Вот начало бесконечного, как бесчинства «графа Болванки», простонародного стишка про него:
Бенничелли Адриано граф Болванкабыл для римского народа как поганка.Что ни день свершал он подвиг лютой мести,переполнен безобразьем и бесчестьем.Обладал он хлесткой речью, люд клеймящей,обернуться мог зверюгой настоящей.От обиды сердце гневом обливало,а из глаз очко монокля вылетало»На пересечении площади со Старой Правительственной улицей (via del Governo Vecchio) нас встречает образ Мадонны конца XVII века, скорее всего творение одного из учеников Борромини. Под балдахином с бахромой и подвесками, в изысканном обрамлении предстает фреска «Богоматерь с младенцем». Вверху, над росписью, возносятся херувимы в лучах, а внизу ее словно поддерживают два прелестных длиннокрылых ангела, чьи движения подчеркнуты складками драпировки.
9 июля 1796-го, за считаные недели до вторжения французской армии в Папскую область[7], многие Мадонны чудесным образом задвигали глазами. Этот феномен продлился три недели на глазах у тысяч свидетелей. Ватикан подтвердил по меньшей мере 50 случаев во всевозможных алтарях. Иногда, когда толпа во время шествий доходила до гимна «Sancta Maria», глаза мадонн двигались туда-сюда, сопровождая людской поток на улицах и площадях «смиренным любящим взором».
11 мая 1861 года в доме 57 по Старой Правительственной улице (via del Governo Vecchio) были зафиксированы необъяснимые происшествия. Внутри сами собой летали тарелки, разбиваясь об стены, слышались сильные удары и прочие звуки, с кроватей срывались матрацы и кружили по комнатам. Семейство Тромба, живущее в беспокойной квартирке, после нескольких изматывающих дней в отчаянии обратилось к местному прелату, а затем в полицию. Те прибыли, но поделать ничего не смогли и, более того, сами стали свидетелями происходящего. Тромба покинули свое обиталище. Вскоре неприятности прекратились без всяких причин.
* * *
Теперь направляйтесь по Старой Правительственной улице (via del Governo Vecchio) до перекрестка с улицей Коралло (via del Corallo) и по ней продолжайте движение налево, пока не окажетесь на небольшой площади Фико (piazza del Fico, буквально Инжирная). Там, кстати до сих пор растет инжирное дерево. Пересеките площадь правее, по диагонали, до начала улицы Мира (via della Pace). Через несколько метров она приведет вас к повороту налево, к церкви Санта-Мария-делла-Паче, которую возвели в 1482-м по приказу Сикста IV в память о чуде. В этом месте древний образ Мадонны Мира (Madonna della Pace) после удара камнем закровоточил. Под впечатлением от явления папа дал обет: если заговор Пацци во Флоренции[8], в который он тоже был замешан, не приведет к ожидаемой с содроганием войне, то он построит здесь храм в честь Богоматери.
Так и случилось. В середине XVII века архитектор Пьетро да Кортона пристроил к храму барочный фасад наподобие театральных подмостков. В итоге здание активно «шагнуло» в пространство площади, наполнив его движением. Для создания этой асимметричной композиции было разрушено множество домов. Тем не менее перед нами одно из лучших творений римского барокко.
Важным элементом церкви Санта-Мария-делла-Паче является так называемый дворик Браманте, созданный мастером в начале XVI века, в его первые годы работы в Риме. Внутри храма находятся фрески Рафаэля, завершенные Себастьяно дель Пьомбо после внезапной смерти урбинского живописца в 1520 году.
По правой стороне церкви проходит под сенью арок самый узкий переулок Рима: виколо делла Паче (vicolo della Pace, Мирный переулок). Прокрадитесь по нему и сверните вправо на улицу Санта-Мария-дель-Анима (via di Santa Maria dellAnima, буквально «Дева Мария души»). Остановитесь у дома 16 по левой стороне (или 17 согласно старой нумерации, существующей до сих пор). Прямо перед нами окна палаццо де Купис. Чуточку везения и вам откроется волнующее и таинственное зрелище
Мимолетность ласк
Именно здесь, за стеклом одного из окон, ночью в полнолуние, в свете бледного светила можно наблюдать взмах белейшей руки Костанцы де Купис. Ее трагическая история всплывает в памяти с восходом полной луны. На заре XVII века молодая и благочестивая Костанца из семьи Конти была выдана за представителя древнего рода де Купис.
