Впрочем, слишком много вопросов, тем временем наши герои подступили к динамично пульсирующему сердцу городской жизни столицы Римскому форуму. Здесь велась оживленная торговля; горожане встречались, чтобы обсудить все самые злободневные новости, стекавшиеся сюда со всех уголков обширной империи; новоиспеченные поэты декламировали стихи; политики упражнялись в риторическом искусстве. Иногда можно было прийти в отчаяние от того, что никак нельзя убежать от орды декларирующих ораторов и поэтов, на которых наталкиваешься у каждой колонны, такие особенности городской жизни отмечал древнеримский поэт Ювенал.
Давайте подслушаем разговоры римлян.
Вы слышали?! С востока начали дуть прохладные и враждебные ветра, надвигается угроза войны! Парфянский царь Артабан III готовится поднять свою армию против Рима!
К этому времени единственным большим государством, граничившим с Римской империей, было Парфянское царство, территория которого раскинулась от Индийского океана на юге до Каспийского моря на севере; на востоке громадные горные цепи отделяли Парфию от индусов, а на западе, на территории Сирии, парфянам были закрыты дороги для продвижения римскими легионами.
Вы ещё слишком мало слышали! присоединился к разговору прогуливающийся римлянин. Он оглянулся вокруг, словно подчеркнув секретность раскрываемых сведений. В Риме ходят слухи, Артабан III написал письмо нашему императору Тиберию. сценическая пауза. В письме он заявляет, что Рим должен вернуть земли Парфии, отнятые у неё в войнах. «Восточные земли должны принадлежать Востоку!». На этой мысли парфянский царь закончил своё письмо.
Лукулл, ты так уверенно говоришь о письме, словно держал его в руках вместо императора!
Смейся, смейся! Пройдёт немного времени, и весь город заговорит об этом открыто! Прогуляемся дальше, дорогой читатель? Ах, если бы замысел книги допускал смешение эпох в одной мизансцене, то тогда бы мы могли увидеть на главной римской площади Владимира Высоцкого с гитарой в руках, напевающего песню о сложностях в семейной жизни римского патриция:
Как-то вечером патриции
Собрались у Капитолия
Новостями поделиться и
Выпить малость алкоголия.
Не вести ж бесед тверезыми!
Марк-патриций не мытарился -
Пил нектар большими дозами
И ужасно нанектарился.
И под древней под колонною
Он исторг из уст проклятия:
"Эх, с почтенною матреною
Разойдусь я скоро, братия!
Она спуталась с поэтами,
Помешалась на театрах -
Так и шастает с билетами
На приезжих гладиаторов!
"Я, кричит, от бескультурия
Скоро стану истеричкою!" -
В общем, злобствует как фурия,
Поощряема сестричкою!
Только цыкают и шикают
Ох, налейте мне "двойных"!
Мне ж рабы в лицо хихикают.
На войну бы мне, да нет войны!
Я нарушу все традиции -
Мне не справиться с обеими, -
Опускаюсь я, патриции,
Дую горькую с плебеями!
Я ей дом оставлю в Персии -
Пусть берет сестру-мегерочку, -
На отцовские сестерции
Заведу себе гетерочку.
У гетер хотя безнравственней,
Но они не обезумели.
У гетеры пусть все явственней,
Зато родственники умерли.
Там сумею исцелиться и
Из запоя скоро выйду я!"
И пошли домой патриции,
Марку пьяному завидуя.
Думаю, эта незатейливая и весёлая музыкальная композиция непременно нашла бы восторженные отклики у римлян.
В это время из под моего внимания выскользнул Фортунат, устремив страстно-любопытный взгляд на роскошную женщину.
