Не зная, как еще привлечь к себе внимание, я поднял руку.
Да, Питер? заметил меня Сивелл.
По-моему, сзади кто-то хихикнул. А может, это просто подала голос моя паранойя.
У членов его семьи отмечались психические заболевания? спросил я.
По нашим данным, нет, покачала головой агент Рейнолдс. Никаких записей к психоаналитику, никаких особых назначений, только обычные рецепты на средства от простуды и гриппа. А у вас есть причины полагать, что его гибель как-то связана с психическим состоянием?
Даже не глядя на Сивелла, я понял, какого ответа он ждет.
Нет-нет, это так, просто пришло в голову.
Она пристально посмотрела прямо на меня в первый раз. Глаза у нее были зеленые.
Идем дальше, скомандовал Сивелл.
Я как бы невзначай благоразумно переместился подальше, на галерку.
Каждому делу об убийстве, как и вообще любому крупному делу, отдел по борьбе с серьезными преступлениями присваивает специальное кодовое название. Раньше это всегда делал административный ассистент: брал словарь и вычеркивал все слова, какие уже использовали для названий. Но теперь процесс слегка усовершенствовали, дабы в прессу не просачивались ужасы вроде «ТОПЬ81» или «МОЛОДЦЫ». Убийство Уильяма Скермиша проходило под названием «ОПЕРАЦИЯ БИРЮЗА», гибель Джейсона Данлопа значилась как «ОПЕРАЦИЯ КОЛЕСО», и вот теперь печальная кончина Джеймса Галлахера будет навечно занесена в здешний архив как «ОПЕРАЦИЯ СПИЧЕЧНЫЙ КОРОБОК». Так себя эпитафия, но, по словам Лесли, это лучше, чем в Штатах. Там любое дело называется «ПОИМКА МЕРЗАВЦА» в том или ином варианте.
Вернувшись, я обнаружил, что за время планерки в зал наверняка пробрались эльфы и оставили на моем пятачке стола две фиолетовые картонные папки. На каждой в верхнем углу был приклеен стикер: дата, «ОПЕРАЦИЯ СПИЧЕЧНЫЙ КОРОБОК» и мое имя. А ниже задание: узнать происхождение керамической миски из-под фруктов, важность высокая. Стикер на второй папке требовал «выяснить, как часто Джеймс Галлахер посещал Галерею искусств, по необходимости допрашивать свидетелей, важность высокая.
Первое задание, заметила Стефанопулос, наверно, ужасно гордишься.
Она помогла мне залогиниться в систему, что со стороны начальства подозрительно любезно, и разъяснила градацию приоритетности.
Низкая важность означает, что задание должно быть выполнено в течение недели, сказала она. Средняя что на него отводится пять дней, а высокая что три.
Это формально, кивнул я. А фактически?
А фактически «сегодня», «сейчас» и «мать твою, вчера!».
Я уже выходил из системы, когда ко мне подошла агент Рейнолдс.
Прошу прощения, констебль Грант, сказала она, можно задать вам вопрос?
Зовите меня Питером.
Она кивнула.
Констебль, не могли бы вы поделиться соображениями, которые позволяют вам предполагать, что кто-то из родственников погибшего страдал психическими расстройствами?
Я рассказал ей, как нашел в колледже Святого Мартина картины Джеймса с резко изменившейся тематикой. И как заподозрил, что это может быть признаком начальной стадии психического заболевания. Или наркотической зависимости. Или того и другого сразу. Рейнолдс, похоже, не слишком поверила. Наверняка судить было трудно она избегала смотреть мне в глаза.
Объективные доказательства есть?
Есть картины Джеймса Галлахера, показания его преподавателя, справочник по психическим заболеваниям, найденный в доме, а также сосед, который увлекается травкой. Других доказательств нет.
Значит, нет никаких, отрезала она. Вы вообще изучали когда-нибудь расстройства психики?
Я подумал было о своих родителях, но они явно не считаются, поэтому сказал «нет».
В таком случае лучше не строить безосновательные предположения, сухо бросила она. Тряхнула головой, словно желая выбросить из нее эту чушь, развернулась и ушла.
Похоже, проворчала Стефанопулос, кое-кто не в курсе, что у нас тут не Канзас.
