11.07.**
Прощай, Ирландия! Увы!
Сегодня или никогда! Тео Мэтью11 слава! Или ещё день и не устоит на ногах великая страна. И свалится в канаву, где только грязь, испражнения и Боже мой, какая мерзость
Запрет? Кто сказал запрет? Ещё Патрик, как помню, говорил: варить можно, пить нельзя! Чёрт возьми, да из-за виски нормально из винтовки стрелять невозможно! Это-то хоть повод задуматься?! Из-за виски мы плодим больное поколение, если у кого-то, конечно, это ещё получается! Тьфу ты!
Можно подумать, нам перед миром и похвалиться больше нечем! Ой, ребята Не хочу нудить, но Кажется, у нас есть что-то поинтересней, чем эта шотландская отрава. (Я в споре «кто первый» не участвую. Ирландский виски всё равно лучший.) И это ж надо, как себя нужно ненавидеть Чтобы так и сразу сдаться такому врагу И режьте меня, и ешьте меня, и бейте меня Я ирландец вечно пьян! И это-то с вековой культурой за плечами! С наследием, которое держит этот мир, с Церковью, взрастившей современную Европу, которой мы теперь пытаемся доказать, что лучшее из того, что у нас есть, это эта мутная дрянь с восхитительным мягким вкусом?! Это ж как себя нужно не уважать Каким изменником родины и чести нужно быть Чтобы позволить себе говорить такое и кому-то посметь думать так! Да за такое дело Под трибунал за измену родине! К стене! Без суда! Чёрт возьми, как можно поганить самое великое и ценное из того, что у нас есть, свою культуру?!
Виски страшнее англичан. Они только убивают и запрещают нашу культуру. Виски же развращает душу и крадёт нашу культуру. Виски обкрадывает нас, подменяя священные высокие идеалы героизма и королевской святой строгости пошлыми образами пьяных весельчаков.
Это что за бред (от незнания своей фольклорной, Боже мой, ФОЛЬКЛОРНОЙ традиции), который мы запихиваем в уши всем несчастным вместе с «Айриш виски из зе бест оф Айрленд!»?! Если мы и так с кровью и мясом отвоёвываем право быть ирландцами, говорить на ирландском, нести свою культуру в мир, то что же тогда мы творим сейчас?! Сами душим себя! Сами губим себя! Сами унижаем себя! Прощай, Свобода, в дыму спиртного угара! Увы тебе, чай со сливками!.. Прощай, Величайшая культура! Прощай, Великая Ирландия! Прощайте, светлые мечты и безумные надежды! Простите вы, безумцы, положившие жизнь за то, что за бесценок продают ваши дети. Увы тебе, мой милый народ! Увы! Спасенья нет. Пока «Айриш виски из зе бест оф Айрленд!»
17.07.**
МЫСЛИ ВСЛУХ
Предисловие от И. Кóложвари
Бесконечное множество разобранных мной статей К. наводит меня на мысль, что многие из них не только адресованы своему читателю, но и выступают в качестве «мыслей вслух», размышлений автора о волнующих её темах.
