Спустя еще пять минут я сказал, что слышал, будто из этой башни открывается великолепный вид на город. Вудвилл-Джентл велел чувствовать себя как дома, а Варенька показала, как открывается балконная дверь. Поднимаясь со стула, я как бы непроизвольно хлопнул себя по нагрудному карману. Там лежал коробок спичек на всякий случай, чтобы ни у кого не осталось сомнений, что я иду покурить. Это тоже входило в хитрый план Лесли.
Вид и правда впечатлял. Облокотившись на балконное ограждение, я устремил взгляд на юг. На собор Святого Павла и дальше, за реку, на Элефант энд Касл, где высотка, нежно именуемая лондонцами «Электробритвой», соперничает в оригинальности с детищем Штромберга, бездарной одой бетону и нищете Скайгарден Тауэром. А за всем этим, несмотря на низкую облачность, сияли огни Лондона аж до самой гряды холмов Норт Даунс. Развернувшись направо, я увидел остроконечные готические шпили Парламента: уменьшенные расстоянием, они вписывались в кольцо Лондонского глаза, а под ними шумел неугомонный центр. Все его улицы пестрели рождественскими украшениями, еще более яркими на фоне свежевыпавшего снега. Я мог бы еще несколько часов так стоять, но боялся отморозить задницу, а кроме того, должен был разнюхать, что здесь к чему.
Балкон имел форму буквы Г. Длинная сторона располагалась вдоль гостиной, видимо, чтобы летом можно было греться на солнышке, попивая чай, а короткая, не сильно меньше, но гораздо у́же, шла по ширине квартиры. Благодаря риэлтору, на сайте которого был поэтажный план здания, мы знали, что все комнаты, кроме ванных и кухни, имеют выход на балкон. А благодаря полицейскому опыту что люди, живущие на тридцатом этаже, вряд ли запирают балконные двери. В ширину балкон не дотягивал даже до трети метра. Ограда высотой была по пояс, и все равно я почувствовал себя как-то нехорошо, засмотревшись налево и вниз. Рассудив, что спальня сиделки меньшая из двух, я двинулся в конец балкона, к очередному запасному выходу в форме гермолюка. Затем, натянув перчатки, толкнул створки окна. Они распахнулись легко и беззвучно, что было мне на руку. Я шагнул через порог.
Открытая дверь вела из спальни в коридор, но свет там не горел, поэтому в самой комнате невозможно было ничего разглядеть. А я и не за этим пришел. Воздух был спертый, пахло больничной палатой и немного тальковым порошком. А еще, как ни странно, духами «Шанель номер пять». Глубоко вдохнув, я постарался ощутить вестигий.
Тщетно никаких вестигиев тут не было, по крайней мере явных.
Я, конечно, отнюдь не так опытен, как Найтингейл, и все же готов был поспорить, что в этой квартире за всю ее историю не происходило ничего магического.
Досадно. Я стал медленно, осторожно продвигаться вперед, к двери в коридор. Наконец выглянул из нее, встав так, чтобы видеть вход в гостиную и какую-то ее часть. Лесли продолжала расспрашивать Вудвилл-Джентла. Ей, оказывается, удалось полностью завладеть его вниманием старик даже чуть подался вперед, с интересом рассматривая ее лицо без маски, с изумлением понял я. Варенька тоже смотрела как зачарованная. Я не расслышал, что она спросила, но увидел, как изуродованные губы Лесли шевельнулись, произнося ответ. Она по дороге сюда шутила мол, придется снять маску, если не будет другого варианта их отвлечь, но я не верил, что она реально это сделает. Вудвилл-Джентл медленно, осторожно протянул руку, намереваясь коснуться щеки Лесли, но она резко отстранилась и тут же надвинула маску на лицо.
Вдруг я заметил, что Варенька, которая держалась чуть в стороне, тоже глядя на Лесли, обернулась и смотрит теперь на коридор. На дверь хозяйской спальни. Я стоял в тени, к тому же совершенно неподвижно. И был полностью уверен, что, если не буду шевелиться, она меня не заметит.
Вот она повернула голову, что-то сказать своему подопечному, и я молниеносно шагнул назад в комнату, за предел ее видимости. Один ноль в пользу храброго ниндзя из Кентиш-тауна!