Римская матрона словно плыла, полулёжа на носилках, в окружении рабов. С левой стороны рабыня несла разноцветный зонтик на палке из индийского бамбука, готовая по первому знаку своей госпожи закрыть её от солнца. У матроны были белокурые волосы с огненным отливом. Тогда этот цвет был в большой моде. Для достижения нужного эффекта в цвете волос римские женщины мыли волосы в щелоке, затем намазывали их галльской помадой и высушивали на солнце. Её волосы были сплетены в косу, затянуты узлом на затылке и скреплены золотой булавкой. На висках и на лбу волосы спадали прядями и завитками. На лицо были нанесены румяна и белила. На ней была одета туника, сверкающая белизной. Рукава были длинные с разрезом спереди во всю длину и скреплены золотыми застёжками. На левое плечо был наброшен белый плащ, спускавшийся вниз красивыми белыми складками. На груди одето ожерелье из тройной нитки жемчуга, золотые серьги и браслеты были вычеканены в форме лепестков. В руках у матроны был круглый кусок из горного хрусталя. Считалось, что этот хрусталь являлся льдом, застывшим от страшного холода и никогда не тающим. Наконец, на груди она разместила маленькую ручную змею из породы тех, которые назывались змеями Эпидавра. За собой она оставляла слегка уловимый и приятный аромат духов, изготовленный из пестумских роз.
Её взгляд был холодным и надменным, а лучше о ней скажет отрывок из песни:
Она из воздуха и льда
Дотронешься едва ли
Её прозрачные глаза
Меня не отражали
(Би-2 «Ангелы»)
Многие женщины вокруг бросали завистливые и холодные взгляды на матрону, слишком она была недосягаема для окружающих своей яркой и опасной привлекательностью. Если бы в это время уже жил и творил свои произведения латинский писатель Марциан Капелла, то какая-нибудь из прогуливающихся женщин непременно воспользовалась его строчками, шепнув от зависти подруге:
Смотри, какая искусственная красота у этой матроны! Она представляет собой сплошной обман; в то время как она живёт в Риме, её волосы растут на берегах Рейна. Вечером, снимая свои шелковые одежды, она снимает также и зубы! Две третьих своей особы она запирает в ящик на ночь, а её щёки, брови и глаза дело рук её рабынь!
Тем временем, ноги Фортуната, оторвавшись от сознания, побрели на встречу к матроне. Уж, не Купидон ли сейчас стремится отвоевать себе роль в книге?
Ты куда? Нам нужно держаться вместе. произнёс Максимилиан.
Максимилиан, обратился Фортунат, Нам обязательно целыми днями проводить совместно время?
Конечно, нет. Тем более, ты поэт, а я юрист.
Мне не терпится погрузится в атмосферу римской литературы, посмотри, сколько здесь на площади чтецов!
Каждый из нас может самостоятельно снять номера в стабуле или инсуле, но через день по вечерам мы будем встречаться здесь на этом самом месте, чтобы сообщать друг другу о своих продвижениях в миссии.
На этом напарники расстались.
Фортунат устремился за роковой красоткой, от которой не мог и не смел оторвать взгляда. Ручеек рабов во главе с матроной, возлежащей на переносном ложе, остановился у богатого особняка. Ворота открылись и кортеж поплыл во двор. Фортунат невольно прибился к процессии. Управляющий дома, встречавший хозяйку, заметил незнакомца.
Что ты здесь делаешь, проходимец! воскликнул он.
Фортунат, не обратив внимания на восклицание сварливого управляющего, приблизился к матроне и начал зачарованно, не отрывая от неё взгляда, декламировать стих Овидия из сборника «Любовная элегия».
Так признай, Купидон! Для тебя стал я новою жертвой.
И перед победой твоей простираю я руки свои.
Кто же здесь ищет войны? Я прошу только милости мира,
Много ли чести тебе безоружных стрелой побеждать?
____
Вслед за тобою плененные юноши, девы попарно
Шествовать будут, устроив тебе бесподобный триумф.
Я же последняя жертва, с полученной свежею раной.
Стану, как новый твой пленник, носить неизбежную цепь.
Будут идти за тобой, руки в узах держа за спиною,
Разум и стыд, словом все, кто тебя не сумел оценить.
