В Бангкоке мучительно жарко и влажно всегда. Правда, с ноября по февраль, температура слегка снижалась и выпадало меньше дождя, но летом влажность достигала ста процентов и лило каждый день, и в этой вечной сырости невозможно было ничего высушить. Укусы мух и москитов обращались в зудящие воспалённые язвы и, если уж местные жители были замучены фрамбезией, бери-бери и малярией, болезнями печени и селезенки, то, на что тут было надеяться европейцам!? Оларовский даже установил негласное правило для своих сотрудников без крайней необходимости с 9 утра до 4.30 вечера на улицу не выходить. Под его началом Алексей уже дослужился до надворного советника и вполне мог претендовать на перевод в Европу, на более высокую должность. Однако, на участливый вопрос Оларовского и к удивлению его, ответил, что, пока уезжать не хочет и, даже, готов остаться на следующий срок!
Каждый вечер после службы Алексей приходил на клубный корт, надеясь увидеть Кири. Он, конечно, понимал, что с вывихнутой ногой она там вряд ли появится, но делал это по инерции а вдруг? Пытался разузнать у Майкла, кто она и где её искать, но тот ничего о девушке не знал. Хотя, нет! Он вспомнил, что, в тот день, когда сам пришел на корт, Кири там уже играла с миссис Рой. У Миссис Рой, вскоре, лопнула струна на ракетке, и она предложила Майклу занять её место. Вот эта милая дама и представила их друг другу, а потом сразу же ушла. Майкл запомнил только имя Кири, и, уловив французский акцент, поинтересовался, не француженка ли она? На что та рассмеялась и сказала, что он правильно подметил акцент: её мама француженка, и живут они в Париже, а в Бангкок она приехала с визитом. Потом, как известно, пришёл Дабазов и все остальное он и сам знает.
Больше ничего из Майкла вытрясти не удалось и единственной зацепкой была миссис Рой. Обращаться с таким вопросом к этой даме известной всему Бангкоку сплетнице, было всё равно, что дать объявление в газету на следующий день все дипмиссии знали бы о его интересе к незнакомке с экзотической внешностью по имени Кири И Дабазов решил, что разыщет её сам.
Проверив клуб, он обычно шёл в сторону реки Чао Прайя, в отель «Ориентал», где останавливались европейцы. Отель стоял на самом берегу, и Алексей усаживался там в ресторане, на террасе, заказывал что-то лёгкое и сидел часами, наблюдая за входившей и выходившей публикой. Возвращался к себе в миссию за полночь и не мог спать физически ощущал тепло её тела, запах кожи, видел лицо, внимательно рассматривавшее его, когда он нёс её на руках к воротам клуба
Её образ стоял перед глазами и превратился в наваждение, от которого не хотелось избавляться. Единственное, чего он желал, это снова увидеть её и знать, что она не миф, не плод его фантазии, а реальная девушка, подвернувшая ногу у него на глазах
Майкл живо интересовался его поисками и как-то посоветовал проверить нет ли её в госпитале? И на следующий день, Дабазов, полный надежд, отправился туда на правый берег Чао Прайа.
5
Река делила Бангкок надвое постоянных мостов ещё не было, и с берега на берег люди переправлялись лодками. Когда-то давно, после захвата и варварского разрушения древней столицы Сиама Аютии бирманским королём Хсинбиушином, тайский король Таксин перенёс столицу в местечко Тонбури, расположенное на правом берегу Чао Прайя. После его смерти, новый король Рама I в 1782 году начал восстанавливать столицу на левом берегу, но уже чуть южнее прежней. Он приказал прорыть канал так, чтобы центр Бангкока оказался на острове, который назвали Раттанакосин.
На правом западном берегу, располагался единственный в городе госпиталь Сирираж. Король Рама V основал его после смерти от дизентерии своего любимого 18 месячного сына принца Сирираж Какуттапан.