Какая-то она злая, а? заметил я.
Я уж думала, она сейчас потребует у тебя свидетельство о рождении, ответила сержант. Загляни к нам перед уходом, Сивелл просит на пару слов.
Я пообещал зайти.
Когда она ушла, я воспользовался случаем немного понаблюдать за агентом Рейнолдс: она стояла возле кулера и пила из пластикового стаканчика. Вид у нее был усталый и нервный. Я прикинул: полдня она здесь пашет на родное ведомство, стало быть, прилетела ночным рейсом из Вашингтона или Нью-Йорка. И сразу из аэропорта поехала сюда. Немудрено, что так хреново выглядит.
Она поймала мой взгляд. Моргнула, узнала, нахмурилась и отвела глаза.
А я двинулся вниз, узнать, насколько сильно влип.
Логово Сивелла и Стефанопулос располагалось на первом этаже. Рабочее пространство там поделено на четыре части: одна, побольше, для самого Сивелла, а остальные три для непосредственных подчиненных. Это всех устраивает: нам, рядовым копам, гораздо спокойнее заниматься своими делами не под наздором начальства. А оно, соответственно, наслаждается внизу тишиной и покоем, зная наверняка, что мы рискнем туда спуститься только по очень срочному делу.
Сивелл ждал меня в своем кабинете, за рабочим столом. С кофе и вроде бы спокойным лицом. Очень подозрительно, подумал я.
Будешь прорабатывать все, что связано с тем горшком и картинной галереей, раз уж думаешь, что это источник непонятной херни, сказал старший инспектор, только чтоб был у нас на глазах, черт тебя дери! А то привык неотложки с вертолетами крушить вряд ли тебе сойдет с рук, если что-нибудь еще грохнешь.
С вертолетом я вообще ни при чем, возразил я.
Не строй тут дурачка, парень, сказал Сивелл. Взял из лотка скрепку и принялся машинально разгибать и сгибать.
Если хоть что-то разнюхаешь, мигом передаешь информацию мне. В виде отчета, понял? Если будет такое, что нельзя писать в отчете, тогда сообщаешь лично мне или Стефанопулос.
Отец жертвы сенатор, напомнила та. Думаю, нет нужды говорить, как важно, чтобы ни он, ни агент Рейнолдс, ни тем более американская пресса не прознали хоть о чем-то странном?
Сивелл наконец сломал несчастную скрепку.
Сегодня утром мне позвонил Комиссар, сказал он, доставая из лотка еще одну. И однозначно дал понять: если вдруг журналисты обратят на тебя свой цепкий взгляд, ты должен немедленно вырыть глубокую-глубокую нору, забиться туда и сидеть, твою мать, смирно, пока мы не скажем, что можно вылезать. Понятно?
Делать, что говорят, докладывать вам обо всем, не рассказывать ничего американцам и не попадать в объективы, перечислил я.
Ну наглец, покачал головой Сивелл.
Еще какой, согласилась Стефанопулос.
Старший инспектор бросил обратно в прозрачный пластиковый лоток сломанную скрепку: будет теперь служить страшным предупреждением остальной канцелярской мелочи.
Вопросы есть?
Вы уже закончили с Закари Палмером? спросил я.
7. Найн Элмс
Закари Палмер мне совсем не обрадовался. Это было странно, если учесть, что я не только вытащил его из-под стражи, но и предложил подбросить до дома.
С какой стати меня вообще замели? спросил он по пути.
Я объяснил, что это был не арест и что он в любой момент мог попросить, чтобы его отпустили. Зак, похоже, сильно удивился. Значит, либо не успел стать матерым преступником, либо мозгов не хватило стать даже начинающим.
Я хотел прибраться в доме, сказал он. Чтобы было чисто. Ну, к приезду его родителей.
Вчера вечером снег перестал, и его остатки уже почти исчезли с центральных улиц благодаря трафику. Но в переулках по-прежнему следовало соблюдать осторожность не в последнюю очередь из-за подростков, которые кидались снежками в проезжающие машины.
У вас же вроде уборщица есть, заметил я.
Ой, да, ответил Зак, как будто сам только что вспомнил. Но сегодня она вряд ли придет. И потом, это уборщица Джима, а не моя. Теперь, когда его нет, она вообще, наверно, не придет. А я не хочу, чтобы они, то бишь его родители, думали, будто я лентяй. Хочу, чтобы они знали, что у него был друг.
