Не хочу.
Можно в приставку в свободное время.
Не люблю.
Ну, Григорий развел руками. Тогда бери метлу в руки и на территорию уборкой заниматься. Просто так тебе сидеть не дадут.
Кто не даст? спросил Богданович.
Никто не даст! отрезал старлей.
А почему Царь всё-таки? напомнил Кирилл.
Потому что к хозяйству своему подходит как хозяин. Всю обстановку в руках держит. Правит, можно так сказать, отрядом. Заботится о благополучии каждого. А воспитанники его уважают и слушаются, как своего государя.
Бугры навялили, вот и правит. Из страха слушаются, оскалился Богданович. Я про эти порядки слышал.
Ты многого не знаешь, возразил старлей.
Выйду в отряд разберусь, пообещал Даня.
За что его уважают? допытывался Мамонтов.
Если тебе помощь нужна, будь уверен, он поможет. Своё отдаст, но выручит. Строгий он, Михаил Александрович, но конкретный мужик.
Лёха слушал, выпав из разговора. Стало ясно, что Кирюша ищет защиту, к кому бы прислониться, опереться. А Богдановичу нужны враги, он без них существовать не может. Его жизнь бег с препятствиями. Григорию нужно разрекламировать отрядника, чтобы создать положительный образ, позитивный настрой, и делает он это хорошо. Только вот Зыков тут ненадолго. Срок большой, родители сюда вряд ли поедут на свидание, далеко. Да и холодина тут. Зимой, говорят, под тридцать морозы и снега по плечи. И ещё: во всех других колониях в стране существует определённая низшая каста людей, которая всё моет и убирает. Лёха Зыков порядочный пацан, с «порядочной» статьёй, относил себя к категории «мужик», то есть обычный работяга. «Мужики» трудились на лагерном производстве, батрачили, где скажут, но полы и унитазы не мыли. Этим занимались другие люди. А тут, Лёха это знал, «все всё моют». И как это понимать? А главное, как это потом воспримут во взрослой колонии? Зыкова так и так туда отправят, потому что условно-досрочное освобождение у него подходит только в двадцать лет, а на «малолетке» сидят максимум до девятнадцати, если очень повезет и администрация оставит. Понижать свой статус не хотелось.
Опер когда придёт? разговор, оказывается, ещё продолжался. Лёха прислушался.
А тебе зачем?
Познакомиться, нахально улыбнулся Богданович. Пощупать друг друга. Может, общие интересы найдём.
Ты ж блатной? удивился Григорий Сергеевич. Тебе не приемлемо должно быть.
Не приемлемо козлить, стучать на других арестантов. А вопросы свои решать это по понятиям.
Решай со мной.
Любым лагерем рулит оперативный отдел, развёл руками Богданович и уперся спокойным взглядом стальных глаз в глаза офицера, Решать вопросы надо с теми, кто рулит, а не с теми, кто гребёт.
Стралей хотел что-то ответить, но передумал. Богданович держался самоуверенно. Когда говорил, помогал себе жестами, будто рэп читал. Спину держал прямо, ходил вразвалку. Сбивало только лёгкое эпизодическое заикание. Григорию Сергеевичу, с одной стороны, этот парнишка нравился своей прямотой, внутренним стержнем, но проблем он мог наделать немало.
Слушайте внимательно, сменил тему офицер. Сначала распорядок. Подъём, зарядка, завтрак, уборка, занятия. Обед, прогулка, занятия. Ужин, уборка, сон. На занятия к вам будут приходить сотрудники и учителя, всё-таки середина учебного года. Кстати, на СИЗО учились?
Делали вид, отозвался за всех Богданович.
Понятно. Сегодня к вам придут познакомиться начальник колонии, его заместитель по оперативной работе, заместитель по воспитательной работе. Придут директор школы, психолог, начальник отдела режима, ну и, конечно же, опер.
Голова кругом! вздохнул Мамонтов. Столько новых лиц, информации, мозг кипит!
Богданович бросил на Кирилла презрительный взгляд.
Пока изучайте этот документ, Григорий Сергеевич положил на стол потрёпанную книжечку. Правила внутреннего распорядка воспитательных колоний. Прочитайте внимательно. А главу три и перечень запрещенных предметов надо выучить.
