Но, как оказалось, все эти планы были напрасными. К следующему понедельнику Топси была мертва.
Глава 7,
Где сообщают печальные вести, происходит неожиданный визит и произносят тревожное откровение
Говорят, хорошие новости распространяются быстро; правда в том, что в таких городах, как Тирск и Рипон, плохие новости распространяются еще быстрее. К тому времени как Келли-Энн позвонила Лиз в понедельник и сбивчиво сообщила ей, что мама скончалась, Лиз уже позвонила ее подруга Джен, Пэт получила сообщение от Нэт из яслей Монтессори в Рейнтоне, а Тельма узнала новость от капеллана из больницы Фраэри.
Кроме того, сама Келли-Энн опубликовала на своей страничке в Фейсбуке[10] фотографию, где она обнимает недовольную Топси: «Моя дорогая мама, моя лучшая подруга, покойся с миром, с любовью, Келли-Энн».
Впечатление от этой новости было несколько подпорчено тем, что, когда Топси умерла, Келли-Энн, очевидно, была в небольшом отпуске в Португалии; сразу под постом о смерти располагались снимки Келли-Энн, сделанные накануне в бассейне невероятного лазурного цвета, где она потягивала коктейль столь же невероятного цвета.
Это случилось быстро, так они сказали Келли-Энн, заявила Лиз. Она произнесла эти слова твердо, будто повторяла их уже не раз; впрочем, так оно и было она постоянно твердила это сама себе. За окнами кафе машины казались призрачными фигурами в морозном тумане; шарфы, перчатки и шапки были убраны в карманы пальто и сумочек. Было нечто очень успокаивающее в том, что в это утро они сидели за своим обычным столиком.
Раз и не стало. Пэт вздохнула, торопливо пытаясь смягчить резкость своих слов. Мысль о скоропостижности жизни успокаивала. Когда она только начала преподавать в Брэдфорде, в то пьянящее время юбок в сборку и бесконечного секса с Родом на мансарде в Маннингеме, школьная медсестра постоянно твердила об «идеальной смерти». «Раз и не стало», любила повторять она. В то время Пэт это казалось довольно жутким, но с возрастом, когда она стала старше, насмотрелась на хосписы, больничные палаты и жарко натопленные комнаты для постояльцев, начала видеть в этих словах смысл и даже находить в них утешение.
Тельма промолчала.
По крайней мере, она была в своем доме, в своем кресле, произнесла Лиз. То, что Топси нашли в кресле перед плоским экраном, а не распростертой у подножия лестницы или даже, не дай Бог, голой в душе, стало для Лиз источником утешения.
Келли-Энн сказала почему? спросила Тельма. Они все знали, что кроется за этим «почему».
Скорее всего, сердце, ответила Лиз. Она надеялась, что это правда. В пугающую эпоху слабоумия и бесконечного разнообразия форм рака отказавшее сердце отдавало чем-то безопасным, старомодным возврат к тем временам, когда пожилые люди слабели, угасали, а потом умирали во сне. Просто умирали во сне. В наши дни так почти никто не делает, но, похоже, Топси именно так и поступила. Она принимала дигоксин[11], как и мать Дерека. Я заметила упаковку, когда она пила таблетки.
Но Келли-Энн не сказала, что это точно было сердце? Тельма помешивала кофе.
Она была уже немолода, бедняжка, заметила Пэт.
Не уверена, что она была настолько уж старой, сказала Тельма.
На самом деле никто из них точно не знал, сколько именно было Топси лет. За семьдесят? Они помнили большую поездку в Нью-Йорк с фотографиями Топси и Гордона в Центральном парке но то могла быть годовщина свадьбы. Сама Топси никогда не любила дни рождения; 26 апреля каждого года она швыряла тарелку с конфетами на стол в учительской с таким видом, что это положительно отбивало всякое желание обсуждать ее возраст.
Сердце всегда может подвести, опять вздохнула Пэт. Она посмотрела на свое недоеденное пирожное. Определенно ей пора перестать столько есть.
Тельма по-прежнему помешивала кофе.
Но Келли-Энн не сказала, что это определенно было сердце? повторила она.
Думаю, они еще точно не знают, заметила Лиз. Но если не это, то что тогда?
