На глаза наворачиваются слезы, когда я подхожу ближе и изучаю детали. Несмотря на год отсутствия, мне легко удается определить, кто из ребят что нарисовал. Длинноногих лошадей, резвящихся у извилистого ручья, наверняка изобразила Синтия, футбольную площадку со спортсменами и спортсменками близнецы Луиза и Леон, а автопортрет Луизы я узнаю по тому, что она с короной на голове выгуливает на поводке детеныша носорога.
Я даже нахожу себя по коричневым вьющимся локонам до плеч и какой-то штуке в руках, напоминающей гигантский баклажан. Впрочем, ноты, которые разносятся от него по воздуху, позволяют предположить, что это гитара.
Получилось просто потрясающе, шепчу я. Как вам удалось все это осуществить?
Кришан поднимает руки.
Ровно так, как ты и предлагала: через поиск спонсоров. Теперь следующие три года мы отвечаем за судейство на играх по сбиванию жестяных банок на летних праздниках одной строительной фирмы. Это условия сделки.
У меня вдруг пересыхает во рту, когда на расписанной стене я замечаю еще одну деталь.
В центре ярко-желтого солнца, которое расположилось в углу комнаты и заняло часть потолка, нарисовано лицо, и я узнаю форму глаз. Только один ребенок рисует серебряные звездочки как блеск в глазах.
Это Пол нарисовал? На самом деле мне не нужно спрашивать и даже оборачиваться к Кришану, чтобы знать, что он кивает. И улыбается. Наверное, глаза у него тоже на мокром месте, как и у меня. Он правда залез на лестницу под самый потолок?
У Пола маленькая умная голова и большой талант по части игры на фортепиано. Но его многочисленные страхи перед всем на свете часто ему мешают, и самым сильным среди них была боязнь высоты. Он не мог даже встать на табуретку.
Мередит и Энтони держали лестницу, а Робби забрался вместе с Полом и держал его, рассказывает Кришан. Он слез вниз раз сто, но поднялся обратно сто один. Это он настоял на том, чтобы нарисовать солнце, несмотря на свой страх.
По щеке бежит слезинка, пока я разглядываю гордый блеск в глазах солнца. Однажды Пол прошептал мне, что хочет сделать так, чтобы солнце улыбалось, если мы раскрасим стену. Я помню все, как будто это было вчера. Я спросила его, уверен ли он, а мальчишка взглянул на меня своими умными карими глазами, набрал полную грудь воздуха и еще больше смелости, а потом прошептал:
Я тебе обещаю.
Но это было не вчера.
Я вытираю слезы.
Они все еще регулярно приходят?
Да, конечно. А еще Софи, Айла, Мо и оба Джорджи. Все младшие по-прежнему здесь Я слышу то, что он не произносит вслух и что тем не менее витает в воздухе.
и ждут твоего возвращения.
Глубоко вздохнув, я раскидываю руки. Внутренний порыв чуть не заставляет меня закружиться от счастья, но я его подавляю.
Просто с ума сойти, что вы это сделали, Кришан. Я так рада, невероятно рада, что здесь все получается.
И это еще слабо сказано. Я ужасно переживала, устоит ли клуб, который невероятно важен для детей в этом районе. В финансовом плане каждый год приходилось туго, а сотрудников не хватало еще до моего ухода.
Выпьешь со мной чаю? спрашивает Кришан. Мы идем на кухню, где он ставит чайник, в то время как я по старой привычке тянусь за черным чаем, который он всегда раньше пил. Себе беру мяту и опускаю пакетики в две чашки.
Вскоре после этого мы садимся за большой деревянный стол, за которым в излюбленные вечера спагетти по понедельникам, прижавшись друг к другу, вмещаются целых двадцать детей. Для некоторых из них это единственная горячая пища за день.
По средам и пятницам, говорит Кришан ни с того ни с сего, однако я все равно его понимаю: замечаю по глазам за стеклами очков, что он имеет в виду.
Серьезно? Вы едите вместе три раза в неделю?
Кришан с довольным видом откидывается на спинку стула.
Среда день овощного супа, так что они не испытывают особого восторга от еды, зато от совместной готовки вполне.