Кроме прочего, наша дама обладала идеальной красоты руками предметом воздыхания тогдашних трубадуров. Однажды скульптор Бастиано, (прозванный «алли Серпенти», то есть «змеиный», поскольку проживал на улице Змей, ит. «Серпенти»), попросил разрешения воспроизвести одну из рук Костанцы в гипсе.
Слепок женской руки был изготовлен наилучшим образом и выставлен на обозрение в мастерской автора, лежащим на бархатной подушечке под стеклянным колпаком. Из-за поразительной красоты каменная рука сразу стала объектом паломничества горожан и поклонников искусства. Как-то раз один из таких «почитателей», каноник храма Сан-Пьетро-ин-Винколи, после посещения руки воскликнул, что подобной прелести ручку могли бы и отрезать, принадлежи она живому человеку.
Замечание достигло ушей Костанции и повергло ее в ужас. С того самого дня она стала изнемогать от темных предчувствий и жила в ожидании высшего наказания, как уступившая греху лести. И наказание не замедлило явиться: в один прекрасный день, когда женщина вышивала, она больно уколола палец. Заражение крови быстро распространилось на всю руку, та опухла и подверглась ампутации. Но это не спасло жизнь Костанцы. Горько оплакивая потерю, дама вскоре скончалась. Эта история постепенно обрела черты легенды. Согласно римской народной традиции, и по сей день, по прошествии многих веков, в ночи полнолуния рука, ставшая причиной стольких бед, шлет свой жемчужно-белый привет прохожим из окна дворца де Купис.
Надо сказать, что Бернардино де Купис перевез свое семейство из родного Монтефалько в Рим около 1462 года. Его сын Джандоменико стал, судя по всему, секретарем папы Юлия II, а потом занял архиепископское кресло в г. Трани. Затем в 1517-м он стал кардиналом и первым заселился в этот дворец, который сразу решил кардинально изменить. Скорее всего, именно он заказал объемный барельеф с родовым гербом: козел, вставший на дыбы. Скульптурная диковинка хорошо видна над порталом главного входа.
* * *
Наш путь продолжается вдоль улицы Санта-Мария-дель-Анима до небольшой площади Паскуино (piazza del Pasquino) с самой знаменитой «говорящей» статуей Рима, да и, пожалуй, всей Италии. Вам не составит труда найти ее, ведь поблизости нет иных памятников
Жало каменного языка
Откуда взялось имя «Паскуино», остается только гадать. Предположений чрезвычайно много. А затем и сама статуя на высоком постаменте дала название близлежащей площади. Одна из расхожих версий повествует о некоем портном по имени Паскуино, державшем поблизости мастерскую. Этот парень прославился редкостным злоязычием, а его лавка считалась местом сходок злопыхателей и кляузников, охочих до обсуждения тех или иных политических фигур. После смерти портного здание мастерской разрушили, и о чудо! в 1501 году под ним обнаружилась статуя, ранее скрытая за дворцом Орсини. Потому-то на постаменте и стали появляться сатирические стишки и эпиграммы, с помощью которых народ подтрунивал и анонимно высказывался против власть имущих своей эпохи. Паскуино стал родоначальником своеобразного «Сообщества остряков»: группы так называемых «говорящих статуй», которые в Риме на протяжении столетий обращались к властям от лица простых смертных. Позвольте представить почетных членов сообщества. Это Мадам Лукреция, Марфорио, Носильщик-Факкино (с улицы Лата, по мнению некоторых вылитый Мартин Лютер) и Аббат Луиджи. Вот уже пять веков гневные и ироничные пассажи-«пасквинады» задевают за живое многих публичных и влиятельных персонажей. В прошлом подобной чести «удостаивались» в основном папы именно против них был обращен недовольный глас народа. Сегодня достаточно вооружиться тюбиком клея и листком бумаги и критикуйте кого угодно.