Когда Алексей переправился на правый берег и дошёл до госпиталя, уже совсем стемнело и зарядил проливной дождь. Он все-таки разыскал приёмное отделение и даже смог объяснить тайскому фельдшеру, что ищет девушку по имени Кири, с вывихнутой лодыжкой. Тот долго листал регистрационные журналы и, наконец, сообщил, что в Сирираж никто с повреждённой ногой не обращался уже давно у них все больные были с холерой или, в лучшем случае, с дизентерией
В ужасе от возможности подцепить эту заразу, Алексей выскочил на улицу и побежал обратно к реке. Там ему почти сразу удалось найти лодку и пока сплавлялись на другой берег, он с грустью решил, что, видно, не судьба ему найти Кири и значит продолжать поиск бессмысленно Голодный и насквозь промокший, он всё же по привычке высадился у «Ориентал» и прежде, чем идти домой, решил поесть.
Он сидел на террасе и ждал свой обед, бездумно устремив взгляд на вход, как вдруг, увидел её, выходящей из отеля под руку с высоким, военной выправки пожилым тайцем. От напряжения Алексей вцепился в край стола, подавшись вперед. Да, это была она, но кто был её спутник? Кири весело и ласково общалась с господином, прижимаясь к нему. Вместе они подошли к рикше и, видно было, что нога её не в порядке она всё ещё прихрамывала. Прежде, чем сесть в коляску, господин наклонился и нежно поцеловал Кири, а она обняла его и несколько секунд стояла так, прижавшись к его груди.
Коляска уже отъехала, но Кири ещё долго провожала её глазами. Потом она повернулась и пошла прямо на террасу, где сидел Алексей. В легком замешательстве, чтобы не обнаружить себя, он передвинулся за колону и продолжал смотреть на неё из своего укрытия. Она же спокойно села за столик у самого парапета, подозвала официанта и что-то заказала.
В голове у Алексея мелькали догадки. Первое, что пришло в голову она содержанка, парижская куртизанка, приехавшая развлекать своего богатого покровителя!.. «Нет, не может быть! подумал он. У неё такое чистое, милое и неискушенное лицо, нет, она не может быть порочной женщиной, продавать себя за деньги! Ей на вид лет восемнадцать, не больше, а тайцу, как минимум! шестьдесят Да, но ведь такие женщины были, думал Дабазов. И не всегда они продавали себя за деньги, пусть даже за очень большие Им важен был успех, социальный статус, власть, наконец».
Он вспомнил невероятную историю Эстер Лахманн, которая родилась и выросла в Москве, в семье бедного еврейского ткача, эмигранта из Польши. Пройдя через будуары европейских столиц, она стала маркизой де Пайва блестящей куртизанкой, в роскошном особняке которой, на Елисейских Полях, собирался высший парижский свет того времени империи Наполеона III. Алексей тут же и устыдился своих мыслей, решительно встал и направился к ней.
Кири увидела его ещё издали и улыбнулась. А, когда он уже подошел, воскликнула: «Алексей, Вы!? Как же я рада, что мы опять встретились!» От неожиданности, что она запомнила его имя, он обрадовался как мальчишка и зарделся.
Забыв свою ревность, наклонившись, он поцеловал её руку, поздоровался и спросил: «Вы здесь кого-то ждете, Кири?» Она ответила, что живёт в этом отеле уже почти две недели и только что проводила своего отца, приехавшего навестить её.
Алексей с трудом смог скрыть свою радость значит, таец был её отцом! На душе стало хорошо и легко, но, чтобы как-то скрыть нахлынувшие эмоции, он начал говорить какие-то слова о том, что «Ориентал» самый лучший отель в городе, и что он часто приходит сюда посидеть на террасе в ресторане у воды. Он не слукавил последние дни он действительно только этим и занимался.
В таком случае, где же Вы так промокли? весело заметила Кири. На Вас как будто только что вылили полное ведро воды
Алексей даже не придал значения тому, насколько комично он, весь дрожащий, выглядит в своем мокром костюме, и стал рассказывать ей, что только что зашёл в отель, а до этого, три мили под дождем, переправлялся на лодке с правого берега. Кири, слушая его, быстро подозвала слугу и что-то ему сказала. Потом обратилась к Алексею:
Вам нельзя оставаться в мокром, здесь можно переодеться в сухое платье пока будут сушить и гладить ваше.
