Бог мой, непроизвольно воскликнула Илона и переглянулась с Аннушкой. Как живая!
А то, усмехнулся отец Женечки. Фирма веников не вяжет. Произведение искусства. Постарался искусник Савва Андронович Беспалов.
А кто он? спросила Илона.
Ты когда последний раз была в нашем театре кукол?
Никогда.
Вот тебе и ответ. Беспалов гений; художник, скульптор, кукольник с большой буквы, его во всем мире знают.
А-а.
Кукла светилась червонным сиянием платья и волос, но в глазах было сосредоточено еще больше света.
Дай ее мне, попросила Женечка и протянула руки.
Бери, сказал отец, аккуратно вытащил куклу из ее уютного картонного домика и передал дочери. Знакомьтесь, девочки, скосив глаза на домоправительницу и горничную, предложил он. Важный момент.
А как ее зовут, папочка?
Отец и дочь задумались. Вот какая странность: лицо куклы словно скопировали с живого человека очень красивой молодой женщины. Или это была фантазия талантливого мастера? Такая красота должна была изначально носить имя, но скульптор то ли забыл, то ли не захотел давать его. Или он следовал неписаным правилам? Кажется, последнее и было истинно.
Ты сама должна дать ей имя, ответил отец. Я так думаю.
Хорошо. Как тебя зовут, сестренка? глядя в зеленые глаза куклы, спросила Женечка. Ответь мне, пожалуйста.
Прошла минута, другая, третья Хозяин дома и две женщины успели несколько раз переглянуться.
Ну, что она тебе говорит? пошутил отец.
Девочка завороженно смотрела в глаза куклы. Но и она смотрела на нее, в этом не было сомнения. Зеленые глаза и другие тоже зеленые. Девочка испытывала куклу, та свою новую юную хозяйку. Не знали заботливый отец девочки и прислуга, что слуха девочки только что коснулись звуки. Их не существовало ни в этой комнате, ни за ее пределами. Но Женечка сейчас слышала то, чего не мог уловить никто, кроме нее. Так кошка слышит ночью все звуки в спящем доме, которые не касаются и не могут коснуться слуха хозяев. Это был чей-то голос, настойчивый и ласковый одновременно. Обволакивающий призывный шепот. А за ним следовало настойчивое эхо
Я назову ее Лилит, вдруг сказала она.
Отец нахмурился:
Как ты назовешь ее?
Лилит.
Странное имя. Может, лучше Катюша или Алиса? Или Пелагея, например.
Нет, Лилит, строго подтвердила Женечка. Ты сам попросил дать ей имя, папочка.
Кажется, дочь готова была обидеться на то, что ей не доверяют. Отец переглянулся с Илоной, пожал плечами:
Ну, как скажешь, милая.
В комнату вошла мачеха Женечки длинноногая, в банном халате, затянутом широким поясом на осиной талии, с мокрыми светлыми волосами и гребнем в руках.
Что я пропустила, ну-ка, признавайтесь? нарочито весело спросила хозяйка. Боже, какое чудо! увидев в руках падчерицы подарок, она шагнула к Женечке, но та непроизвольно отдернула куклу и еще крепче вцепилась в нее. Что с тобой, золотко, я хочу посмотреть
Домоправительница поспешно сказала:
Пойду займусь праздничным столом, и ушла.
За ней торопливо и молчком устремилась горничная. Между падчерицей и мачехой всегда возникало слишком много электрических разрядов.
Дочка, ты что? с легким укором вопросил отец.
Женечка, словно опомнившись, не сразу, но протянула мачехе куклу.
Только осторожнее, Зоя.
Ну разумеется. А что с ней случится? Она обидится на меня?
Девочка нахмурилась:
Нет, она обидится на меня.
Отец покачал головой:
Главное, что кукла ей понравилась. Даже очень. Так ведь, милая?
Очень, уверенно кивнула дочь. Спасибо, папочка. А теперь ты, Лилит, скажи, скажи
Лилит? перебив ее, поморщилась мачеха. В смысле, Лиля?
Лилит, Лилит, многозначительно посмотрев на жену, уточнил Павел Константинович.
Правда? она подняла брови.
Да, еще более многозначительно кивнул тот и озадаченно покачал головой.