Но раньше пасквинады выражались в форме табличек и сатирических манифестов, которые под покровом ночи вывешивали на шею Паскуино и остальных «говорящих» статуй «Сообщества остряков», чтобы на следующее утро все их могли прочитать до прихода полиции, зачищавшей место преступления.
Как раз в XVI веке, начиная с Паскуино, не только в Риме, но и в других городах Италии и Европы распространился обычай «разбалтывать» статуи с помощью картушей и листков с эпиграммами. На некоторое время Паскуино, по обыкновению «общавшийся» с Марфорио (лежачей статуей Океана, ныне упрятанной в Капитолийские музеи), вдруг стал напрямую обращаться к своему венецианскому «соратнику», статуе Горбуна с Риальто. Горбун впервые подал голос благодаря Пьетро Аретино, автору антипапских сатирических сочинений, сбежавшему в Светлейшую из Рима после восхождения в 1532 году на ватиканский престол Адриана VI Флоренца.
Когда Климент VII Медичи[9] скончался после долгой болезни, на шее Паскуино появился портрет врача, виновного в папской агонии. Однако поскольку нравственность пациента оставляла желать лучшего, а римляне не особенно жаловали Климента, под портретом медика возникла следующая надпись: «Вот тот, кто поистине искупил мирские грехи». Так Паскуино выжил в веках, несмотря на то, что кое-кто из пап намеревался сбросить статую в Тибр. Однако этот поступок наверняка спровоцировал бы волну еще более жгучей и «отвязной» сатиры. Даже ночные дежурства не могли укоротить каменный язык грозного античного воина. Что уж и говорить о фашистском режиме! По случаю визита Гитлера в Рим в 1938 году Паскуино разразился следующим пассажем, высмеивающим избыточную пышность готовящихся торжеств, на недели охвативших город: «Бедный мой Рим, травертиновый город, / Весь ты картоном закрыт и распорот, / Чтобы порадовать взор маляра»
Статуя Паскуино, чьи лицо и конечности не сохранились, является фрагментом эллинистической скульптурной группы ок. III в. до н. э. Вероятно, это фигура Менелая над умирающим Патроклом. Судя по всему, в древности она украшала стадион Домициана, ныне уступивший место Пьяцца Навона.
Слева от статуи, если стоять к ней лицом, начинается улица Паскуино (via di Pasquino), которая приведет вас прямиком на великолепное блюдо площади Навона. Это, пожалуй, самая красивая барочная площадь Рима, излюбленное место встреч и развлечений. Она сформировалась на месте стадиона, построенного по указу императора Домициана в 86 году для всевозможных состязаний. В древности здесь проходили настоящие морские бои, «навмахии». И сегодня формы площади напоминают об античной арене. С течением столетий она продолжала быть излюбленным местом празднеств, игр, скачек, турниров и театральных представлений. Между XVII и XIX веками здесь вновь возродили традиции «морских битв». В дни этих действ сливные отверстия возведенных в XVII веке фонтанов специально перекрывали и площадь заполняли водой. Кареты князей и кардиналов с приделанными спереди носами различных судов проносились средь шума вод и рукоплесканий толпы.
Сегодня площадь носит имя Пьяцца Навона, а изначально называлась «ин Агоне», как раз в честь тех самых древних состязаний-агонов. Однако со временем людская молва стала по-своему переиначивать историческое название. Оно превратилось в «нагоне» и постепенно дошло до «Навоны».
Одну из сторон площади почти полностью занимает громадный дворец семейства Памфили. Перед его парадным входом словно вросли в землю две колесоотбойные тумбы с очертаниями голубок с оливковыми ветвями в клювах. Говорят, их переместили сюда от древней базилики св. Петра, разобранной перед началом нового строительства Браманте.
Секреты четырех рек
Лоренцо Бернини и Франческо Борромини были величайшими зодчими и скульпторами в Риме XVII века, где они исполняли заказы разных пап и знатнейших семейств. Те, в свою очередь, обеспечивали им признание и почет на десятилетия. Разумеется, это разжигало сильнейшее противостояние между творцами, перераставшее в настоящие «архитектурные войны». Площадь Навона стала ареной одной из таких баталий.