Ему стало приятно, что она беспокоится о нём и послушно отправился вслед за слугой.
Когда, уже облаченный в тайское мужское платье, Алексей вернулся на террасу, то увидел, что Кири не отрываясь смотрит на реку. Он тихо присел рядом.
Широкая, тёмная полоса реки вся была словно светлячками, утыкана огоньками лодок-джонок, которые беспорядочно двигались по воде, там кипела своя жизнь, раздавались гортанные тайские голоса, ветер доносил запахи пряностей и еды, которую прямо на лодках же и готовили, тянуло гниловатым запахом речной воды Кири завороженно смотрела на этот простой и таинственный мир реки, такая отрешённая и прекрасная, нездешняя в своей задумчивости, что его охватила безумная нежность к ней.
Он осторожно взял её руку ладошка Кири была тёплой, мягкой и Алексей стал целовать её пальцы. Из темноты ночи блеснули раскосые глаза, в которых стояли слезы.
Вы плачете, Кири? Я Вас обидел?
Нет, Алексей, что вы?! мне сейчас очень, очень хорошо
И он вдруг отчётливо осознал, что вот сейчас мгновение назад, окончательно произошло, где-то там на небесах, соединение их судеб! Теперь вся его жизнь будет связана только с ней. Ему хотелось остановить этот миг, запомнить эту счастливую минуту их близости! Он боялся отпустить её руку, а она и не возражала, и тихо произнесла:
Расскажите мне о вашей России она такая огромная и мне всегда хотелось туда поехать, и, почему-то зимой
Её вопрос вернул его в реальность он вспомнил, что на дворе декабрь и скоро Новый год. Россия, уже почти двенадцать месяцев, воюет с Японией и эта война здесь, совсем недалеко, в Маньчжурии и Корее. Что Японский флот уже напал на русские корабли в Порт-Артуре, и произошло сражение на реке Ялу на китайско-корейской границе, и русская крепость Порт-Артур уже восемь месяцев в осаде и несёт огромные потери
Эта война обострила промышленный и аграрный кризис и осенью 1904 года по России прокатилась волна стачек и серьёзно запахло революцией.
В его родном Петербурге зима уже в разгаре, день совсем короткий, в освещённых окнах домов видны наряженные ёлки. Нева, скорее всего, уже встала и весь город накрыт шапкой пушистого снега, и сияние газовых фонарей, отраженное снежным настом, кажется волшебным и, в этом сказочном мире, дома оживают, глядя вокруг своими яркими окнами-глазницами. Зимняя ночь быстро сменяет сумерки, морозит и, на затянутом дымкой и облаками небе, можно все-таки разглядеть неяркие звезды Везде топятся камины, и их дым приятно щекочет нос И так хорошо идти морозным вечером по Невскому, любуясь нарядной рождественской толпой, полётом саней, под крики извозчиков, кружась со всем этим невероятным мельканием снега и суеты его любимого, ослепительного Петербурга.
Алексей, хотя и родился в их Харьковском имении, считал себя петербуржцем. Он начал рассказывать Кири о Петербурге, об их доме на Екатерининском канале, об Александровском лицее, где он провёл шесть счастливых лет, а, потом и о странах, где ему довелось работать
Они совсем забыли о времени, когда, внезапно, прибежал её тайский человечек и стал что-то возбужденно говорить. Кири сказала, поднимаясь, что уже далеко за полночь и её слуга Ком очень беспокоится он ещё лечит её ногу специальными массажами, так что, она должна идти.
Могу я надеяться увидеть вас еще? спросил Дабазов.
Я пока никуда дальше этой террасы не выхожу из-за ноги Я каждый вечер здесь, легко солгала Кири.