Совместная готовка! Раньше из-за нехватки персонала это было невозможно. Если бы я не сидела за этим столом-монстром, то от восторга бросилась бы Кришану на шею. А это тебе как удалось?
Он качает головой.
То, что твой план с поиском спонсоров для перепланировки сработал, дало мне толчок. Я снова подал заявку на государственное финансирование и получил несколько одобрений. А это подводит нас к причине, по которой я хотел, чтобы ты обязательно зашла сюда на чай, хотя ты уже написала мне в электронном письме, что больше не можешь быть волонтером.
Я обхватываю руками горячую чашку, потому что внезапно пропало ощущение тепла, которое во мне до сих пор вызывали Кришан и клуб.
Поверь, я бы продолжила, если бы могла. Мне не хватает детей и работы здесь.
Ханна, я тебя понимаю. Я благодарен за каждый час, когда ты нам помогала. Ты ценнее, чем два штатных преподавателя.
Ты преувеличиваешь.
Не преувеличиваю, и тебе это известно. На твою страсть к этому клубу невозможно прицепить ценник. Но в случае, если твое решение основано на финансовых причинах и ты просто не можешь больше позволить себе уделять нам столько времени
От его слов я чуть не вздрагиваю, но сдерживаю себя и только сильнее стискиваю горячую кружку в ладонях.
я бы хотел предложить тебе оплачиваемую должность.
Пару секунд я жду, что он рассмеется. Но Кришан лишь в ожидании наблюдает за мной. Похоже, он серьезно. Действительно серьезно.
Я думал о двадцати часах в неделю. Разумеется, можно и меньше, если для тебя это слишком много. Это обсуждается. И само собой, можешь приступить, когда будешь готова. Мы будем тебя ждать.
Я уставилась на него.
Ты ты не можешь
Нет, могу. Я открываю вакансию, финансирование подтверждено. И ты первая в моем списке.
Я. Первая в списке.
Момент, когда предложение Кришана наполняет меня гордостью и чем-то вроде радости, краток. Реальность тут же больно вонзает в меня зубы. Я кто угодно, но точно не первая в списке, когда речь идет о том, чтобы наставлять детей на правильный путь. Подавать им пример. Быть той, на кого они смогут равняться.
Это честь для меня, выдавливаю из себя я. Кришан не должен почувствовать, какую горечь у меня вызывает этот шанс. Он не виноват, что я не тот человек, которому любящие родители захотят доверить своих детей. И честно говоря, никогда им не была. Я была всего лишь хорошей актрисой. Но ничего не получится.
Он беззвучно вздыхает. Потом делает глоток чая.
Если тебе нужно время, чтобы подумать
Нет. Размышляя об этом, я просто буду себя мучить. Просто я неподходящий кандидат для этой работы.
Кришан мне улыбается.
Вот тут я бы возразил. Но решать, естественно, только тебе.
Надеюсь, ты во мне не разочарован.
Он сильно перегибается через стол, для чего ему приходится почти встать, берет меня за руку, мягко отрывает ее от чашки и сжимает.
Я слишком благодарен тебе за все годы, которые ты провела здесь, чтобы хотя бы подумать о чем-то подобном. Но могу я быть с тобой откровенен, Ханна?
Ты же и так всегда откровенен.
Ты в курсе, что я не люблю давать советы, о которых меня не просили. Но тебе хочу дать один.
Я киваю в знак того, что никогда не воспринимала советы Кришана как непрошеные. На самом деле за все время, что я его знаю, он не дал мне ни одного плохого совета. Тем не менее на большинство хороших я плевала, поскольку была чертовски юна и считала, что что-то понимаю о мире, в котором на деле знала лишь один крошечный кусочек: старые трущобные улицы Киркдейла.
То, что случилось в прошлом году начинает Кришан, и я, словно повинуясь рефлексу, закрываю глаза, как будто могу спрятаться в темноте от его слов. Но не получается. И забыть не получается. Последствия той единственной ошибки ни на миг не выходят у меня из головы. Но когда тебя тыкают в это носом это не то же самое, что и необходимость говорить об этом.
Не то чтобы я не хотела об этом разговаривать. Я бы хотела.
Просто я не могу.
Паника не отпускает.