Ладно.
Ну, говори, поторопила Женечка. Говори же «Спасибо, папочка», как ни в чем не бывало произнесла дочка за свою куклу нежнейшим голоском, которого никто от нее раньше не слышал, и тотчас заявила отцу: Она тоже будет называть тебя папочкой, ведь она моя родная сестренка. Ты же не против?
Нет, конечно. Оскомин переглянулся с супругой, словно ища у нее поддержки.
Так, значит, у меня появилась вторая дочка? нарочито весело поинтересовалась Зоя Владимировна.
Но девочка не ответила, и взгляд ее, встретивший взгляд мачехи, показался той чересчур колючим и чужим.
Кстати, тебе необязательно говорить за нее, милая. Твоя Лилит умеет говорить сама.
Как это? насторожилась девочка.
А вот так, ответил отец, достал из кармана пульт и нажал на кнопку.
В кукле родилось что-то похожее на вздох, а потом она изрекла певучим голоском:
«Здравствуй, Женечка! Здравствуй, сестренка!»
Приветствие еще не закончилось, как Женечка отпустила куклу и что есть силы зажала уши руками. В ее глазах отразились непонимание, испуг, даже гнев.
Что с тобой? спросил отец, когда дочь опустила руки.
Убери это, папа.
Что «это»?
Она кивнула на его руку:
Это.
Пульт?
Да.
Хорошо, сказал он и спрятал пульт в карман. Но что тебя напугало, милая?
Это не ее голос, уверенно ответила дочь. Он чужой.
А ты знаешь, какой у твоей Лилит голос?
Да.
Мачеха хотела что-то сказать, пошутить, снять неловкость, но Женечка только схватила в охапку рыжеволосую зеленоглазую куклу и, хмурясь, еще теснее прижала ее к себе. Но сердитой она оставалась недолго вскоре подняла на родителей глаза и улыбнулась так, как умела делать только она.
Простите меня, пожалуйста, ладно?
За что? спросил отец.
Хочу побыть одна. До обеда. Можно?
Конечно, милая.
Тогда чмоки-чмоки, папочка и Зоя, очень миролюбиво добавила она. И спасибо за подарок о лучшем я и не мечтала. Правда-правда!
Когда родители вышли из комнаты, закрыли за собой дверь и двинулись по коридору, Зоя не выдержала:
Что сейчас было, Паша? Все это?
Понятия не имею, пожал тот плечами. Каприз, наверное.
Каприз? Это, по-твоему, был каприз ребенка?
Она сдерживала себя годами и вот случилось то, о чем мы с тобой не имеем ни малейшего представления. Надо опять позвонить тому детскому психиатру. Сама говорила: он кудесник.
2
Пять лет назад они попали в автомобильную аварию, всей семьей. Павел Константинович Оскомин отделался переломом руки, ступни и трех ребер. У его красавицы-жены Зои случился выкидыш, и она потеряла возможность когда-либо иметь детей. А Женечка, веселая, подвижная, рыжеволосая бестия, осталась прикованной к креслу-каталке. Она могла пошевелить пальчиками ног, даже чуть привстать, но даже минимальные движения приносили ей нестерпимую муку. Физиотерапевт все еще исправно навещал ее, но Женечка боялась его как огня и смотрела на заботливого доктора, как на своего личного мучителя и палача. Пяти лет ей хватило, чтобы привыкнуть к своему незавидному положению и начать жить внутренней жизнью. Про школу пришлось забыть. Павел Константинович был весьма состоятелен и мог обеспечить дочери лучшее частное образование.
Выбор подарка на день рождения любимой дочери всякий раз становился великим событием. У Женечки было все, что она могла пожелать, кроме здоровья. Этого отец вернуть ей не мог. Но мог сделать ее жизнь хоть чуточку более счастливой. В позапрошлом году он подарил ей мини-автомобиль с ручным управлением, чтобы она могла ездить по аллеям их парка, навещая любимых зверей, в прошлом видеокомнату с объемным разрешением и суперзвуком. В этом году хотел заказать ей небольшое колесо обозрения, под второй этаж, с тремя лавочками, и поставить его за особняком на заднем дворе.
