Евгений Павлович и его жена, работают в институте. Доложил он майору. И именно в этот вечер они праздновали защиту кандидатской диссертации своего аспиранта в ресторане. Так совпало, понимаете!
Н, да! сказал на это майор и умолк, вызвав при этом волну возмущения в душе Катерины. «Неужели он и вправду может его подозревать? Да, что за глупости, в самом деле!» Она, конечно же, понимала, что работа, есть работа, тем более, работа следователя. Но ведь должно же в ней отводиться место и чему-то человеческому!
После беседы с Беловым, Камушев принялся задавать вопросы ей.
Екатерина Леонидовна, а Вы не знаете, что могло связывать Вашу бабушку в крепкую дружбу с Купидоновым и Ларионовым?
Конечно, знаю. Сказала Катерина. Да и папе об этом известно. В войну их всех троих эвакуировали из Ленинграда в Вологду и поселили в один дом. И они вплоть до самого сорок пятого года жили вместе.
Понятно! сказал Камушев.
Вы подозреваете, что следы убийства могут идти оттуда? осторожно поинтересовалась Катерина.
Да, нет, предполагать еще что-либо рано. Мы пока просто информацию собираем. И потом, с тех пор прошло столько времени! Если даже предположить что-либо о следах, ведущих оттуда, думаю, проявились бы они уже гораздо раньше! Я, честно говоря, думал, Вашу бабушку с Ларионовым связывает более позднее знакомство.
Тем не менее, убийство двух близких друзей, случившееся почти одновременно, заставляет о чем-то задуматься! попробовала возразить майору Катерина.
Вот потому я об этом Вас так подробно и расспрашиваю. Улыбнулся Камушев. Однако военные времена времена давние, и я был бы рад услышать от Вас какую-нибудь другую информацию. Причем, чем больше ее будет, тем лучше.
Проводив майора, Катерина подошла к телефону, и, открыв записную книжку Софьи Максимовны, лежащую на подзеркальном столике, отыскала номер телефона профессора Ларионова.
Алло, послышалось в трубке после трех длинных гудков.
Алло! Это Валерий?
Да.
Это Катерина, внучка Софьи Максимовны.
Здравствуйте, я узнал Вас, Катя.
Валера, мне хотелось бы поговорить с Вами. Я еще на бабушкиных похоронах хотела к Вам подойти, но вот как-то не случилось.
Конечно, Катюша! согласился Валерий. Мне, между прочим, пришла в голову точно такая же мысль.
Вот и отлично! Давайте ка встретимся!
Когда?
Так! Катерина задумалась. Прикинула.
Я смогу быть совершенно свободной дня через три, четыре.
Хорошо. Мне к Вам подъехать?
Это было бы замечательно. Только подъезжайте не в бабушкину квартиру, а ко мне. Катерина продиктовала ему адрес но предварительно позвоните, хорошо?
Хорошо!
Глава 8
Декабрь 1941 год.
Бородатый чужой мужчина тащил Виталика за руку к поезду.
Мама, Зина, Котя! то и дело повторял имена своих близких, трехлетний мальчик, желая дать понять чужому дяде, что без этих троих людей идти он никуда не желает.
Нет никого, мальчуган! сказал, наконец, мужчина, остановившись и серьезно взглянув ребенку в глаза.
Неть? недоверчиво переспросил мальчик, и на утвердительный кивок головы бородача, дал громкого ревака.
Мужчина поднял его на руки и с жалостью прижал к себе.
Господи, куда ж ты теперь попадешь?!
В этот момент прозвучал паровозный гудок, и мужчина, опомнившись, побежал к перрону с ребенком на руках, вливаясь в движущуюся туда же толпу.
Они едва пробрались к одному из вагонов, и мужчина, перебивая гвалт голосов, обратился к проводнице, зависшей на подножке.
Девушка, у меня вот тут ребенок, чужой. Куда его?
Не знаю я. Раздраженно ответила та. У нас уже этих чужих пруд пруди! вон, обращайтесь к сопровождающей. И она указала в сторону пожилой толстушки, матерящей на все лады прущих в вагон неуемных пассажиров.