Так и сейчас собственное сердцебиение превращается в глухой бас в ушах, грозящий заглушить все прочие звуки. Ледяной холод тысячей иголок просачивается во все поры. Я знаю: сразу после этого меня бросит в пот.
Комната становится узкой и длинной. Чересчур узкой. Чересчур длинной. Я теряюсь в ней и расплющиваюсь.
То, что случилось в прошлом году, тут ни при чем, быстро произношу я.
Выдыхать. В этом весь фокус. Просто спокойно выдыхать. Тогда вдох произойдет сам собой, и никто не заметит, что со мной творится. Никто не заметит, что я падаю и падаю, глубже и глубже, и в ожидании падения, которое меня раздавит, едва способна соображать.
Виновато улыбаюсь Кришану. Он продолжал говорить, но я его не слышала. Он задал вопрос? Дал совет? Теперь в его взгляде появляется легкое беспокойство, но навряд ли он понял, что у меня паническая атака. Я заставляю себя сделать глоток чая. Пока жидкость стекает вниз по горлу, остается лишь надеяться, что она уже не очень горячая. В данный момент я бы этого не почувствовала.
Мне просто нужно начать заново, понимаешь? Проклятье, звучит так, будто мне больше не важны клуб и дети, что абсолютно не соответствует правде. Я должна как-то начать что-то новое.
Кришан медленно кивает:
Я понимаю. Но я имею в виду не клуб. Я говорил о музыке, Ханна. Ты хочешь снова заняться музыкой?
Такой легкий вопрос. Но для меня он как ведро снега на голову. Снега, который несколько дней пролежал на обочине дороги, стал грязным, наполнился острыми ледяными осколками.
Я Я не знаю.
Не знаю, могу ли еще. Да сколько же можно падать?
Не позволяй отнять ее у тебя, Ханна. Слышишь меня?
Я киваю, хотя его слова скорее просто цепляют меня, чем по-настоящему оседают внутри.
Когда ты пришла сюда впервые, то была такой же, как сейчас. Не знала, куда идти. Не совсем понимала, кто ты вообще на самом деле. Именно такой я снова вижу тебя сейчас, Ханна. Ты ведь знаешь, кем была в последние годы, не так ли?
И вновь я киваю.
Но сегодня ты больше не она.
Он так прав, что у меня болит сердце.
Тогда ты это выяснила. И в этом тебе помог не я и не клуб. Это всегда делала только музыка. Доверься ей, Ханна. Она сможет сделать это еще раз.
Я не знаю, что мне делать. Не знаю, что еще могу сделать. Все, что у меня было, кажется сожженным и стертым с лица земли. С чего мне начать?
Однако еще находясь на дне отчаяния, я вспоминаю момент двухмесячной давности, когда на могиле бабушки пела Le Moribond. Я сумела. И сумела спеть на вокзале Yesterday. Причем настолько хорошо, что какой-то милый очаровательный парень позвал меня спеть в его пабе.
Его спичечный коробок до сих пор у меня. Совсем недавно, когда я еще была у мамы, незадолго до того, как отправилась в молодежный клуб, я зажгла одну-единственную спичку, чтобы немножко набраться смелости у маленького яркого огонька, пока он не обжег подушечки пальцев.
Твоя гитара ведь все еще с тобой? спрашивает Кришан.
Конечно, отвечаю я, чуть не запнувшись на этом коротеньком слове, потому что все слишком сложно. Я целый год не играла.
Но сейчас, в этот момент, когда я думаю о крохотном спичечном коробке, полном теплых огней; когда Yesterday, Le Moribond и тысячи других мелодий одновременно рвутся в голову и в душу, пальцы начинают болеть от тоски по струнам.
Пообещай мне только это, просит Кришан. Играй свою музыку. Ты нуждаешься в ней, чтобы быть самой собой. И она нуждается в тебе, так что не бросай ее.
Сойер
Четыре недели спустя
Шанти?