Как вы познакомились с Джеймсом Галлахером? спросил я.
Зачем ты каждый раз это делаешь?
Что «это»?
Называешь его полным именем, пояснил Зак. Он сидел, уныло опустив плечи. Ему больше нравилось, когда его называли Джимом.
Мы в полиции всегда так говорим, ответил я, чтобы избежать путаницы и одновременно выразить уважение. Так где вы с ним познакомились?
С кем?
С твоим другом Джимми.
Мы можем заехать куда-нибудь позавтракать?
А ты, кстати, в курсе, что именно от меня зависит, попадешь ли ты под суд? солгал я.
Зак рассеянно забарабанил пальцами по боковому стеклу.
Я был другом друга одного из его друзей, сказал он через некоторое время. Мы как-то сразу нашли общий язык. Ему понравилось в Лондоне, но сам он был какой-то нерешительный. Ему нужен был кто-то, кто покажет ему город и будет везде с ним ходить. А мне надо было где-то перекантоваться.
Это соответствовало показаниям, которые он дал Гулид и затем Стефанопулос, значит, могло оказаться и правдой. Стефанопулос спросила насчет наркотиков, но Зак поклялся жизнью матери, что Джеймс Галлахер не употреблял. Осуждать не осуждал, но самому ему не хотелось.
Куда ходить? спросил я, с трудом вписываясь в коварный поворот возле Ноттинг-Хилл Гейт. Опять пошел снег. Не такой сильный, как вчера, но его хватило, чтобы на дорогах снова стало скользко и любая неосторожность могла обернуться аварией.
По всяким клубам, пабам, ответил Зак, ну, там, музеи посмотреть он хотел, галереи картинные. В общем, пошататься по Лондону.
Это ты показал ему, где купить ту миску, что была у вас на столе?
Не понимаю, чего она вам так далась. Обычная миска.
Я почему-то не стал объяснять, что миска, возможно, волшебная. Наверно, потому, что не хотел выставлять себя на посмешище.
В нашей работе мелочей не бывает, сказал я.
Я знаю, где он ее купил, признался Зак, но, может, сначала позавтракаем?
Портобелло-роуд длинная узкая улица, которая тянется, изгибаясь, от Ноттинг-Хилла до Вествея и дальше. Со времен свингующих шестидесятых, когда на Лэдброк-Гроув вместе с поп-звездами и кинорежиссерами пришли большие деньги, здесь не прекращается джентрификация. Портобелло-роуд была и остается передовой линией этого фронта. Здешний рынок стоит еще с тех пор, когда к северу отсюда лежали поля, а в речке Каунтерс-крик ловилась рыба. Антикварная же барахолка, которая каждое воскресенье притягивает сюда туристов, открылась только в сороковые, но именно она первым делом приходит на ум всякому, кто слышит название Портобелло-роуд.
Когда в восьмидесятые сытая богема уступила место истинным толстосумам, Портобелло-роуд стала индикатором перемен в жизни общества. Начиная от Ноттинг-Хилла, все небольшие викторианские особнячки прибрали к рукам те, чьи зарплаты измеряются шестизначными числами. Дорогие сетевые магазины возникали там и тут, вытесняя антикварные лавки и ямайские кафе. И только последний оплот старой жизни, муниципальные жилые дома из красного кирпича, еще стоят, как скала, на пути безжалостного потока денег. Они мрачно взирают сверху на дельцов и медиамагнатов и одним своим присутствием снижают стоимость здешнего жилья.
Яркий пример жилой комплекс Портобелло Корт. Он, словно крепость, защищает перекрестки с Элгин-кресент, а также переход между антикварным и овощным рынками. И держит там оборону, позволяя, как в прежние времена, позавтракать в кафе всего за пять фунтов, взяв двойную порцию сосисок, яичницу, фасоль, тост и картошку. И при этом наблюдать за торговой площадкой лавки, где, как божился Зак, Джеймс Галлахер купил свою керамическую миску. Зак выбрал полный английский завтрак, а я взял омлет с грибами кстати, неплохой и чашку чая. На столике кто-то оставил газету «Сан», Зак взял ее, скользнул взглядом по заголовку первой полосы, гласившему «Кишечная палочка в Лондоне данные подтвердились», и развернул на последней странице. Я же, неотрывно глядя в окно, за которым снег продолжал заметать ту самую площадку, достал телефон и позвонил Лесли.