А что в третьей главе? спросил Мамонтов.
Права и обязанности, дурень, зыркнул на него Даня. Начальник, позвоните оперу, расскажите про меня. Что я его жду на беседу.
Григорий Сергеевич кивнул и вышел.
Зря ты его провоцируешь, сказал Лёха. Нормальный ведь мужик.
В зоне Сила абсолютный бог. Не будь слабаком.
Зыков пожал плечами.
Слышь, король танцполов, позвал Богданович.
Ты мне? переспросил Мамонтов.
Тебе. Бери книжку, читай вслух.
Почему я?
Потому что самый талантливый.
Кирилл пересел на место сотрудника, раскрыл книжечку, начал читать вслух.
*
В кабинете Беляева заканчивалось вечернее совещание начальника отряда со старшаками. Часы показывали половину десятого. Через пятнадцать минут придёт дежурный проводить в отряде «отбой». Рядом с хозяином кабинета вне поля зрения камер видеонаблюдения сидел воспитанник колонии Никита Мезин, плечистый, короткостриженый, с мужественными чертами лица, похожий на героя боевиков. Это и был тот самый «главный бугор». Он внимательно слушал майора, кивал, бросал значительные взгляды на ёрзавших рядом на табуретах помощников.
Вот, Артём Адер по прозвищу Немец, активист, музыкант, заведовал делами видеостудии «Колония ТВ», снимающей информационные ролики для лагерного кабельного телевидения. Парнишка неглупый, но слабохарактерный. Как многие нерешительные и трусоватые люди, был очень изобретателен на разные махинации, тонко чувствовал фальшь, подвох.
Никита, продолжая слушать, перевёл взгляд. Рядом с ним сидел, навострив уши, Федя Кузнецов, немногословный, очень исполнительный парнишка, попавший в колонию почти два года назад за распространение наркотиков. Расторопность его объяснялась тем, что весь свой срок Кузнецов добросовестно «работал» на начальника оперативного отдела капитана Павловского, человека коварного и очень умного, но имевшего слабость был он честолюбив сверх меры. Все присутствующие в кабинете знали о том, что Федя «козёл», но мирились с этой ситуацией. Лучше держать провокатора поближе, чем искать в своих рядах нового очередного предателя, считал многоопытный Мезин.
Ещё раз прошу обеспечить порядок на территории учреждения, повторял задачи на следующий день начальник отряда. Своевременно производить уборку, на которую назначать строго согласно графику дежурств. Следить за дисциплиной во время уроков в школе. Помните, я на вас рассчитываю, вы старшие, самые взрослые в колонии, самые надёжные, умные и ответственные парни. Присматривайте за остальными, помогайте воспитателям. Всё.
Пацаны, выйдите, пожалуйста, кивнул на дверь Никита. Мне надо поговорить с Михаилом Александровичем на личную тему.
Старшие повиновались, один с готовностью, второй неохотно.
Саныч, Мезин повернулся к начальнику отряда. Я думал, Федя никогда не уйдёт уже. Теперь слушаю внимательно.
Коротко. Прибыл подельник Саши Жданова. Фамилия Богданович
Я знаю про них, поторопил, глядя на часы Никита.
Возможны разного рода провокации, объяви своим агентам, особенно Штирлицу, пусть собирают информацию по отряду. Да аккуратно!
Говорить буду с глазу на глаз, как всегда, кивнул Никита. Берем под наблюдение Сашу Жданова, Серёгу Попова.
Орлова, который косой особенно.
Слушаюсь, возьму Пашу Орлова под личный контроль. А Богатова Диму?
Обязательно. Этот детдомовский, тёртый. Его не согнёшь, только ломать.
Справимся, сказал Мезин и подбодрил сам себя. За шесть месяцев, что я старшак, почти никаких происшествий. А сижу больше года. Огонь и воду, как говорится, уже прошёл.
Ладно, начальник отряда похлопал его по плечу. Завтра доложишь обстановку. Наедине. Мудрость требует скрытности. А сейчас всем спать. Пройди по комнатам, пожелай всем спокойной ночи, посмотри в глаза каждому. Помни: уважительного уважают.
