Артур Гедеон
Лилит. Злое сердце куклы
© Гедеон А., 2023
© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023
Все права защищены. Книга или любая ее часть не может быть скопирована, воспроизведена в электронной или механической форме, в виде фотокопии, записи в память ЭВМ, репродукции или каким-либо иным способом, а также использована в любой информационной системе без получения разрешения от издателя. Копирование, воспроизведение и иное использование книги или ее части без согласия издателя является незаконным и влечет за собой уголовную, административную и гражданскую ответственность.
Пролог
СССР, 1959 год
Он вышел из дома и направился к трамвайной остановке. Собранный, точно знающий, что сейчас должен сделать. Главное идти по намеченной прямой, ни шага в сторону. Весна счастливо захлестывала город пронзительной свежестью, всей полнотой жизни. Кругом хлопали на ветру кумачовые транспаранты с яркими лозунгами. Все, как один, звали к новым подвигам, великим достижениям и миру во всем мире. А как иначе через несколько дней Первомай, шумные демонстрации, счастливая толчея, еще дружные семейные застолья. Все то, чего у торопливо шагавшего юноши в широких брюках, просторной рубахе и мешковатом пиджаке и в помине не было. В одном из дворов ладно заливалась «Катюшей» гармонь, соревнуясь с отчаянным перелаем собак, в парке напротив, через трамвайные пути, слаженно играл духовой оркестр. Стайка девочек в красных галстуках, смеясь, пролетела мимо, но, увидев офицера в мундире и при медалях, поравнялась и по-пионерски отсалютовала; он в ответ козырнул им, и радостные пионерки стремительно понеслись дальше.
И ему бы сейчас откликнуться всем сердцем на порывы этой весны юношеской душой, но было не до того. С зубовным скрежетом вдоль парка повернул доходяга-трамвай и, замедляя ход, пошел к остановке. На колбасе умело балансировали два мальчишки-оборвыша и демонстративно махали руками. Юноша прибавил шагу. Длинный для своих шестнадцати лет, худой, сутулый, с высокой копной пшеничных волос, он забрался в трамвай, оплатил билет и сел на свободное место.
На следующей остановке в трамвай ввалились два приблатненных паренька. Один лет восемнадцати, цыганистый, черноглазый, в заломленной назад кепке, другой помоложе, рыжий и курносый, похожий на задиристого дурака. Пассажиры отворачивались никто не хотел пересекаться с ними взглядами.
Билеты покупать будем? спросила кондуктор.
Сейчас, маманя, только местечко нагреем, миролюбиво сказал чернявый.
Вот сейчас и платите, или милицию позову, пригрозила та.
Ладно, ладно, чё сразу легавых-то звать. На охоте, что ли? Он хлопнул себя по бокам. Дай по карманам пошмонать, а то у нас вся капуста червонцами, показно хохотнул парень, мелочь еще поискать надо.
Он огляделся и, хитро прищурив один глаз, направился в сторону длинного тощего юноши интеллигентного вида. Чернявый и рыжий плюхнулись на сиденья перед ним и, перемигнувшись, как по команде обернулись. Таких спутников только врагу пожелаешь.
Парень в кепке осклабился, остро сверкнул золотой фиксой.
Куда едешь, пацан?
Юноша отвернулся к окну.
Куда надо.
Ты чё такой дерзкий? Со старшими надо уважительнее. Он понизил голос: Это мой трамвай, пацан, я тут хозяин. Кондуктор билеты раздает, я монеты собираю. С тебя полтинник, пацан.
Юноша упрямо смотрел в окно.
Слышь, длинный, ты смотри, когда с тобой говорят. Ставки повышаются. И мне полтинник, и Юрку, кивнул он на рыжего. Ему тоже в кино и мороженого охота. Да, Юрок?
Ага, откликнулся тот, показав щербатый рот.
Вы чего деньги вымогаете у парня? возмутилась представительная дама с уложенной клумбой волос на голове, сидевшая за спиной тихого юноши. Хулиганье!
А вам чё надо, тетя? возмутился в ответ парень с фиксой. Чё вы людям говорить запрещаете, старым корешам? Мы, может, в одном классе учились? Я, может, его сто лет не видел? Я вообще сын полка и свои права имею.
Какие вы старые кореша? И какой ты сын полка? Жиган ты. И ни в какой школе твоей ноги отродясь не было. Я что, не вижу, как вы у него деньги выманиваете? Сейчас кондуктору скажу, а у нее свисток. Быстро милиция-то подоспеет!