Видишь, чем я жертвую ради тебя, сказала Лесли, когда мы спускались на лифте. Она имела в виду маску, которую сняла. Оно хоть того стоило?
Ничего я там не почувствовал, сознался я.
Интересно, почему его хватил инсульт, задумчиво протянула Лесли.
Инсульт, повлекший за собой паралич, одно из возможных последствий магической практики. Последствий этих бывает великое множество, и все они весьма впечатляют.
Понимаешь, когда кучка мажоров начинает изучать магию, рано или поздно кто-нибудь из них нарушит технику безопасности. Наверно, надо попросить доктора Валида собрать статистику по инсультам и тому подобному в рамках нашего круга подозреваемых.
Как же ты любишь возиться с бумажками.
Двери лифта открылись, и мы пошли искать нашу машину на выстуженной парковке.
А тебе, Питер, лишь бы побегать. Твой любимый способ ловить преступников.
Я рассмеялся, и она двинула меня кулаком в плечо.
Чего ржешь?
Мне правда тебя очень недоставало, пока ты болела, признался я.
Хм, сказала она и всю дорогу до Безумства хранила молчание.
В особняке нас не удивило ни отсутствие Найтингейла, ни то, что Молли, поджидая его, расхаживала по атриуму. Я направился в малую столовую, где Молли накрыла стол на двоих в надежде, что Найтингейл вернется. Тоби прыгал вокруг и путался у меня под ногами. В камине столовой горел огонь впервые с того дня, как я тут поселился. Я вышел обратно, на маленький внутренний балкон, и увидел, как Лесли поднимается по лестнице к себе в комнату.
Лесли! окликнул я ее. Погоди-ка!
Она обернулась. Лицо, как всегда, скрывала грязно-розовая маска.
Поужинай со мной. Ты ведь тоже голодная, а мне одному много, потом все равно придется половину выкидывать.
Лесли глянула наверх, на свою дверь. Потом снова на меня. Я понимал, что кожа у нее под маской чешется и что ей, наверно, до смерти охота как можно скорее закрыться у себя и снять ненавистную штуковину.
Я видел твое лицо, сказал я, и Молли тоже видела. А Тоби вообще все пофиг, покуда есть сосиски.
Тоби согласно тявкнул.
Так что снимай эту хрень и пошли. Терпеть не могу есть один.
Окей, кивнула Лесли и двинулась вверх по лестнице.
Куда? возмутился я.
Кремом намажусь, дурачок, отозвалась она.
Я глянул на Тоби тот увлеченно скреб лапой за ухом.
Смотри-ка, кто будет с нами ужинать! сказал я ему.
Должно быть, Молли в какой-то момент обиделась, что мы так часто заказываем в техкаморку доставку еды, и с тех пор увлеклась экспериментами. Но сегодня, видно, решила от них отдохнуть и вернулась к классике. К самой что ни на есть старой и доброй Англии.
У нас сегодня оленина в сидре, объявил я. Всю ночь мариновалась. Сам видел зашел вчера вечером в кухню чего-нибудь зажевать, и алкогольные пары чуть дух из меня не вышибли.
На гарнир Молли подала жареную картошку с грибами, кресс-салатом и зеленой фасолью. Все это красиво лежало в большой форме для запекания. Оленина же представляла собой порционные стейки, чему лично я был очень рад. Ведь Молли, задавшись целью готовить традиционное, может дойти и до «сладкого мяса»[18], а это, должен сказать, не совсем то, что вы себе представляете. Посмотрев на пару-тройку автоаварий со смертельным исходом, начинаешь прохладнее относиться к блюдам из субпродуктов. Даже странно, что я до сих пор могу есть кебабы.
Лесли сняла маску, и я замучился отводить взгляд. На лбу у нее блестела испарина, кожа на щеках и обрубке носа была ярко-розовая, воспаленная.
Я могу нормально жевать только левой стороной, предупредила она. Имей в виду, зрелище не ахти.
Оленина, запоздало сообразил я. Вкусно, конечно, но жевать замучаешься. Ну ты молодец, Питер.