Трудное это дело управлять людьми, вздохнул Мезин, и хитрые морщинки легли в уголках круглых карих глаз. Вдвойне трудно глупцами и безумцами.
Читаешь? кивнул Беляев. Молодец! Я следующую подготовил, хорошая книга, тебе понравится.
Спасибо, Саныч.
Иди, председатель, Беляев принялся наводить порядок на рабочем столе.
В голове его крутился хоровод привычных мыслей. Всё шло по задуманному плану. Несколько лет назад, когда Беляев только перевёлся со строгого режима служить на «малолетку», здесь царил хаос. Мало кто представляет, на что способны запертые друг с другом несовершеннолетние преступники, в основном, дети наркоманов, алкоголиков, прочих маргиналов, которые в жизни видели только побои, слышали мат да угрозы.
Создавая в лагере свою собственную порочную субкультуру, осуждённые малолетки так далеко зашли за пределы допустимого, что за забором на воле, после очередного чрезвычайного случая, состоялся диалог весьма авторитетных людей. Договорившись, постановили держать малолетку «красной». Администрация должна обуздать зарвавшихся воспитанников, вести справедливую, рациональную политику, поощрять за хорошее поведение и карать за плохое. Решено было искоренить все воровские и арестантские законы, принудить малолеток жить открыто, ставя главной целью досрочное освобождение.
Перебросы и проносы на территорию учреждения наркоты и алкоголя прекратились. Мобильная связь ушла в прошлое. Но этого было недостаточно. Чтобы искоренить преступность в колонии, нужно было сломать существующее мировоззрение воспитанников и выстроить на руинах новое, лучшее, подарить каждому мечту, раскрыв его собственную уникальность.
К такой мысли пришёл тогда в своих размышлениях Беляев и поделился с начальником колонии. Пробуй, пожал плечами подполковник. Михаил вступил в сложнейшую борьбу за умы молодых преступников. Дело новое, советчиков много, но людей, которые провернули бы эту метаморфозу, пойди поищи. Идея была в том, чтобы совершить небывалое создать нечто, вроде кадетской школы на армейский лад. Там, где все равны, где каждый несёт ответственность за свои дела и поступки товарищей, инициатива развивается только в достижении успехов в учёбе, спорте, труде. С чего нужно начать? Как подступиться?
Беляев знал чтобы стать образованным, нужно прочитать сто книг, но чтобы понять каких именно, придётся штудировать тысячи. Что ж, решил начальник отряда, буду развиваться сначала сам, и принялся за сочинения Антона Макаренко.
Вдруг начальник отряда вспомнил, что обещал вывести Богдановича на звонок отцу. Телефон стоял в кабинете Беляева, позвонить можно было только написав заявление, на котором ставил визу «разрешаю» начальник колонии. С момента прибытия Богданович не пользовался правом звонка.
Беляев открыл дверь карантинного отделения, постучал ключом-проходником в крашенный серый металл. Из спального помещения выглянул Мамонтов.
Кирилл, будь любезен, позови Данилу, попросил отрядник.
Я здесь, начальник, выглянул из умывальника Богданович. Он чистил зубы.
Звонить пойдёшь?
Я быстро, сейчас, заторопился осуждённый. Только умоюсь.
В кабинете воспитателя Богданович присел на табурет у входа, отвернувшись от Беляева, снял трубку с обычного проводного телефона, стоящего на тумбочке, набрал номер. Начальник отряда утомлённо развалился в кресле, снял трубку с такого же аппарата. Он обязан был прослушивать все переговоры.
Отец ответил с пятого гудка.
Слушаю, сказал знакомый голос чужим тоном.
Пап, это я, Богданович провёл ладонью по лицу.
Даня? голос на том конце казался хриплым. Где ты? Мне звонили, сказали ты в колонии.
Это правда.
Как ты там?
Нормально. Одет по сезону. Кормят хорошо. На УДО не хочу. Сижу в карантине.
Там всё так, как люди говорят?
Всё так.