Он обрадовался её маленькой хитрости все эти дни они ни разу не встретились на террасе. Значит, она действительно хочет его видеть! А Кири продолжала:
Отец очень-очень огорчен, что я повредила ногу. Я обязательно должна поправиться! Он сказал, что мы приглашены во дворец!.. А Вы любите шахматы, Алексей? неожиданно спросила она.
Он, хотя и не играл с детства, ответил: да! ухватившись за эту спасительную мысль.
Тогда мы могли бы поиграть завтра. Я учу mon petit Com, но он все время путает фигуры и я только сержусь Вы могли бы прийти сюда после шести?..
Что же еще мог он ответить?! Конечно, что завтра будет ждать её на террасе и, совершенно счастливый, откланялся.
6
Проходили дни. После службы Алексей, как на крыльях, летел в «Ориентал». Уже издали видел он её фигурку на террасе, или в саду.
Как же он был влюблен! И не скрывая от себя этого факта, не пытался сопротивляться своему чувству и был счастлив. Сначала, по уже сложившемуся обычаю, они играли в шахматы, и в это время он думал только об одном какое счстье видеть её, как прелестна и естественна она, какого необыкновенного зелёного цвета у неё глаза и в чем их секрет? Иногда эти глаза были цвета насыщенного изумруда, а то отливали бархатом болотного мха, а иногда смуглой желтизной тигрового глаза. И всё время эти глаза мягко светились, будто матовые драгоценные камни в оправе длинных загнутых ресниц таких блестящих, как, если бы, их присыпали золотой пудрой.
Каждая клеточка его тела трепетала при одном лишь взгляде на неё, на её тело, убранное в шелковое платье; мысли его путались, и он опять подставился под шах и мат! Она радостно хлопала в ладоши, подтрунивала над ним, а он проигрывал и радовался, что это доставляло ей удовольствие.
В этот вечерний час жара уже не так изнуряла, и в воздухе у реки ощущалось чуть заметное дуновение ветра. Вкрадчиво и томно благоухали боронии и розы в саду отеля. На всем лежала печать чудесной умиротворенности, какая ведома лишь тропическим широтам. Есть не хотелось, но Ком приносил им ужин, которого они едва касались, наливал им зеленого чая из огромного чайника и удалялся, покачивая головой.
Невозможно было покинуть этот рай и они то молча пили чай, то смотрели на реку или тихо беседовали о разном.
В один из таких вечеров Кири рассказала ему свою историю. Её отец происходил из аристократической семьи и, не смотря на то, что был значительно моложе короля Сиама Рамы IV, стал его близким другом и соратником.
Король Рама IV Монгкут, одним из первых, осознал, насколько изменился мир привычных азиатских представлений с приходом в Азию европейцев. Его Величество пожелал понять, какие силы движут белокожими людьми, и что они могут принести в его страну. Он сплотил вокруг себя группу ближайших родственников и молодых людей из знатных фамилий и вместе с ними принялся изучать западную культуру. Их учителями были глубоко эрудированные католические миссионеры из Европы и протестантские из Америки.
Особое внимание Монгкут уделял изучению языков, европейской философии, математики и астрономии, истории и концепции государства, в то время, как его соратники, составившие позже костяк новой администрации, изучали военное дело, кораблестроение и европейскую медицину.
В это время отец Кири стал профессиональным военным и, после смерти в 1868 году Рамы IV, продолжал служить его сыну Раме V. В 1884 году новый король направил его в Париж, где пятнадцать лет он служил военным атташе в посольстве Сиама. В Париже отец Кири жил один, его многочисленные жены и двое взрослых сыновей оставались в Бангкоке. Его дочери умерли ещё во младенчестве и видимо, поэтому, когда он встретил в Париже мать Кири французскую балерину, которая в 1886 году родила ему девочку, полюбил и признал как свою дочь.
Хотя статус не позволял ему жить вместе с матерью Кири, он купил им большую квартиру в Сен-Жермен де Пре и часто навещал, полностью обеспечивал и занимался воспитанием и образованием Кири. Она знала и любила отца с детства, а, когда в 1899 году, он закончил службу и вернулся в Бангкок, стал ей писать.