Он носился с этой мыслью, пока не оказался у витрины местного знаменитого театра кукол «Лукоморье». Дети обожали его, билеты на спектакли раскупались загодя. Театр много времени проводил на гастролях по России и за рубежом, регулярно привозя домой, к радости областной администрации, ценные медали и почетные грамоты, о чем то и дело талдычила местная пресса.
Месяц назад Павел Константинович припарковался напротив театра кукол огромной стеклянной стены три метра высотой, разделенной такими же стеклянными дверями. Повсюду висели яркие афиши с фотографиями сцен из самых популярных спектаклей. Пару раз он водил сюда Женечку, когда ей было лет пять. Он хорошо помнил, как она смеялась вместе с другими детьми и хлопала в ладоши, каким восторгом и радостью горели ее глаза. Но после травмы она отказалась от выходов в свет. Позже много раз он проходил или проезжал мимо театра, мельком поглядывая на витрину «кукольного дома», но кроме горечи не испытывал ничего. А тут вдруг остановился. Прекрасная Мальвина и ее печальный воздыхатель Пьеро, в компании с королевским пуделем, приглашали всех горожан посетить выставку кукол театра «Лукоморье», которая проходила в фойе. Называлась она «Волшебный мир Саввы Андроновича Беспалова. Персональная выставка художника к 70-летию со дня рождения». С фотографии под текстом на прохожих доброжелательно смотрел благообразный худой старик с живыми колючими глазами и пышной седой шевелюрой.
Мальвина и Пьеро были так хороши, что Павел Константинович улыбнулся, открыл стеклянную дверь, зашел в театр и купил в кассе совсем недорогой билет для взрослых. Деток, разумеется, пускали бесплатно. А поднявшись на второй этаж и войдя в фойе, по которому бродили любопытные родители и дети, не пожалел, что пришел сюда.
По всему периметру и в центре зала за стеклянными витринами стояли, сидели, летели или вступали в смертельные схватки персонажи русских и зарубежных сказок. Улыбался хитрый весельчак Буратино в неизменном колпаке, крепко державший в деревянных ручонках огромный золотой ключик; ехал на печи беспечный Иван-дурак, а в его ведерке плескалась исполнительница желаний чудесная щука; лукаво и самодовольно подкручивал усы Кот в сапогах, над которым грозно навис великан-людоед; дрались в небе Руслан и Черномор витязь ловко прихватил похитителя Людмилы за бороду и тащил лиходея вниз, к земле, чтобы поквитаться с ним. Персонажей сказок тут было не менее полусотни. Всех объединяло удивительное мастерство художника, создавшего их. Одна кукла особенно удивила Павла Константиновича это была Аленушка, та самая, чей непослушный братец Иванушка испил из лужицы и превратился в козленка. Девица в красивом сарафане, с широкой золотой косой через плечо стояла за стеклом, левую руку положив на грудь в районе сердца, а правую вытянув к зрителю, будто говоря с опаской свою знаменитую фразу: «Не пей, Иванушка, козленочком станешь!..» Зеленые глаза Аленушки казались абсолютно живыми, мимике сказочной героини могла позавидовать любая драматическая актриса.
Хороша наша Аленушка, правда? спросили рядом.
Павел Константинович обернулся. Вопрос задала пожилая женщина, сотрудница театра, следившая за порядком.
Очень хороша, согласился Павел Константинович. Да все они хороши. Но ведь это не театральная кукла как таковая?
Нет, конечно, это образец. «Идеал», как говорит наш Савва Андронович. А с него он уже потом создает куклу для сцены. Где они только ни побывали, его куклы: и в Англии, и во Франции, и в Италии. В Америках, даже в Японии. Вот где они всех удивили. Знают японцы толк в куклах, так сказал наш директор. Он сам возил выставку в Японию.
Оскомин про себя усмехнулся: ну, понятно, куда же выставка без директора? Тем более в Японии.
И пять спектаклей с выставкой возили. Полный аншлаг был, как наш режиссер сказал. А теперь куклы к нашим деткам вернулись. Теперь пусть свои порадуются.
А он сейчас здесь, ваш кудесник? спросил Оскомин.
Кто, Савва Андронович?
Да, художник, кукольник?