Типа как если ешь спагетти? спросил я.
Я ем спагетти так, как это делают итальянцы.
А, нырнув лицом в тарелку, понимающе кивнул я. Просто шик.
Оленина оказалась вовсе не жесткой напротив, она резалась легко, как сливочное масло. Но Лесли не лукавила: было действительно странно видеть, как она запихивает еду за щеку и жует ее только одной стороной. Словно бурундук, у которого болят зубы.
Она сердито зыркнула на меня, и я ухмыльнулся.
Ну чего опять? спросила она, дожевав и проглотив. Шрамы после очередной операции на нижней челюсти все еще были ярко-красные.
Хорошо, что я снова вижу выражение твоего лица, пояснил я.
Лесли словно застыла.
Ну, должен же я как-то определять, издеваешься ты надо мной или нет, сказал я.
Ее ладонь дернулась к лицу и замерла в воздухе. Лесли скосила на нее глаза, словно не понимая, почему она там оказалась. Рука опустилась, пальцы сжали стакан с водой.
Просто считай, что я всегда издеваюсь, предложила она.
Я пожал плечами и решил сменить тему:
Так что скажешь о нашем отшельнике из башни?
Лесли нахмурилась. Не ожидал, что она в нынешнем состоянии на это способна.
Любопытный тип, ответила она. А сиделка у него какая страшная, да?
Надо было взять с собой кого-то из Рек, вздохнул я. Они могут отличить адепта магии по запаху.
Серьезно? И чем же мы пахнем?
Я не стал спрашивать.
Беверли Брук наверняка нравится, как ты пахнешь, заметила Лесли.
И верно: даже без маски непонятно, издевается или нет.
Интересно, только Реки обладают этой способностью или вообще все Я поймал себя за язык, с которого чуть не сорвалось «волшебные существа». Надо же соблюдать какие-то нормы.
Твари? подсказала Лесли. Или, может, монстры?
все, кто наделен магией, нашелся я.
Уж Беверли-то еще как наделена, сказала Лесли.
Нет, точно издевается.
А этому можно научиться, как думаешь? спросила она. Если мы сможем их чуять, искать будет в разы легче.
Всегда заметно, когда человек выстраивает в сознании форму. Это как с вестигием: почуять может любой. Штука в том, чтобы распознать, что именно ты почуял. Найтингейл говорит, можно научиться распознавать мага по его сигнаре, своего рода «почерку» индивидуальному характеру магии. Когда Лесли влилась в наши ряды, я провел что-то вроде слепого опыта и понял, что вообще не могу разобрать, кто колдует. А у Найтингейла получилось десять раз из десяти.
Это приходит с опытом, сказал он тогда, нужно тренироваться.
И еще добавил, что может по заклинанию не только определить адепта магии, но и понять, кто его учил. И даже иногда вычислить автора заклинания. Ну уж в это я почти совсем не поверил.
Я тут придумал один эксперимент, сказал я. Чтобы его провести, надо заставить кого-нибудь из Рек сидеть спокойно и принюхиваться, в то время как мы по очереди будем колдовать. А Найтингейл пусть проверяет.
Вряд ли он будет в ближайшее время что-то у нас проверять, возразила Лесли. Разве что в библиотеке. Как поживает твоя латынь?
Да уж получше, чем твоя aut viam inveniam, aut faciam.
Эта фраза означает «Либо найду дорогу, либо проложу ее сам», принадлежит Ганнибалу и очень нравится Найтингейлу.
Vincit qiu se vincit, парировала Лесли. Она питала к латыни столь же нежную любовь, как и я. «Побеждает тот, кто властвует над собой», еще одно любимое высказывание нашего шефа. И девиз главного героя диснеевского мультика «Красавица и чудовище», но этот факт мы от него пока скрываем.
Надо говорить не «вин-сент», а «вин-кит», поправил я.
Ой, не умничай, отмахнулась Лесли.
Я расплылся в улыбке, и она улыбнулась в ответ. Вроде бы.