Тельма не ответила, и вопрос так и повис в воздухе. То, как Тельма крутила ложку в чашке, вдруг напомнило Пэт случай в школе, когда Маргарет, координатор по инклюзивному образованию, беседовала с парнем, который приходил чинить ксерокс. Его звали Дэн, у него были молочно-серые глаза и подвеска в форме бритвенного лезвия. Жена, трое детей, по крайней мере вдвое моложе Маргарет. Пэт заставила себя вернуться мыслями в настоящее, где обсуждалось наиболее вероятное место и время похорон Топси. Скорее всего, в Балдерсби, рядом с Гордоном, но когда?
Уже позже, во время готовки (тальятелле с ветчиной: будничный ужин по рецепту Анджелы Хартнетт[12]), перед ее глазами снова возник образ подруги, тихо помешивающей кофе.
Именно Тельма первой заметила, как ксерокс постоянно и необъяснимо ломался.
* * *
Несколько дней спустя, когда Лиз возилась с натяжной простыней Джейкоба с изображением Бэтмобиля, Келли-Энн позвонила снова.
Я собиралась тебе позвонить, сказала Лиз слегка виновато, зажав телефон под подбородком в попытке сложить черно-желтые уголки. И это действительно было так. Каждый день она думала, что ей действительно нужно позвонить Келли-Энн, но всегда подворачивалось другое дело. Отчасти это было связано с тем чувством, которое вызывают люди, недавно понесшие тяжелую утрату: осознание, что одно неверное слово может ввергнуть их в эмоциональный хаос и в этом будет отчасти твоя вина. Но было и другое свежее пронзительное воспоминание о хмурой, слегка похрапывающей женщине в слишком ярком кардигане, и любая мысль о телефонном звонке оказывалась погребенной под дневными заботами.
Но Келли-Энн только отмахнулась. Ее голос был бодрым, отрывистым и оживленным, когда она рассказывала, как начала разбирать мамины вещи и наткнулась на пару вещиц, связанных со школой, которые у нее не хватало духу выбросить и которым, возможно, Лиз могла бы найти применение. Может, Лиз заглянет как-нибудь?
Да, конечно, ответила Лиз. Ей хотелось выразить соболезнования, тактично повторить то, что она говорила Дереку, Тиму и Джойс-соседке-напротив: возможно, все это к лучшему. Но Келли-Энн заговорила снова:
Лиз, дорогая, просто предупреждаю. Она сделала паузу, и в этой паузе было нечто такое, что заставило Лиз оставить Бэтмобиль на произвол судьбы и сесть. В полиции сказали, что они могут позвонить вам. Теперь ее голос был осторожным и размеренным.
Полиция? Лиз с чувством вины припомнила свой визит в Гортопс: что именно могло вызвать интерес полиции? Она неправильно припарковалась?
Они просто задали несколько вопросов о маминых таблетках.
О таблетках? Слова были понятны, а смысл нет.
Они думают, произошла какая-то путаница. Вы же видели, какая она была рассеянная. В голосе Келли-Энн было нечто очень настойчивое, почти отчаянное. Чувствовалось, что она на грани слез. Вы же там были, вы сами видели, какая она рассеянная.
Видела, да, покорно согласилась Лиз.
Так вы приедете за коробкой? В ближайшие дни? Голос Келли-Энн слегка дрожал, и в ее тоне вдруг прорезалось что-то от потерянной маленькой девочки.
Конечно, приеду, заверила Лиз.
А насчет ее таблеток это просто чепуха, сказала Келли-Энн.
Конечно, ответила Лиз, как она осознала позднее, скорее чтобы успокоить собеседницу, чем потому, что правда в это верила.
Из полиции ей позвонили только несколько дней спустя, и к тому времени этот непростой разговор отошел на задний план: мысли Лиз занимали садовые бордюры, стук в стиральной машине и беспокойство о Джейкобе. (Конечно же, он не поджег выставку «Великий лондонский пожар»?) Это было сырое и серое пятничное утро десять минут восьмого, и она честно пыталась заняться чтением для книжного клуба. Клуб организовала ее подруга Джен, координатор по развитию грамотности из школы Святого Варнавы; одна из тех подруг, которые периодически врываются в вашу жизнь, рассказывая, что вы должны делать: спать по восемь часов в день, обязательно посмотреть какой-то непонятный сериал на «Нетфликс», сделать некое упражнение для шеи, которое чудесным образом повлияет на осанку.