Не-ет, скептически протянула смотрительница. Он тут редко бывает. У него дом за городом, старенький, но просторный. Там, как наши говорят, у него большая мастерская, а тут угол, не развернешься. Куклы-то вон какие! Гиганты.
А как бы мне его найти, вашего Беспалова?
Она вздохнула:
Адрес только директор может сказать. Он сейчас здесь. Должен быть на месте. Кабинет на первом этаже.
Благодарю, учтиво поклонился Оскомин.
Куклу решили заказать? в спину ему спросила смотрительница.
Как вы догадались? обернулся Павел Константинович.
А на что ж вам еще кукольник мог понадобиться?
Она была права.
Дочке на день рождения.
Делает он под заказ, делает, только дорого берет, говорят.
Разберемся! через плечо бросил Оскомин.
Через десять минут он уже выходил из театра марионеток. Когда изложил свою просьбу, очень занятой директор по фамилии Цоколь пробурчал: «Каждая его кукла состояние стоит». «И этот туда же», подумал Павел Константинович. А вслух уверенно сказал: «Деньги значения не имеют». Директор смерил его оценивающим взглядом: посетитель выглядел очень респектабельно. «Ладно, пожал плечами местный Карабас Барабас. Если у нашего гения есть время, если он согласится» «И срочно», добавил Оскомин. Директор Цоколь взял телефон, набрал номер. «Савва Андронович, тут к вам один человек хочет заехать, кукла ему нужна от великого мастера. Да. И срочно. Представьте себе! Что в копеечку встанет? Сказал, сказал. Вы когда приедете? спросил директор у Оскомина». «Сейчас, если можно», уточнил тот. «А что за кукла нужна и для кого?» «Для девочки-подростка, моей дочери, что-то наподобие его Аленушки» «Аленушку хочет, пояснил директор. Да, напишу. Пока, Савва Андронович. Он нажал на кнопку. Мастер дал согласие и ждет вас». С адресом в кармане Оскомин забирался в салон своего «БМВ», чтобы отправиться на окраину, вернее, еще дальше, туда, где город с юго-восточной стороны обтекала речка Лиховая.
На выезде как назло оказались пробки. Он еле прорвался. В обед Оскомин перехал через бетонный мосток, переброшенный над Лиховой. Внизу на жаре, со стороны города, между прибрежных кустов неровным рядком стояли полуголые рыбаки и ловили на поплавок сорожку и чебака. В камышах затаились резиновые лодки. Там удили рыбку покрупнее и похитрее золотого карася. У одного над водой забилась серебристая рыбка, да так яростно, что сорвалась. Павел Константинович улыбнулся: вспомнил, как и он с мальчишками со двора приезжал сюда на велосипеде и удил до самой темноты речную мелочь. Разводили костер, коптили на крепких палочках рыбу, иногда варили уху. Они уезжали, когда река стремительно темнела и со стороны мрачного села Зырино ярко загорались огни. О селе исстари ползла дурная слава: мол, было оно прибежищем воров и супостатов всех мастей, которые бежали от судов и полиции, селились тут, плодились и совершали бандитские набеги на город. Еще до революции. И после войны тоже много тогда хулиганья и шпаны развелось. Но теперь все это быльем поросло.
Село за окраиной города, дом кукольника на дальней окраине. Прямиком по центральной дороге, поднимая пыль и разгоняя коз, в сторону леса. Слева, сказали, будет водонапорная башня, справа искомый «дом нашего Лешего». Мастаки эти местные жители лепить клички всем, кто непохож на них, хлебом не корми. А где еще селиться такому странному человеку, старому одиночке, который живет в мире сказочных персонажей и своих фантазий, если в городе никто дворца не предлагает? Вот именно на отшибе, в гордой изоляции.
Дом его был стародавний, деревянный, давший легкий крен на один бок, и просто огромный. Видать, строили на большую семью. Одноэтажный, но с высокой крышей, которая, несомненно, скрывала обжитой чердак. Его условную древность выдавали старинные растрескавшиеся наличники, сплетенные из замысловатых фольклорных орнаментов, и прочая фигурная резьба, которая покрывала фасад дома. Каждый из орнаментов, любая загогулина явно таили в себе глубокий смысл.