Вторник
6. Слоун-сквер
Оперативное подразделение отдела расследования убийств занимает просторное помещение на первом этаже Белгравии. По соседству с одной стороны сидит подразделение обработки сведений, а с другой аналитический отдел, чей девиз: «Работаем головой так, чтобы другим копам не приходилось». Зал оказался действительно большой, с бледно-голубыми стенами и темно-синим ковролином на полу. Там стояло штук двенадцать столов и множество крутящихся стульев. Некоторые были повернуты спинками друг к другу и стянуты скотчем. В былые времена здесь пахло бы дешевым куревом, а сейчас я сразу уловил знакомый дух полицейского аврала. Не знаю даже, что хуже.
Мне было велено явиться к семи утра на планерку, и я, нарисовавшись без пятнадцати, обнаружил, что буду сидеть за одним столом с Гулид и констеблем Кэри. В отделе расследования убийств около двадцати пяти человек, и к четверти восьмого почти все уже подтянулись. Кто-то шумно прихлебывал кофе, кто-то жаловался на погоду. Я кивнул паре человек, которых помнил по делу Джейсона Данлопа, и мы все расселись (кое-кто даже на столах) в той части зала, где Сивелл пафосно стоял рядом с маркерной доской. Прямо как в телепередаче.
Что ж, иногда мечты и правда становятся реальностью.
Сивелл в общих чертах напомнил нам картину убийства. Стефанопулос вкратце рассказала о жертве, Джеймсе Галлахере, и, указав на фото Закари Палмера, приклеенное скотчем к доске, добавила:
Исключен из круга подозреваемых.
Я вздрогнул: мне ведь даже не сказали, что он туда входил. Да уж, с этими боссами надо держать ухо востро.
У нас есть записи камер наблюдения над обоими выходами из дома в Кенсингтон-Гарденс, сказала она. До нашего приезда Палмер его не покидал.
Она стала перечислять все возможные нити будущего расследования. Какой-то констебль, сидевший с рядом, пробурчал себе под нос:
Копать будем до посинения.
Пошел второй день, а у нас до сих пор нет главного подозреваемого. Констебль прав, теперь предстоит рыть во всех направлениях, пока не нароем что-нибудь важное. Если, конечно, нет более простого пути какой-то сверхъестественной разгадки. А если есть, то это должно стать моим звездным часом. Возможностью проявить себя, заслужить уважение и благодарность
По морде бы дать себе за такие мысли.
Сивелл тем временем представил нам худощавую белую брюнетку в дорогом костюме с юбкой, хотя и слегка помятом из-за долгой дороги. На поясе у нее висел золотистый металлический значок.
Спецагент Кимберли Рейнолдс, ФБР, сказал он, и мы дружно издали многозначительное «ооооо!». Ну не могли удержаться. Ничего хорошего в плане международного сотрудничества это не сулило: теперь все будут вынужденно вести себя нарочито грубо, чтобы скрыть неловкость.
Отец Джеймса Галлахера сенатор, и посольство США требует, чтобы агент Рейнолдс получила разрешение следить за ходом расследования в качестве их официального представителя, сообщил Сивелл. И, кивнув на сержанта за соседним с нами столом, добавил: А Боб будет курировать вопросы безопасности по данному делу, если они будут касаться сенатора.
Боб приветственно поднял руку, и агент Рейнолдс кивнула в ответ как-то нервно, на мой взгляд.
По моей просьбе агент Рейнолдс поделится с нами дополнительной информацией о жертве, сказал Сивелл.
Говорила она, впрочем, абсолютно спокойно, без всякой нервозности. Произношение, изначально характерное то ли для Юга, то ли для Среднего Запада, изменилось за время работы в ФБР, став более четким и отрывистым. Агент Рейнолдс коротко прошлась по детским годам Джеймса Галлахера: родился в Олбани, был третьим, самым младшим, сыном сенатора штата. Она неспроста так сказала: «член сената» звучало бы гораздо менее значительно. Учился в частной школе, тяготел к изобразительному искусству, поступил в колледж Нью-Йоркского университета. В возрасте семнадцати лет был единственный раз оштрафован за превышение скорости. За год до выпуска фигурировал в расследовании инцидента с наркотиками: один его приятель перебрал. В целом, по отзывам сокурсников, был приятным, обаятельным парнем, хотя и довольно замкнутым.