Слышь, пацан, скажи, что мы старые кореша, потребовал цыганистый в кепке. Пусть тетенька увянет. У меня уши музыкальные за здоровье беспокоюсь.
Но юноша смотрел в окно. Нельзя ничему помешать сделать так, как нужно. Ни гром и молния, ни война, ни конец света не должны остановить его. Он обернулся к женщине за спиной и миролюбиво сказал:
Все хорошо, спасибо.
А потом остановил взгляд на острых карих глазах цыганистого с фиксой. Юноша смотрел упрямо и не опускал глаза.
Ты чё уставился, сучёныш? наконец тихонько, но явно с угрозой в голосе спросил чернявый. Ты чё мне тут рисуешь? Гипнотизер, что ли? Мы ведь можем и с тобой вместе выйти, понизил голос наглый парень в кепке. Куда ты, туда и мы. Так хочешь? Он зашипел, кивая на товарища: У Юрка кулаки как кирпичи, начнет колотить не остановишь. Испытать хочешь? А, Юрок, отметелим тощего?
Ага, кивнул тот.
Худой юноша перевел взгляд на рыжего и заглянул в его туповатые глаза.
Чё он пялится, а, Сыч? спросил у товарища рыжий. Больной, может?
Худой юноша улыбнулся чернявому с фиксой:
Вам нужен полтинник?
Ну? спросил тот. Только дошло?
Юноша забрался в карман пиджака, порылся там и что-то протянул вымогателю:
Фокус-покус. Держите.
Зря ты это, мальчик, неодобрительно сказала тетенька с клумбой на голове.
Во, другой разговор, ожил чернявый. Сразу бы так. А моему братишке? Он кивнул на туповатого спутника. Юрку тоже полтинник нужен, а то он плакать будет. Будешь, Юрок?
Буду, мрачно ответил тот.
Вот и ему полтинник, сказал долговязый юноша и тут же поспешно встал.
Трамвай как раз тормозил перед очередной остановкой. Юноша вышел и заторопился в сторону Старой площади, где дожидались пассажиров два обшарпанных довоенных автобуса.
Чернявый и рыжий заторможенно смотрели на то, что лежало у них на ладонях.
Полтинник, кажись? спросил чернявый. Или рубль дал промахнулся? Я чё-то не секу
А у меня чо? Гривенник? хмурился рыжий. Обманул, падла? На кино не хватит.
Чего, дурни, смотрите? усмехнулась женщина с клумбой на голове, выходившая на следующей остановке через переднюю дверь. У вас в руках по гайке. У одного большая, а у другого маленькая. Ближайшие пассажиры уже тянули шеи в их стороны всем хотелось посмотреть на «фокус-покус». Вот таких гаек вам в башке и не хватает. А паренек-то хитер обвел вас вокруг пальца, паразитов, рассмеялась дама. Ему бы в цирке с такими талантами выступать!
Фырчал и кашлял старый автобус, кряхтел и захлебывался во время переключения скоростей, но катил быстро. На нем юноша покинул город, переехал по мосту через речку Лиховую, промчался по старинному селу Зырино и вышел на дальней его окраине. Слева поднималась построенная еще до революции кирпичная водонапорная башня, а справа, за плотным высоким забором и буйно зацветающим садом, крепко стоял, построенный на века, большой патриархальный дом.
Юноша бывал тут нечасто. В этом доме поколениями росли его предки, но так случилось, что отца, художника, тут не жаловали. Однажды тот сказал, что не хочет иметь ничего общего со своей безумной родней.
И причина на то была. Семью Беспаловых избегало и побаивалось еще с давних времен все село, и даже теперь, в советские времена повсеместного атеизма, потому что числились они потомственными колдунами. Юноша отворил калитку и двинулся по широкой тропинке к дому. Весь фасад был покрыт хитрой резьбой, где можно было разглядеть и смешные фигурки людей, и животных, и всякие символы. Юноша знал: каждый из них значит очень много, весь этот рисунок целое письмо, но никто и никогда не говорил ему, кому оно предназначено и что скрывает. Помнил только, как ему про эти каракули сказал дядя, уже покойный: «Этим языком наши боги с нами говорят, малышок. Вырастешь, может, и узнаешь, что к чему, если дед Берендей позволит. Он отца твоего проклял, братца моего младшого, и тебе, семени его, не шибко доверяет». Помер дед Берендей, но так и не посвятили юношу в тайное письмо предков.