Как выяснить, кому принадлежит лавка на Портобелло?
Зак перестал жевать и уставился на меня.
Звони в обработку данных, сказала Лесли. Им как раз платят за ответы на такие идиотские вопросы.
На заднем плане слышался уличный шум.
Ты где? спросил я.
На Гауэр-стрит, ответила она, опять надо к доктору.
Пожелав ей удачи, я полез в записную книжку искать телефон отдела обработки данных. И тут Зак протестующе замахал рукой.
В чем дело? спросил я.
Мне надо кое-в чем признаться, сказал он, я немного солгал.
Да неужели?
На самом деле не этот ларек, а вон тот, сообщил он, указывая на лавку чуть подальше от нашей. Там продавались кастрюли, горшки, сковородки и всякие хитрые прибамбасы для кухни. Причем полчаса назад, когда мы сели завтракать, она еще работала.
У меня к тебе один философский вопрос, задумчиво протянул я. Сознаешь ли ты, что, продолжая врать, сильно подрываешь мое доверие и это может повлечь негативные последствия в будущем? Скажем, минут через пять?
Неа, ответил Зак с полным ртом картошки, я считаю, надо жить сегодняшним днем. Я не муравей, я стрекоза. А что будет через пять минут?
Я допью чай.
Живя в Лондоне, никак не ожидаешь, что наступит Белое Рождество. Вот и хозяин ларька подготовился к празднику как положено: украсил все внешние стойки мишурой и поставил рядом маленькую пластмассовую елочку с табличкой: «Финальные Рождественские Скидки!» вместо звезды на верхушке. Однако теперь ему приходилось то и дело скидывать снег с навеса, чтобы тот не обвалился. Вот почему он обрадовался мне гораздо больше, чем мог бы. Его не напугало даже мое удостоверение.
О, здравствуй, брат, здравствуй, улыбнулся лавочник. Правосудие, конечно, никогда не дремлет, но сегодня ты ищешь подарок для кого-то особенного, верно?
Я ищу керамическую миску для фруктов. Вот такую. Я показал фото на телефоне.
А, такую, кивнул торговец, да, я их помню. Тот, кто мне их продал, сказал, они не бьются.
И что, правда?
Не бьются-то? Вроде бы да.
Торговец подышал на ладони, а затем сунул их под мышки, зябко ежась.
Он сказал, эта посуда сделана по древней технологии, секрет которой хранится в тайне с начала времен. Не знаю уж, как по мне обычная керамика.
А кто вам их продал?
Один из братьев Ноланов, ответил торговец. Самый младший Кевин.
Примечания
1
Консультационные услуги для детей и молодежи до 19 лет в Соединенном Королевстве, предоставляемые Обществом по защите детей. Они решают любые проблемы, которые вызывают беспокойство или тревогу; некоторые из наиболее распространенных проблем включают жестокое обращение с детьми, издевательства, психические заболевания, разлучение родителей или развод, подростковую беременность, алкоголизм, наркоманию, пренебрежение и психологическое насилие. (Здесь и далее прим. переводчика и редактора.)
2
Альберт Шпеер (19051981) архитектор, рейхсминистр вооружений и военного производства.
3
Карл Дёниц (18911980) гроссадмирал, командующий подводным флотом (19391943), главнокомандующий военно-морским флотом нацистской Германии (19431945), преемник Адольфа Гитлера в качестве главы государства и главнокомандующего вооруженными силами (с 30 апреля по 23 мая 1945 года).
4
Впереди 4 не снабжаемых энергией колеса, далее 3 пары движущих колес и ни одного хвостового.
5
Трейнспо́ттинг (англ. trainspotting; от train поезд и spotting обнаружение; букв. «отслеживание поездов»). Цель трейнспоттеров увидеть все локомотивы, а по возможности вагоны, курсирующие в стране. С этой целью они собирают подробную информацию о движении поездов по железнодорожной сети и обмениваются ею, обсуждают все увиденные новинки.