Зои так на меня смотрит, будто я предложил заманивать посетителей в «У Штертебеккера» с помощью дрессированных морских свинок. Хотя я собираюсь открываться через десять минут более-менее пунктуально, в пять, мы до сих пор сидим, уютно устроившись возле окна, откуда нам открывается вид на доки, и пробуем что-то наподобие вегетарианской «жабы в норке»[14] новый рецепт, который Саймон хотел испытать на нас, прежде чем угощать им гостей. Он утверждает, что недостаток мяса возместил алкоголем. И именно такой вкус имеет йоркширский пудинг[15] с овощами на гриле, которые повар сначала замариновал в виски, а потом запек. К нему надо привыкнуть но это феноменально.
Прости, Сойер, но на накую целевую аудиторию ты рассчитывал? Людей с кардиостимуляторами, ходунками и зубными протезами?
Осторожно. Не тебе дискриминировать окружающих за их физические недостатки.
Сестра подцепляет вилкой лист салата.
Я серьезно.
Я тоже. И ты права: идея воскресить тематические вечера действительно кажется мне отличной. Наверное, в последнее время я расслабился. Это просто аномально большой объем работы для одного, а количество клиентов, которое после стольких лет продолжает так сильно колебаться, за прошлые месяцы меня доконало. (Надо признать: против колебаний в сторону прибавления не имею ничего против.) Зои вернулась в самое подходящее время. Она привнесла в паб вдохновение, а ее идеи реактивировали во мне того, о ком я почти забыл в повседневной суете.
Тематические вечера это супер, соглашается Зои. Но темы должны быть крутыми. Старыми песнями моряков можно привлечь максимум старых седых моряков. Ты этого хочешь?
Они пьют в три раза больше, чем все остальные, парирую я, едва не закашлявшись от того, как сухо прозвучала эта фраза. И, несмотря на это, нормально себя ведут. В большинстве случаев. Конечно, я хочу.
Когда же ты наконец вырастешь?
Я показываю ей язык.
Не скажу. Кроме того, по-моему, ты ошибаешься. Шанти клевые. Они простые и запоминающиеся, и после двух пинт любой сможет подпевать.
Ясно. А когда подпеваешь, пересыхает в горле, что ведет к новым заказам. Этому учат в школе барменов?
Словом «бармен» она старается меня оскорбить, но я на такое не ведусь.
Шанти станут трендом. Печенкой чую.
Ты другим местом что-то чуешь.
Я не сдерживаю смех.
Я бы не рискнул это проверять. Но давай не будем ссориться. Что ты предлагаешь? И даже не начинай про Beatles. Туристов обрабатывают ими из каждого угла. Нам реально не стоит повторять это и тут. Я пока не настолько отчаялся.
Зои со вздохом откладывает приборы.
А должен бы. Ты хоть заглядывал в бухгалтерские книги?
Моя вилка замирает в воздухе над куском йоркширского пудинга. В итоге я кладу ее обратно на тарелку.
Ты на одну университетскую степень впереди меня, сестренка. Но тем не менее я в курсе, что еще не совсем разорился.
Зои театрально всплескивает руками.
Но близок к этому. Дела могли бы идти намного, намного лучше. Правда, попробуй устраивать тематические вечера. И, она жестом велит мне молчать, когда я пытаюсь сказать, что в этом ведь и состоял мой план, выбирай темы, опираясь не на свой вкус. Он ужасен, Сойер. Всегда таким был, таким и останется.
Кто ты? Моя сестра или Ее Величество Великая Толковательница?
Можешь спросить у своих завсегдатаев, как они себе это представляют! И нет, я имею в виду не Седрика, Билли и Оливию. И не Кристину тоже.
Меня раздражает ее манера выделять имя Крис. А еще больше раздражает, что Зои знает, как сильно меня это раздражает. Видимо, в некоторых вопросах братья и сестры в своем общении навсегда остаются на интеллектуальном уровне маленьких детей.
Кстати, что вообще между вами? тут же зацепляется за тему Зои. Это что-то серьезное или?..
Скорее загадочное «или». Но я и сам не уверен. Только в том, что это «или» между Крис и мной продолжается с тех пор, как она появилась здесь несколько недель назад.
Зои становится серьезной. Ее губы складываются в беззвучное «О». В одном сестре нужно отдать должное: она может довести меня до белого каления, а потом за считаные секунды переключиться в режим эмпатии. И я невольно переключаюсь вместе с ней. Подозреваю, она тайком уселась за пульт дистанционного управления, при помощи которого щелкает мои режимы.