А еще Лиз обязательно требовалось тренировать и поддерживать свой немолодой ум судоку, очевидно, тут не помогали, отсюда и книжный клуб. Какую именно пользу он приносил ее уму, она точно не знала. Лиз не могла сказать, что ей действительно понравилась какая-либо из книг, которые они обсуждали (сплошь истории о различных угнетенных и страдающих людях, которые находят красоту в невзгодах); сейчас они читали «Разломанное печенье» «ужасающая история, основанная на реальных событиях», действие которой происходило в Карлайле 1970-х годов, и она не получала ни малейшего удовольствия.
Так что, когда в дверь дважды позвонили, она почувствовала облегчение. Но только на секунду. Что-то в этой двойной трели встревожило ее. Для почтальона было слишком рано, Джойс-соседка-напротив звонила единожды, а если б Дерек снова забыл ключи, то она услышала бы какофонию звонков, панического стука и криков сквозь почтовую щель. Открыв дверь, Лиз увидела двух полицейских одна была в форме, другая в штатском и тут же запаниковала, вообразив, что Дерек умер от сердечного приступа, Тим попал в автокатастрофу, а Джейкоб госпитализирован с детской лихорадкой неизвестного происхождения.
Миссис Ньюсом? спросила полицейская в штатском. Детектив Донна Долби, уголовный розыск Северного Йоркшира. Вы были знакомы с миссис Топси Джой? У вас найдется минутка?
Пока детектив Донна проверяла свои записи, а офицер в форме, представившаяся констеблем Триш, пыталась включить планшет, Лиз внимательно рассматривала их. Констебль Триш явно страдала от жуткой простуды (дай бог, чтобы Дерек не заразился; он только-только оправился от последней операции на груди) и была одета в ужасный неоновый жилет. Детектив Донна светлые волосы, слегка растрепанные, корни не мешало бы подкрасить была в пальто, блузке и брюках темно-синих, черных и серых оттенков, выглядевших строго.
Они завели разговор о саде. Детектив Донна с восхищением отметила множество растений, которые вот-вот распустятся после зимы, первыми, как обычно, зацветут желтые крокусы, то тут, то там перемежаемые чемерицей (цикл, любовно, тщательно и скрупулезно спланированный Лиз). Оказалось, детектив только что купила дом неподалеку от Ричмонда и впервые занялась садом. Лиз (которая знала все о почве в Ричмонде, поскольку у нее там жила кузина) смогла порекомендовать различные растения, кустарники и садовые центры; к тому времени когда они уселись за чашечками кофе (плюс стакан воды для констебля Триш, чтобы растворить противопростудное), она чувствовала себя почти расслабленной. Почти. Периодическое рычание и шипение рации, закрепленной на поясе констебля Триш, а также ее ожесточенное сражение с планшетом, куда она записывала все сказанное, не давали Лиз забыть это не просто светский визит и беседа о кислотности почвы.
Наконец повисла тишина, нарушаемая только шипением растворяющейся таблетки от гриппа.
А теперь, сказала детектив Донна уже деловым тоном, поговорим о миссис Джой. Я полагаю, вы видели, как она принимала лекарство?
* * *
И они постоянно возвращались к этому, закончила Лиз. Любая тема сводилась к тому, что Топси принимала таблетки.
Было позднее утро, приближалось обеденное время. На столике перед ними лежала визитная карточка с эмблемой полиции Северного Йоркшира: детектив Донна Долби. Они сидели не за своим любимым местом. На самом деле им повезло, что им вообще удалось занять столик, учитывая обеденный перерыв и наплыв американских туристов, которые только что посетили музей Джеймса Херриота[13]. Толпа незнакомцев, вид на стойку для подносов (полную грязной посуды), непривычный столик сочетание этих факторов привело к тому, что Лиз ощущала себя дезориентированной, неуверенной и внезапно очень уставшей. Ее подруги были так добры, что бросили все свои дела (Пэт пропустила аквааэробику, а у Тельмы подходила очередь за кофе в «Нит-энд-Нэттер»), но теперь, когда обе были здесь, Лиз чувствовала себя уставшей и хотела только одного вернуться домой и свернуться калачиком на диване. Не с «Разломанным печеньем», а с судоку, и, возможно, с приятной передачей о ремонте или выпечке на фоне.
