули отяжелевшие штиблеты. А после он нырнул в свою прохладную постель. И моментально забылся крепким сном.

Во сне он вновь с удивлением увидел Глашу. Это был очень странный, хотя и весьма возбуждающий сон. В сновидении он находился в своей знаменитой бане. И в этой бане была Глафира. Но, помимо Глафиры, с ними находился и некто третий. Это был его учитель, демон по имени Виктор. Как только Владимир окунулся в атмосферу этого сна, он тут же изумился его крайне похотливому содержанию. Часть его души пыталась протестовать при виде откровенного разврата и унижений Глафиры. Но, как это часто бывает во сне, он вовсе не противился его течению. И даже не пытался изменить его дерзкий до невозможности сценарий. Мало того, ему нравился этот сон. Он вновь почувствовал себя таким, каким бывал часто при жизни.

Назад Дальше