Данный сборник получил название по первой приведённой в нём статье, и тем самым мне бы хотелось предложить взглянуть на К. как на такого же, как и мы, человека (именно и всё-таки человека12), склонного размышлять о жизни вслух и вспоминать о самом важном. Но и в этом сборнике, конечно, это «самое важное» остаётся для К. неизменным
Мысли вслух
Иногда кажется, что самое разумное отойти в сторону. Постоять и помолчать немного. Потому что слаб и груб наш голос перед Вселенской Красотою. Перед Вселенской Правильностью. Что всё в мире происходит правильно и верно я не сомневаюсь. Что, может быть, не понимаю то да, конечно, но веру мою не отнять у меня. Другим легче откреститься от неё. Откреститься от дел своих, от грязных дел своих или преступного попустительства. Или для того, чтобы «быть недовольным», теперь уже достаточно ворчать на кухне и «мучительно терзаться»? Или на смерть, или смотри глубже. Если веришь, что можно что-то изменить, измени. Не спрашивая как, не спрашивая «что потом» или «что за это». Измени. Любой ценою. Или обесценишь своё недовольное слово. Стучись в закрытые двери. Взрывай устои. Рушь вековые сваи традиций. Или будь мудрее своей юности, юности души. Найди среди того, что видишь, то, что видит, должно быть, сам Господь, позволяя нашему миру ещё существовать. И пусть твоё прозрение не станет твоим оправданием, отказом от действия. Но ты обретёшь покой. Если ты не видишь дороги в темноте, то это вовсе не значит, что её нет вовсе и она не лежит у тебя под ногами. Мир всё-таки прекрасен. И он остаётся таким для тех, кто делает его таким, не считаясь с поставленной ценою, и для тех, кто видит его таким, как бы ни старался наш век, и все, и каждый вокруг убедить его в обратном. Тот, кто пронесёт с собой улыбку и мир в своём сердце через жизнь, сквозь горе и несчастья нашего века и своей жизни, не тот ли будет подобен Ангелам, не ведающим печали, потому что не знают её? Потому что не видят её, а видя, не признают, потому что знают радость и имя её. Каждый должен знать свою радость. То, что не перейдёт, пусть даже мир сокрушится. Кто скажет она в Боге, кто скажет под ногой, кто скажет в переплёте, кто скажет в глазах напротив. Разве врут они? И в сердце нашем, как в Небе, и под ногой нашей, как и в книге, как и в глазах напротив, одна и та же Радость. Совершенно точно одна и та же. Которая, во что её ни облеки, как ни ругай, останется Радостью, потому что ею рождена и названа. Неужели вы верите, что то, что названо Красотой, может стать уродством, и то, что было ещё до рождения человека, вдруг исчезнет, покинет наш мир, сделав его пустым и выеденным, как яйцо? Тонко-тонко, почти незримо пребывают Красота и Радость в нашем мире. И если их так трудно порой отыскать в мире внешнем, то стоит их поискать в самом надёжном месте, где они прописаны по закону. Который, кстати, ещё никто не отменял в сердце человеческом. Своём, чужом и каждом. Смиришься ли ты с унижением её, зная, что рано или поздно будет открыта истина и, довольный своим знанием, решишься ждать. Дольше века, может быть, дольше отведённых дней. Не замечая ничего, что могло бы отвлечь тебя от служения тому, чего ты ждёшь. Или ты бросишь всё, забудешь обо всём ради того, чтобы рассказать всем о Красоте и Радости мира здесь и сейчас. Чего бы это ни стоило. Объявить их торжество, отдав за это то, чего не побоишься отдать. И то и другое приемлет мир. Потому что ему равно нужны и мудрецы, и безумцы. Всё равно у них одна мудрость и одно безумство. И глуп тот, кто не считает Любовь безумством, а безумство Любви мудростью. Единственной и законной. Выше всех иных, какие мы только можем (а мы можем) себе вообразить.
Жизнь и смерть так туго сплетены в клубок, и так скоротечна жизнь человеческая перед лицом смерти и на страницах учебников, так убого она смотрится на могильных плитах, представленная сочетанием бездушных дат, соединённых тире. Но глупо нам плакать, веруя в то, что на последней дате всё закончится. Потому что для нас, живущих в иллюзиях, живущих иллюзиями, смерть не бóльшая из них. Хоть и достойна уважения не меньше наших «свобод» и «идеалов». Чтобы не бояться смерти, необязательно спорить с ней, достаточно постичь её предназначение. Простое и прекрасное. Потому что всё начатое однажды должно быть закончено. Как хорошая книга. Как вкусное вино. Иначе книга надоест нам или мы упьёмся, и нас будет тошнить даже от самого прекрасного вина. Только то, что было всегда и никогда не начиналось, никогда не закончится. Так почему бы нам не признать, что частичка бессмертного есть и в нас? Бог, Любовь, Красота и Радость, почему бы не послужить им в любом из приемлемых для души и глаза образах, пренебрегая смертью, но не бегая от неё, как трусы. Смелый не ищет смерти, но он не побежит от неё, если пришло его время. Мудрый знает своё время, а смиренный примет всегда. Что лучше? Не знаю. Но не может быть смерть чем-то большим, чем последний сон для тела. Но не для души. Потому что она и есть то, что было до тела, и есть то, что останется после. И никуда не деться её радостям, если они были с ней при жизни. Никуда не уйдёт Любовь, если была любовью, и не иссякнет Радость, если был верен её источник. Тело лишь инструмент, совершенный и необходимый. Использовать его для себя можно, но всё-таки, я думаю, он предназначен для другого. Именно в теле душа имеет возможность совершить поступок. Имеет силу что-то изменить. Сделать что-то, что преумножит Красоту и Любовь. И я не верю, что среди нас найдётся кто-то, не способный на это. Человек был так задуман и создан для этого. Всё остальное отговорки! Да. Кто-то (кажется, я) говорил, что как только теряешь нить повествования или оно начинает обременять тебя, остановись. Может, это кому-то покажется неприличным или непрофессиональным, зато это честно. А честность верный служитель Красоты.