Я сказала, по порядку, твою мать! По порядку! Сами себе ноги хотите переломать? Что вы, как стадо баранов!
«Да! Будь у нее в руках палка, перебила бы всех»! глядя на нее, подумал мужчина и с жалостью взглянул на Виталика.
«Доверь такой ребенка! Эх! А ничего не поделаешь, придется!»
Как хоть зовут тебя, малыш? спросил он у Виталика.
Лалионов Виталий Махалыч! бодро отрекомендовал себя мальчуган.
Да, иди, ты! удивился мужчина.
А, может, ты и адрес свой знаешь? А?
Виталик вопросительно на него посмотрел, явно не понимая вопроса.
Где ты живешь, знаешь? пояснил ему бородач.
В Ленингладе. Гордо сказал мальчуган.
А улица какая? Дом?
Виталик молчал.
Не знаешь! констатировал мужчина. Плохо, что мама тебе об этом не сказала.
Услышав слово мама, Виталик вновь вспомнил о близких и, состроив плаксивую физиономию, принялся озираться по сторонам.
Пойдем вон к той тете. Тяжело вздохнув, сказал мужчина, и снова взяв Виталика на руки, стал протискиваться к сопровождающей.
Ты только не забывай, дружище, как тебя зовут, ладно?
Ладно! кивнул Виталька.
И, что ты из Ленинграда, хорошо?
Холошо! согласился мальчик.
Да, не при ты так! Видишь, я с ребенком! грубо заметил провожатый Виталика какой-то женщине, «проехавшей» сумкой ему по лицу.
С ребенком! возмущенно заметила та. Таким бугаям, как тебе только детьми и прикрываться! Давно бы на фронт отправился.
«Туда» я и хочу!» подумал про себя мужчина, но женщине на ее грубую реплику ничего не ответил.
Они, наконец, подобрались к сопровождающей.
Женщина, у меня мальчик чужой, потерявшийся!
Ну и что? рявкнула та!
Понимаете, его мать погибла на моих глазах при бомбежке. А в эвакуацию я его сопровождать никак не могу. На фронт отправляюсь!
Эти слова тотчас же возымели действие, и толстушка из строгой фурии моментально превратилась в блаженную монахиню.
Она ласково взглянула на Виталика и улыбнулась ему лучезарной многообещающей улыбкой.
Иди ко мне, мой хороший, иди! сказала она и протянула руки к бородачу, чтобы перехватить Виталика.
Неть! упрямо сказал мальчик.
Иди, иди! сказал Витальке мужчина. И ничего не бойся. Куда нибудь они тебя пристроят, а там, глядишь, и война закончится. Принялся он убеждать не то Виталика, не то себя. Ты знаешь, как твоя фамилия, и что живешь ты в Ленинграде! Думаю, родных твоих отыскать будет не так уж сложно. И мужчина приподнял Виталика повыше, передавая толстушке, на руках которой малыш через мгновение и оказался. А как только это произошло, сердце мужчины полоснуло тупым ножом.
Господи, что же я делаю! прошептал он, моментально почувствовав ответственность за этого ребенка.
Подождите минуточку, не уносите его! крикнул он, сам еще не понимая, что хочет сделать.
В чем дело? спросила его сопровождающая, и взгляд ее из приветливого, превратился в раздраженный.
Я только адрес ему оставлю, свой! На всякий случай! Подождите, я мигом! и бородач достал из внутреннего кармана пальто блокнот и торчащий из него химический карандаш.
Послюнявив карандаш, он написал на листочке несколько слов, а потом, вырвав его из блокнота, протянул сопровождающей.
Позаботьтесь, пожалуйста, о том, чтобы он это сохранил! Пусть положит куда-нибудь так, чтобы листок не потерялся.
Женщина выдернула у него из рук записку.
А, здесь у него, что? Документы? и она попыталась взять из рук Виталика шкатулку, тут же нарвавшись на сопротивление с его стороны.
Понятия не имею! сказал мужчина. Но лучше пусть положит записку в карман пальто. Как знать, может он по пути потеряет эту шкатулку.
И мужчина только сейчас обратил внимание на истинную ценность шкатулки! И, присвистнув от удивления, подумал «а, может у него ее и украдут!»