И что ты им сказала? Тельма помешивала кофе.
То, что видела. Как она их пересчитала и выпила. Как она перепутала дни. Они все время спрашивали, путала ли она таблетки.
Так оно и было. В голосе Пэт звучало легкое нетерпение; она не понимала, в чем тут драма, и считала, что все это можно засунуть в ящик с ярлыком «Лиз слишком остро реагирует». Она откусила от булочки и поняла, что та ей не нравится.
Лиз нахмурилась от отчаяния.
Только я этого не заметила. Она путала дни, а не таблетки. Есть разница.
Какая? спросила Пэт.
Предположим, это были одни и те же таблетки, в какой бы день она ни принимала, ответила Тельма.
И скорее всего, она их перепутала, сказала Пэт. Мы все видели, какая она была. Она уже пожалела, что начала есть эту булочку, но не могла найти в себе силы остановиться. Привкус малинового джема вызывал привыкание.
Лиз нахмурилась, пытаясь собрать воедино разрозненные неприятные мысли, какое-то предчувствие неуловимо скользило холодной змеей в ее сознании. Группа ярко одетых матрон из Нью-Йорка была не в восторге от вида на столбы и скотный двор. «Не так я представляла себе Йоркшир», все время повторяла одна из них.
Понимаете, я пыталась рассказать им обо всем остальном, нахмурилась Лиз, вспоминая визит. О людях с солнечными батареями о банковском мошенничестве. Но я видела, что им это неинтересно.
В чем это выражалось? поинтересовалась Пэт.
Сад. Каждый раз, когда я говорила о чем-то другом, детектив Донна смотрела в окно на сад. Но как только разговор возвращался к этим окаянным таблеткам, она была вся во внимании.
Значит, они считают, что таблетки очень важны, заключила Тельма.
Конечно, важны, если это была передозировка, откликнулась Пэт.
В этом-то все и дело. Что-то в резком тоне Лиз заставило трех американских матрон с любопытством оглянуться на их столик. Вот что не давало мне покоя.
Продолжай, поторопила ее Тельма.
Я чувствовала Нахмурившись, она сделала паузу, глядя на металлический абажур, похожий на старое ведро. Подруги терпеливо ждали, вспоминая, как когда-то они сидели на планерках за одним из маленьких столов в классе Тельмы. Порой Лиз трудно было сформулировать свои аргументы, но когда она в конце концов их высказывала, они всегда оказывались весомыми.
Я чувствовала, что они хотели, чтобы я сказала что-то конкретное, что-то, что им было нужно. Когда они спрашивали о Топси, о том, как она путала дни и прошлое с настоящим, у меня возникло ощущение, что легче всего было бы сказать «да». Она легко могла все перепутать и принять слишком много таблеток.
Да, и что в этом такого? Пэт отодвинула свою тарелку. Фруктовая булочка осела камнем в желудке; с каждым кусочком она все больше и больше сожалела о пропущенном занятии по аквааэробике.
Топси всегда была такой осторожной. Помнишь пленки для ламинирования? Такое было трудно забыть. Топси держала их в шкафу и всегда знала точное количество. Горе тому, кто брал их без спроса. Просто это не похоже на нее разом выпить все таблетки, пусть даже у нее в голове все смешалось. Она может путать дни, но не таблетки.
А если она забыла, что уже приняла их, и выпила еще две или три дозы? У Пэт воспоминания о пленках для ламинирования умиления не вызывали.
Было нечто особое в том, как она открывала таблетницу. Лиз прикрыла глаза, воспроизводя в памяти эту сцену. Она их пересчитывала. Как будто хотела убедиться, что все правильно. Мысленно она слышала этот ворчливый голос: «Это для сердца, это для мочевого пузыря, а это, очевидно, потому, что я схожу с ума».