На крыльце сидела его бабка Чернуха, в миру Евдокия, чтобы вопросов не было, в старом плетеном кресле. Одета она была в черное, с платком на голове. Кто из сельчан увидит пробежит мимо. А поймает ее взгляд сразу в церковь. Сидела она, как сфинкс, положив руки на широкие лопухи-подлокотники, по-хозяйски откинувшись на спинку. Тут же, на узкой тесной скамейке дремал родной дядя юноши младший брат отца Ёж, в миру Никодим. В поддевке, широких штанах и старых хромовых сапогах.
Редкий гость, процедила бабка Евдокия. А как вытянулся.
Но сказала это с радостью как-никак, родная кровь. По-своему она очень любила внука.
Ой ты, племянник пожаловал! приподнявшись на локте, усмехнулся Никодим. Как там братец мой поживает? Малевальщик? Пьет горькую?
Иногда пьет, стоя перед лестницей, потупил взор юноша.
А мать все блудит?
Не знаю, обиженно нахмурился гость.
Не терзай ты его, дурень, осекла бабка Чернуха сына-словоблуда. И так у него не дом, а худое сито. Ну, отрок, зачем пожаловал? Вижу: нужда приключилась, и по нашей части. Верно?
Верно, бабушка, ответил юноша. Большая нужда.
И срочная?
Очень срочная.
И сердечная?
Да, бабушка, вспыхнул он.
Говори, милый, помогу, чем смогу.
Может, в дом пойдем? покосившись на пересмешника-дядю, предложил юноша.
Пойдем, милый, пойдем. Поднимайся. А ты дом стереги, Никодим, в шутку наказала она сыну. Чтобы мышь не пробежала.
Из дома или в дом? пошутил тот.
Балабол, откликнулась старуха, взяла внука за плечо, нагнула, поцеловала в темя и подтолкнула к открытым дверям.
В избе она усадила его в красный угол, самый нарядный и ухоженный, правда, не было тут никаких образов, как в других, и быть не могло. Но висел высеченный из дерева лет двести назад почерневший старик, длинноволосый, в одежде до пят, с посохом. Он подозрительно смотрел на всякого, кто сюда входил, садился за стол, а может, и слушал, о чем говорят.
Юноша стал рассказывать со всей положенной его возрасту страстью и всей болью, которую переживал сейчас.
Задачки ты задаешь, внучок, покачала головой бабка Чернуха. Чтобы помочь, я должна открыть тебе несколько тайных дверей, одну секретнее другой. Твой дед Берендей, муж мой, будь он жив, никогда не позволил бы мне этого сделать, он проклял своего сына, твоего отца, и не верил тебе. Но я верю, милый, потому что знаю: тебе передался наш дар. Ни трем моим сыновьям, а именно тебе. И вот мой выбор. Помогу тебе прогневлю мужа. Каким словом он встретит меня там, куда все уходят? А не помогу прогневлю господина-Чернобога, она указала кривым пальцем на деревянного идола. И Мару с Мороком тоже прогневлю. Старуха прихватила его руку костистой клешней. Только и ты, внучок, должен решить для себя, как тебе быть дальше.
Что я должен решить, бабушка?
Дать слово, что будешь служить семье и нашим богам.
Даю слово, кивнул он.
Какой ты шустрый, усмехнулась старуха. Но это хорошо, что сразу согласен. Стало быть, сердцем говоришь, только так и надо. Я буду читать заклинания, а ты повторять их за мной слово в слово. Долго буду читать помни.
Хорошо, кивнул юноша.
И еще помни: ее душа останется между небом и землей, будет ждать, сколько надо. Там времени нет. Но пока она здесь, сама должна решить, что согласна на это. Сама. Ты ее неволить не вправе. Да и захочешь не сможешь. Тут каждый за себя решает. И если она решится, то пусть скажет на самом пороге, когда ты все отчитаешь, такие слова: «Согласна! Забери меня из рук смерти, уведи в сад покоя, где я буду ждать, когда ты вернешь меня». Понял?
Понял, с бешено колотящимся сердцем ответил юноша.