Виталика поместили к группе потерявшихся детей, которых насчитывалось около десяти человек. И среди них он оказался самым маленьким.
В вагоне было тесно, места всем не хватало, и какая-то девочка ровесница Зине, посадила его к себе на колени.
Зина! обратился к ней мальчик через некоторое время.
Покачай!
Что? не поняла девочка.
Покачай! и Виталька принялся раскачиваться у нее на коленях. Давай поиграем в козу!
Девочка улыбнулась. Как это?
Мальчик недоуменно посмотрел на нее «как же она может не знать такой простой всем известной игры»?!
Шла коза рогатая за малыми ребятами принялся декламировать он и еще шустрей раскачиваться у нее на коленях.
Шла через мосток, хватила осины листок, топнула, пожевала, да с моста и упала. Бух! радостно воскликнул мальчик и сделал попытку провалиться между коленями девочки.
Поняла, поняла! сказала она. Ладно, давай сначала, только садись поудобней.
«Уронив» Виталика три раза, девочка вдруг загрустила и прекратила игру, а потом и вовсе прослезилась.
Нетерпеливый Виталька продолжения игры так и не дождался.
Давай, Зина, давай! воскликнул он, снова заерзав.
Отстань тихо сказала ему девочка, и умолкла.
Виталька повернулся и увидел, что девочка плачет.
Не плачь, Зина, не плачь! и он принялся участливо гладить ей руку.
Я не Зина! сказала, наконец, девочка. Я Соня. Потерпи немного, я устала, а как отдохну, мы с тобой опять поиграем. Хорошо?
Хояшо! согласился Виталик.
Их разместили под Вологдой, в деревне Красотино.
После выхода из поезда Виталька уже не отходил от Сони, да она и не возражала. Даже, напротив, держала его за руку.
Их определили в одну избу. А спустя некоторое время, когда расселение было почти закончено, к ним привели еще одного мальчика.
У вас места побольше сказала хозяйке сопровождающая да к тому же корова своя, может и этого заберете?
Заберу, заберу! согласилась хозяйка и, взяв несмелого паренька за руку, повела в избу.
Мальчику было семь лет и звали его Димой. Хозяйка, Алевтина Борисовна, женщина лет пятидесяти, встретила детей очень приветливо . А когда узнала, что все они потеряли близких во время настигшей их по пути бомбежки, расплакалась.
Первым делом она напоила их молоком. Пили до отвала, кто сколько мог! И даже когда сварилась картошка в широком чугунке, с пылу, с жару, Виталька осилил только половинку. Да и Соня с Димой после молока от нее оказались.
Ну и едоки! покачала головой Алевтина Борисовна. Чего ж тут съели-то?
Нам и этого много. По взрослому сказала десятилетняя Соня. Мы в Ленинграде почти голодали, вот и отвыкли от еды. А тут столько сразу, да еще молоко вволю!
Алевтина Борисовна снова всплакнула после этих слов.
Ах, вы мои сердечные! Ну, уж я вас отпою молочком то! Сена у меня, слава богу, в запасниках много!
После еды Алевтина Борисовна примостила в кухне корыто, вытащила из печи два больших чугуна с горячей водой и послала Соню с ведром за снегом. А потом они по очереди мылись. В избе было две комнаты, кухня, и довольно просторные сени. Детей Алевтина Борисовна разместила в большой комнате. Соню на отдельном соломенном топчане, а мальчиков на кровати.
Вот так и будете спать теперь то!
А Вы одна здесь живете? поинтересовалась Соня.
Какой одна! Это только сейчас. Так -то у меня муж есть, да двое сынов, Сеня и Андрюшенька. Сеньке восемнадцать, а младшенькому семнадцать. И она тяжело вздохнула. Все трое на фронт отправились! Вот так -то, милая моя. Так что, жить нам тут с вами покуда одним, до скончания войны.
Глава 9
Настоящее время.
В кабинете майора Камушева проходило совещание оперативников по делу об убийстве профессора Ларионова. Лейтенант Рокотов докладывал о результатах своей беседы с сотрудниками кафедры философии МГУ, где работал профессор, и где они с лейтенантом Забелиным, провели вчера почти полдня.