16.04.**
О пути на радугу
«Я дам им то, что они хотят», говорят мои современники. А я говорю: дайте людям то, что им нужно. То, в чём они нуждаются. А людям, так уж они устроены, иногда свойственно нуждаться в том, о чём они и сами не подозревают. Наши книги, не мной сказано, сокровищницы наши. Волшебные ларцы, пусть даже ни разу не открыв которые, мы ценим их сокровища, знаем их содержимое. Это знание формирует нас. Делает нас богачами. Всех, открывавших эти ларцы или только заглядывавших в них, державших их содержимое в руках или только слышавших о нём. Но сегодня я вижу, как в позолоченные раки кладётся мусор.
То, от чего рано или поздно избавится наш век, чем он переболеет, как ребёнок, мы тщательно спешим сохранить. Будто бы всё зло, невежество и скверна не найдут, где сохраниться и на чьём горбу, в чьём сердце въехать в новый день! Мы берём, потому что нам дают. Мы едим, потому что голодны, но мы не выбираем пищу! Мы отравляем себя. И, кажется, не столь вредна для нас трава, смешанная с землёй, сколь губительны могут оказаться некоторые книги. Я не буду называть имён. Имена это слишком громко. И больно. Я не буду иметь в виду, потому что думать одно, подозревать другое, а говорить третье пошло. Я хочу только сказать, что всем нам нужно чудо. Мы нуждаемся в нём. Как никогда. Нам нужно чудо, которое отменит нашу боль. Нам нужно чудо, которое изгонит нашу печаль и грусть, чудо, которое объявит торжество радости. Чудо, которое скажет, что нам больше не за что винить себя, ибо мы прощены. Нам нужно слово, которое не станет поучать, нам нужно слово, которое не станет бередить раны прошлого, нам нужно мудрое и верное слово, сильное настолько, чтобы сделать свободными наши души. Свободными от тоски, вины и ненависти, свободными от мук неразделённой любви.
Искусство не может быть подражанием жизни и не должно быть слепым её копированием. Оно должно сообщать людям о чуде, звать их к мечте, говорить о том, куда им можно идти, к чему стремиться. Предлагать пути и выходы, предлагать решения. Предлагать, но не навязывать. Реальность в искусстве должна присутствовать ровно в той мере, сколько её доставало бы, чтобы человек понимал связь между произведением искусства и своей жизнью. Искусство не хроника, оно не обязано запечатлевать всю человеческую трагедию падения, всю нашу злобу и негодование. Всё найдёт, где сохраниться. Всему свои певцы. Искусство это и есть мечта, есть надежда, есть тот свет, который обязан сиять даже тогда, когда более ни один источник света не способен рассеять мглу или согреть нас. О чём бы ни была книга, картина, музыка, танец, песня, постановка, она должна быть о любви. В конце концов, мы должны помнить источник всех наших благ и силы. О любви, а не о всём том, что так прекрасно спутали с ней немного раньше нас. В искусстве должно быть ровно столько реальности, столько этого груза, чтобы оно по-прежнему могло летать и парить. Иначе оно станет неподъёмным, и превратится в учебник истории, хронику, и утратит свою истинную суть творить и сохранять, а не копировать и воспевать копируемое.
Конечно, если имена и названия заедают тебя, как могильные черви (признаюсь, с этим ничего не поделаешь, это проклятье нашей земли), а история растворена в твоей крови так же сладко, как сливки в чае, преступление идти против своей природы. Но ещё большее преступление идти против сущности искусства, оскорбляя его той скверной, которую мы смешиваем с ним, заставляем нести в себе. Искусство не терпит подражательства жизни и не терпит лжи. А вся наша низость, все наши грехи и невежество наше есть ложь. Любимая ложь. Ибо она прощает нас, и мы успокаиваемся тем, что человек слаб и немощен, потому что все такие и были такими всегда. Но нет Искусство должно напоминать человеку, что не он должен прощать себе, должно напоминать о том, что есть только одна война, стоящая жертв, война со своими слабостями и грехами. Должно давать силы для этой борьбы, подогревать ненависть к пороку, учить видеть, где проходит разлом между прекрасным и лживым, между уродством и нищетой духа.