Матрона бросила на Фортуната холодный и надменный взгляд. Она приготовилась выпустить молнии острых слов в незнакомца, посмевшего потревожить её покой, но мгновенно её мысли выстроились в новую комбинации, она успокоилась, смягчила взгляд, и на её лице появилось обещание улыбки.
Она грациозно застыла, дав возможность новоиспеченному поклоннику дочитать стихи, когда Форутнат закончил чтение, она спросила:
Кто ты?
Я был рождён поэтом, чтобы воспеть твою необыкновенную красоту!
Сегодня вечером мне как раз не хватает поэтов, способных своими восторженными словами особо раскрыть и подчеркнуть мою красоту, особенно перед глупой и безвкусной женой сенатора Публия Кассия. Пускай она сегодня лопнет от зависти! Следуй за мной! повелительно произнесла матрона.
Так с лёгкой руки матроны Фортунат влился в тусовку богатых римлян. Здесь по вечерам бывали политики, поэты, торговцы, адвокаты, иногда просто проходимцы, такие же, как и Фортунат на ходу, сочинявшие льстивые речи хозяйке вечера. Эти авантюристы с лживыми автобиографиями наслаждались дарами жизни, до тех пор, пока их не разоблачали и не выгоняли со смехом с вечеров. За время «тусамбы» с матроной Фортунат с удовольствием приобщился к римским развлечениям. Ему нравилось посещать римские гладиаторские бои, театры, термальные комплексы. Термы были настоящей райской кущей для тела, здесь можно было париться, принимать горячую ванну, плавать в бассейне, сидеть в сухой парилке. В термах не просто мылись, но с бережной любовью ухаживали за собой. Купание сопровождалось массажем с натиранием тела маслами и эссенциями. В банях были отведены специальные места для гимнастики и физических упражнений. Кроме того, здесь не просто ухаживали за телом, но и приятно проводили время, беседовали, узнавали последние новости или распускали городские сплетни.
В один из вечеров у матроны Фортунат блаженно возлежал на ложе. Присматриваясь к окружавшей его обстановке, он пытался понять, что особенно его очаровывало в атмосфере вечернего ужина богатых римлян. Пафос? Высокомерие? Флиртующие настроения, слегка начавшие соскальзывать к ночной оргии? Он бывал на светских мероприятиях состоятельных людей на своей планете. Вокруг также преобладали пафос, высокомерие, вульгарное довольство социальным статусом, материальным достатком, но всё же атмосфера была иной. И Фортунату удалось, прислушавшись к своим ощущения, сформулировать для себя ответ:
«Сквозь римский мир ещё проглядывают острые когти хищника. Взгляд римской женщины не вздрагивает перед видом кровавой резни на арене. Взгляд римского мужчины, словно взгляд орла, заточен мгновенно среагировать на смертельную опасность. Слух римлян ещё пристально прислушивается к голосам природных стихий и повелений богов.
А мир на нашей планете до самых мелочей давно обработан антисептическими средствами. Мы давно боимся вздохнуть в себя необработанный, недезинфицированный воздух. Мы давно не можем позволить себе прикоснуться к лицу немытой рукой, это считается сверх легкомыслием. Так тщательно наша цивилизация вымывает у нас природные инстинкты. Так наша цивилизация давно срезала у нас звериные коготки и сточила острые зубки».
В это время Максимилиан кропотливо изучал римское право, и главное за это время ему удалось добиться особого расположения к себе со стороны первых лиц авторитетной и ведущей юридической школы Рима. Он был на верном пути к знакомству с императором.
Спустя некоторое время ему доверили первое судебное дело. Судебные разбирательства в Рим проводились под открытым небом на городской площади. Судебные тяжбы собирали обширную публику и были зрелищным действом. Ораторская дуэль защитника и обвинителя интриговала зрителей, драматическая развязка приговора возбуждала сознание, вызывала восторг или разочарование, давая обильную пищу для разговоров и споров.