Центральный фонтан ансамбля, названный фонтаном Четырех рек, был спроектирован Бернини в 1648-м и завершен в 1651-м. Заказ поступил от папы Иннокентия X Памфили, который в союзе со своей невесткой (женой брата) Олимпией Майдалькини полноправно распоряжался площадью, где уже царил их фамильный дворец. При выборе автора фонтана понтифик был сражен простотой и эффектностью глиняной модели Бернини, который таким образом перехватил обещанную Борромини работу на стадии эскиза. Более того: Бернини удалось завоевать папскую милость и обеспечить дальнейшие привилегии в свою пользу. Мастер даже позволил себе игривую выходку в день торжественного открытия фонтана, показав его совершенно сухим. Только когда раздосадованный папа собрался покинуть площадь, мастер знаком приказал выпустить струю воды. «Подарив нам это нежданное веселье, воскликнул Иннокентий, вы подарили нам еще добрых лет десять жизни!» Но бедняга рано радовался. Смерть настигла его через четыре года.
Замысел Бернини состоял в том, чтобы наглядно воплотить в мраморе метафору Милости Божией, изливающейся на четыре известных тогда континента. Композицию венчал обелиск, римская стилизация эпохи Домициана под Египет. Его обнаружили в 1647 году на территории цирка Максенция на Аппиевой дороге. Вершину обелиска предполагалось украсить голубем Святого Духа. Четверо гигантов на скалах у его подножия воплощают четыре самые протяженные реки в мире, по одной на континент: Дунай, Нил, Ганг и Ла-Плата.
Разумеется, с момента создания монумента в статуях стали находить связь с творческим поединком Бернини и Борромини. Это было неминуемо, раз уж напротив оказалась церковь Сант-Аньезе-ин-Агоне[10], исполненная Борромини по воле того же папы Памфили. Статуя Ла-Платы, как считают римляне, воздевает руку вверх, опасаясь, что здание вот-вот обрушится, а Нил спрятал голову под покрывалом, не желая смотреть на устрашающую громаду. На самом деле, жест Нила значит другое: истоки африканской реки в те времена были еще неизвестны, так что покрытая голова в данном случае символизирует тайну происхождения. Все равно похоже, что Бернини специально развернул фигуры в разные стороны от храма. Борромини, как увидим, тоже зря времени не терял. Смотря на фасад, обратим внимание на его святую Агнессу на постаменте близ правой колокольни базилики. Праведница прижимает руку к груди, словно горячо заверяя диких громил, что благодаря ее вере церковь непременно устоит!
Сразу после открытия фонтана Борромини и его сторонники выдвинули массу упреков в отношении «мокрого дела» папского фаворита: что мол, полая конструкция в основании фонтана не выдержит тяжести обелиска и автора вскоре ждут серьезные тектонические проблемы.
Последовала шутливая реакция Бернини и помощников. Однажды утром он прибыл на площадь с командой помощников и очень серьезно, деловито закрепил скульптурную группу крепкими стяжками из простой бечевки.
Даже Древнему Египту и его тайнам нашлось место среди удивительных сплетений символической программы фонтана. В самом низу, у подножия иллюзорных скал, можно узреть флору и фауну четырех континентов. При этом изображенные здесь животные свидетельствуют о недюжинных познаниях Бернини в египтологии, почерпнутых из трудов Атанасиуса Кирхера. Этот немецкий иезуит прославился своими штудиями иероглифов, провозглашая преемственность христианских чудес от древнеегипетской мистики. Некоторые представители фонтанной фауны близки пантеону египетских божеств. Таков лев, символ солнечной силы и священное животное Осириса. По легенде Осирис погиб по вине хитрого брата Сета, чей символ бегемот. При этом «гиппопотам» в переводе с греческого означает «речная лошадь». И вот в скалах фонтана, с другой стороны от льва, среди вод появляется огромный конь. Завершают звериную тему морское чудище (крокодил) и небольшой дракон, спрятавшийся в тени фигуры Ла-Платы. Крокодилообразный зверь к тому же мог напомнить современникам чучело американского броненосца, свисавшее с потолка в домашнем музее ученого иезуита.