Кто-то говорит: искусство должно развлекать. Уносить в мир фантазии, прочь от жёсткой реальности. Но это жестоко! Слишком жестоко. Каково тогда будет возвращение в неё, в наши дни?! Искусство должно учить видеть то, в чём мы нуждаемся даже сегодня. Учить видеть прекрасное во всех формах там, где, казалось бы, его не может быть, учить видеть его, а не обманываться иллюзиями. Искусство должно учить человека верить прекрасному, чувствовать его, слышать его. Только тогда человек без поучения и советов найдёт верный путь и пройдёт его без ошибок. Прекрасное ведь так близко и так просто. Оно вокруг нас: под нашими ногами, над нашей головой, в глазах напротив, в каждом бьющемся сердце, в наших книгах и песнях, в наших улыбках. Оно прочно, как мир. Оно древнее и сильнее нас, потому что порождено Любовью, Словом, сотворившим всё сущее. Искусство должно учить принимать это. Видеть и прощать ошибки века, осуждать, но не судить. Искусство должно учить истинной мудрости, мудрости терпения и прощения, сострадания и понимания, а не кричать голосом молодых «в бой!» или «виновен!», «не согласен!» или «это не так!». Искусство во многом должно учить смирению. Только мы сегодня не знаем, зачем оно нам нужно, путая смирение с безволием, наивно полагая, что, смирившись, мы ограничиваем свою свободу, обезличиваем себя перед всесильной рукой судьбы. Боже мой, где ты ещё найдёшь такую глупость?! Но там, где слышен твой голос, всё меньше и меньше готовых слушать. И слышащих ещё меньше. Ни кровью, смертью и криком, ни оружием и силой меняется мир. Так не родится свет, так не приходит покой. Так ломается, коверкается прекрасное, рушится наш мир. Всё светлое строится тихо. Долго. Терпением и любовью. Через искусство. Или через любовь. И когда тебя не слышат и когда не верят тебе, горько сознавать, что только твоя смерть, громкая, страшная и болезненная, сможет заставить обратить их взоры на твои слова, попытаться расслышать твой голос, вникнуть в суть слов. Но нет. Даже свою историю мы читаем по смертям, по тире между датами, но никак не по тому, о чём были их мечты. Даже не дела. Дела очевидны. Они совершены и закончены. Мечты остаются. Мечты бессмертны. К сожалению, в отличие от тех, кто умеет мечтать.
В конце концов, мечтать это не бездействовать. Как и смиряться не значит покоряться. Мечтать и то больший бунт, бунт запрещённый и самый сложный, нежели бунт с оружием в руках или громкими криками с площадей и улиц. Поэтому искусство должно учить мечтать. А для этого искусство должно говорить правду. Но правда зачастую это не то, что мы видим Правда, она в том, каков мир на самом деле, каким он должен или мог бы быть. Не без нашего участия. Но мы только виним его, что он суров и жалок. Не замечая своей вины в том, что мы позволили ему стать таким. Мы виним обстоятельства, неодолимые, как всегда, мол, это они мешают нам, калечат наши судьбы, предрешают наш выбор. Обстоятельства. Я знаю об их силе. Я видела, как вынуждают они иных принимать решения, за которые расплата горькими слезами будет ждать целые поколения. Я знаю о силе обстоятельств, сковывающих по рукам и ногам нас, как пленников. И мы томимся в их плену. Не ведая о силе, способной разрушить их и осветить путь к освобождению. Искусство когда-то было этой силой. Оно сильнее обстоятельств. И мы сильнее. Только мы не помним об этом. Как и вообще мы привыкли забывать всё то, что заставляло нас строже и внимательнее относиться к себе. Брать ответственность на себя не только за себя самого, но за мир, данный нам к жизни. Мир это ведь не только клочок родной земли или твоя улица, но вся Вселенная в бесконечном многообразии своих галактик и систем. Увы Правда для нас отражение реальности. А реальность это только то, что мы привыкли видеть. И значит шифровать правду говорить правду, таков наш удел сегодня.