Итак, дадим слово защитнику Максимилиану:
Я взялся за это дело, судьи, по воле и во имя римского народа, дабы избавить всех нас от стремительного падения нравственных устоев и ниспровержения нас к состоянию дикости, отрывающего римлян от великих заветов предков.
Я привлек к суду Спурия Порциуса Рустика, который получив от дяди в дар богатое имение, в ответ не то, чтобы не воздал ему должной благодарности, но нанёс ему тяжкое оскорбление, умышленно причинил ущерб имуществу и даже поставил под угрозу разорения!
Именно эти факты побудили меня предъявить к Спурию Порциусу обвинение и самым ревностным образом потребовать отзыва дара, конфискации имения.
Даритель имения, его дядя Аппий Аквилий Катул, по своим нравственным качествам и по своей знатности пользуется всеобщим уважением и, несомненно, является первым человеком не только в своём родном крае, но и в соседних областях.
Имение, подаренное обвиняемому племяннику это настоящая сокровищница. Имение одето в оливковое рощи, украшено виноградными лозами и покрыто пастбищами, на которых пасутся овцы и козы. Здесь благоприятный рельеф и плодородная почва. Таким образом, имение обеспечено всем необходимым, имеет свой собственный хлеб, вино, масло, овощи, плоды, мясо.
Аппий Аквилий Катул всю жизнь, не покладая рук, работал на земле, превращая имения в неистощаемые источники благоденствия. Управление имениями всегда беспощадно требовало от Гая полной самоотдачи, от того за всю жизнь накопилась многолетняя усталость, переходящая в болезни.
Что сделает каждый из нас в этой ситуации? Скорее всего, продаст имение, получив за него достойную, справедливую и заслуженную плату. Но Аппий Аквилий Катул отличается от всех нас, в нём больше благородства, доброты и великодушия. Он решил сделать подарок своему единственному племяннику Спурию Порциусу Рустику.
И что великодушный даритель получил взамен? Не много в сравнении с тем богатством, которым он одарил племянника. У Аппия Аквилия Катула на попечении есть родной внук, оставшийся без матери и отца, которых призвал к себе Аид. И Аппий Аквилий Катул, будучи заботливым дедушкой, попросил племянника дать внуку хорошее и достойное образование.
Обвиняемый всегда громко кичился хорошими знакомствами во влиятельных кругах Рима, что не составило бы ему труда помочь мальчику. Спурий Порциус Рустик пообещал мальчику открытые двери престижных ораторских школ от Рима до Афин. Обвиняемый совсем не стеснялся в выражениях, обещав мальчику по результатам обучения славу Цицерона, а также любовь всех матрон города. Кроме того, Спурий Порциус Рустик пообещал включить дядю в долю торгового предприятия, с тем, чтобы дядя смог обеспечить внуку достойное будущее. Но никакого торгового предприятия у обвиняемого не оказалось.
Заметьте, судьи, Аппий Аквилий Катул мог указать в договоре дарения в качестве обязательного условия передачи имения помощь внуку в получении им образования, но Аппий Аквилий Катул не ввёл этого условия, отмахнулся. Поверил в искренность обещаний любимого племянника.
Спустя некоторое время после совершения сделки Спурий Порциус Рустик, переполненный благодарностью, прогнал дарителя с порога подаренного ему имения, закидав его бранными словами. Но на этом не исчерпалось его чувство благодарности к дяде, и он приказал слугам избить рабов, сопровождавших Аппия Катула, дабы не было у них желания возвращаться к его имению.
Для того ли Аппий Аквилий Катул на протяжении долгой жизни вставал с восходом солнца и ложился с его заходом? Для того ли Аппий Катул на протяжении всей жизни принимал на себя тяжёлый труд землепашца? Для того ли он воздавал хвалы и жертвы богам? Для того ли у Аппия Катула болела душа о племяннике, чтобы однажды тот с пренебрежением прогнал его с порога подаренного дома?