Начальник отряда поморщился. Нельзя обсуждать по телефону режим, порядок и условия отбывания наказания, других осуждённых. Разрешено говорить на общие темы.
И что думаешь?
Прорвёмся, пап.
Ты там не дури, не совершай глупостей. Я в своё время прошёл через это. И за себя отсидел, и тебе бы хватило отсыпать, да вишь ты сам Думай о доме.
А есть он дом-то?
Дом там, где ждут, сын. Я тебя жду.
Помнишь, тогда, я вышел из СИЗО, а вы меня даже не встретили. Ни мать, ни ты.
Это не единственная и не последняя моя ошибка, Даня И ты не раз ещё ошибёшься.
Я знаю.
Береги себя. Сможешь снова позвонить? Из СИЗО ты звонил часто.
Наберу как-нибудь. Когда в отряд выйду и осмотрюсь.
Хорошо. Я буду ждать.
Спокойной ночи, пап.
Спокойной ночи, Даня, сынок.
Богданович положил трубку и так и остался сидеть спиной к начальнику отряда. Беляев кашлянул, поднялся из-за стола.
Пойдём, что ли?
Пойдёмте, гражданин начальник, ровным голосом отозвался Богданович, встал и шагнул за дверь кабинета, привычно, по арестантской привычке, заложив руки за спину. Чуть сутулясь, Богданович шагал вперёд и размышлял об отношениях с отцом, которые улучшились, стоило ему сесть.
*
О своей судьбе думал и Никита Мезин, обходя комнаты, желая приятных снов пацанам. В колонию он загремел в августе прошлого года, осуждённый за воровство по домам в глуши Архангельской области. В те времена, чтобы заработать в колонии поощрение, и тем более выезд в магазины, в кино или на шашлыки нужно было пахать, не покладая рук. Банда старших пацанов была, как кусок стальной арматуры не сломать, не согнуть. Сам Никита считал, что «страданул» он изрядно, а пинков получил достаточно, чтобы изучить самую суть организации жизни, где всё подчинено распорядку дня. Зазевайся, и с тебя спросят строго, сначала как «с симпатичного», а потом как «с понимающего». Мезин вникал, разбирался в хитросплетениях непростых иерархических отношений в пацанской среде. Только «поднявшиеся» из карантинного отделения в отряд считались «зелёными», им было позволено какое-то время ошибаться безнаказанно, но работали они всегда больше остальных это называлось «вникать». Никита вникал дня три, больше не дали.
Казалось, что уборка это смысл существования этой колонии. Здесь постоянно что-то красили, чистили, косили, переносили с места на место и мыли, мыли неистово, тёрли так, что краска слезала. Приходилось снова красить. Порядок в отряде был как в лучшем хирургическом отделении страны. Понадобился почти год, чтобы, пройдя всю лестницу от «зелёного» до «правой руки», Мезин стал во главе старших пацанов отряда, был избран и назначен председателем совета отряда, а если бы в колонии была криминальная субкультура, считался бы смотрящим.
Никита понимал, что должен что-то предпринять, чтобы выйти из тени предыдущего старшака, который до него «рулил» отрядом больше года. Если оставить всё как есть, то навсегда запомнишься людям как преемник, но не самостоятельная величина. Начальник отряда помогал и наставлял Мезина, советовал завоевать сердца и умы ребят, переманить их на свою сторону, найти к ним подход, так или иначе, преодолеть сопротивление. Да, тогда в отряде было сопротивление, люди, готовые объединиться и бороться против администрации и против него, Никиты, лично.
С врагами бороться тоже учил Беляев.
Михаил Александрович не ошибся в выборе нового лидера. Нужен был сообразительный, но не слишком умный, исполнительный, но с умением «прогаситься», общительный, но не доверчивый, а главное, надёжный мальчишка, которому сидеть в колонии ещё не меньше года. Выбор пал на Никиту и ещё трёх парней. Начались разговоры наедине, проверки. Начальник отряда искусно создавал проблему, решая которую, воспитанники проявляли себя. Все лишние отсеялись, а для Мезина открылся неведомый мир человеческих отношений, где слова бьют, как разрывные пули, где за вторым дном следует третье, где победа это власть над умами.