Результатов, в общем-то, никаких и не было. Сотрудники характеризовали Виталия Михайловича исключительно, как человека добропорядочного, интеллигентного и совершенно несовременного.
Что значит несовременного? спросил Камушев.
Это значит, что он не был рвачом, хватающим дополнительно сверхурочно оплачиваемую работу, а если и делал это, то бесплатно, как раньше, в советское время, не претендовал на занятия с платными студентами, которые в университете шли нарасхват, не брал взяток на экзаменах. Одним словом, завистников, при таком отношении к делу, у него быть не могло. Однако, с другой стороны, конфликты с некоторыми из молодых преподавателей у профессора случались. И в последнее время, именно один такой острый конфликт как раз имел место. На кафедре работает некий Валентин Романович Полищук старший преподаватель философии, с ним-то у профессора и возникали постоянные стычки. А рассказала нам об этом в подробностях сослуживица Ларионова, доцент Наталья Олеговна Варенцова. Этот самый Полищук, оказывается, был недавно студентом Ларионова, и причем, студентом нерадивым. После окончания университета он, не трудно догадаться каким путем, попал в аспирантуру и написал кандидатскую диссертацию под руководством некого профессора Смальцева, и впоследствии им же был рекомендован на кафедру в качестве преподавателя философии. Конфликтная ситуация между ним и профессором Ларионовым возникла на почве неквалифицированного преподавания
Полищука. Профессору поручили его курировать на первых парах, как и многих других новичков, приходящих на кафедру. И вот, через некоторое время Виталий Михайлович явился к заведующему кафедрой и сообщил, что этого курировать не собирается! Сказал, что таких надо не курировать, а гнать взашей из университета.
А что, эта самая Варенцова их разговор за дверью подслушивала? ухмыльнулся Камушев.
Нет. Профессор потом поделился с ней информацией. Сообщил Рокотов.
Ну, и?
Зав кафедрой, конечно же, никого гнать не собирался, однако профессора от кураторской деятельности освободил. И все какое то время шло тихо и гладко, но надо же было случиться такому, что однажды, во время болезни Ларионова, в замену к его студентам поставили Полищука. Выйдя на работу и пообщавшись со своими студентами после такой замены, а она длилась аж целых полтора месяца, профессор рвал и метал. С тех пор между Ларионовым и Полищуком воцарилась совершенно неприкрытая неприязнь друг к другу.
А буквально за два дня до смерти профессора, между ними вспыхнула очередная конфликтная ситуация. Сообщила Варенцова. От чего она произошла, никто из сотрудников не знал потому, что в комнате преподавателей они находились вдвоем. А в ссоре их застал доцент Заболотный, который первым тогда вошел в помещение.
И что он рассказал? попытался выяснить у нее Рокотов из за чего они ругались-то?
Ничего! пожала плечами Варенцова. Он сказал, что после того, как вошел, конфликтующие тут же умолкли, хоть наличие скандала и определялось по раскрасневшемуся, злобному лицу Полищука и замкнутому, бледному профессора Ларионова.
Но, как бы там ни было, утверждает Варенцова, до такого она имеет в виду убийство, дойти никак не могло! закончил Рокотов.
Могло, не могло, об этом уж не ей судить. Сказал Камушев.
Да уж, в нашей практике и не такое бывало! согласился с ним Рокотов. Помните, Андрей Константинович, дело Кузнецовой?
Помню, Саша, помню. Устало сказал майор.
А что там было? поинтересовался недавно поступивший на работу в отдел Олег Смуров.
Одна сотрудница НИИ убила вторую за то, что та публично оклеветала ее, уличив в воровстве каких-то важных документов. Она явилась к ней домой с оружием, которое похитила у своего мужа, чтобы припугнуть и заставить опровергнуть ложь. Словом, дело началось с малого, а закончилось убийством. Как знать, может и здесь произошло нечто подобное. Оно ведь как зачастую бывает случается то, на что и не подумаешь никогда! развел руками Рокотов.
Ну, а с самим Полищуком разговаривали? поинтересовался Камушев.