Хорошо. Сил тебе придется отдать много. Может, потеряешь что-то из своего. К этому тоже будь готов. И последнее тебе понадобится сосуд, куда ты вольешь ее душу и принесешь в мир живых. Всего-то навсего, проще некуда, а, внучок? сжав его руку прокопченной клешней, сухо рассмеялась бабка Чернуха.
А какой это сосуд? Где его взять?
Узнаешь.
И все может получиться?
Моя бабка Волчица говорила так: «Пусть нас пугают: Бог дал Бог взял, а мы у Него назад заберем». Ты и заберешь, Саввушка, коли сила дана, а я помогу, направлю, лучинку во тьме для тебя подержу. А теперь запоминай заветные слова, что она должна услышать в те самые мгновения, когда с краешка жизни сорвется в тьму кромешную
Часть первая
Дворец для принцессы
Глава первая
Лучшая подруга
1
В открытые окна усадьбы, через благоухающий цветами парк влетели отдаленные звуки автомобильного клаксона. Три раза с дороги, затем повторилось, и еще три раза у самых ворот. Радостнее позывных Женечка еще не слышала.
Это он! вцепившись в подоконник, воскликнула она. Он привез ее! Илона! Аннушка!
Конечно, привез, откликнулась домоправительница, занимавшаяся цветами. Она переглянулась с молодой горничной в белоснежном фартуке и чепце, с влажной тряпкой в руках. Та показно сморщила нос, на что домоправительница осуждающе нахмурила брови, что означало: «Прекращай-ка мне, слышишь?» И тотчас ласково обратилась к девочке:
Павел Константинович всегда выполняет свои обещания.
Рыжеволосая зеленоглазая девочка-подросток в белом платье жадно всматривалась в аллеи, проходившие через роскошный зверинец, созданный из кустарников и небольших деревьев. Тут были слон и слониха с тремя слонятами, два носорога, бегемот, львы, жирафы и кенгуру, пони и даже большой одинокий орангутанг. Все эти звери росли вместе с ней, на ее глазах обретали художественный образ, выразительность и характер, и у каждого было имя, которое Женечка дала сама. Зеленые и такие родные, крепко сплетенные из густых ветвей и плотных листьев.
И вот на аллее появился ее отец с букетом белых роз. Он махал ей свободной рукой, за ним шагал гигант шофер и нес в руках коробку в половину человеческого роста, увитую золотыми, алыми и голубыми лентами. Отец красноречиво послал дочери воздушный поцелуй, Женечка потянулась к нему и тоже замахала руками.
Люблю тебя! крикнул отец.
И я тебя! ответила она. Скорее же! Скорее!
Коробка в руках шофера притягивала взгляд, как магнитом. Сокровище, обещанное сокровище! Долгожданное, ее, только ее!
Отец и шофер скрылись, парк наполнился июньской полдневной тишиной. Зато вскоре послышались шаги в коридоре второго этажа. Женечка привычным движением нажала на кнопку пульта, кресло-каталка с легким жужжанием развернулось от окна к двери.
Нам уйти? спросила домоправительница Илона.
Нет, останьтесь, хочу, чтобы вы тоже увидели.
С удовольствием, перехватив взгляд горничной, сказала та. Столько в доме было разговоров
Через мгновение двери открылись, и отец переступил порог с той же подарочной коробкой в ярких лентах.
Вуаля, принцесса! весело сказал он. Я принес тебе обещанную сестренку.
Ее кресло отъехало от окна в сторону отца с долгожданным подарком.
Открывай, папа, проговорила дочка.
А маму ждать не будем?
Нет! Ответ прозвучал категорично.
И слово «мама», несомненно, резануло девочке слух.
Как скажешь, милая. Но Зоя может на нас обидеться.
Пусть.
Ладно.
Отец положил коробку на большой низкий столик и демонстративно потянул розовую ленту бант развязался. Затем синюю разошелся второй бант. Только потом он быстро и ловко избавился от золотого банта. Женечка неистово захлопала в ладоши, словно перед ней только что был исполнен цирковой номер высочайшего класса. Но она-то знала: это почище любого номера сейчас ее ждало чудо. Отец потянул крышку та осталась в его руках. Женечка подъехала ближе, осторожно подошли домоправительница и горничная. В подарочной коробке лежала огромная рыжеволосая кукла в багряном средневековом платье, расшитом золотом, с золотой короной-обручем на голове. Ее лицо было максимально очеловечено и казалось живым. Яркие зеленые глаза весело и цепко смотрели на хозяев и слуг.