Интересно как там, в Неополисе? Какой он? Город!
Прожив всю жизнь на ферме, я выбирался только в селение Варна, что лежит за холмами по дороге в Неополис, там я ходил в школу, получая общее образование. Каждое утро, транспортник забирал меня с фермы и доставлял, еще с несколькими соседскими детьми за холмы в школу, выход за территорию которой был естественно учащимся запрещен. Хотя, будучи уже старшеклассником, я со своими друзьями часто выбирался тайком за территорию школы и, слоняясь по улицам старинного маленького городка, прогуливал занятия.
Варну нельзя было назвать полноценным городом. Не сейчас. С того времени, когда она была крупным портовым и туристическим центром, прошли столетия и о прошлом напоминали лишь развалины, возведенные властями новой Варны, как автономии Неополиса, в статус исторического наследия. Сегодня, население Варны насчитывало без малого, три тысячи человек и этот административный центр попросту объединял вокруг себя пригороды таких же фермерских поселений, как у моего отца. Но, даже спокойная тихая жизнь, такого городка как этот, настолько непохожая на фермерскую, прельщала меня. Первое, что бросалось в глаза, когда оказываешься тут после фермы, это то, что все люди были одеты в чистую одежду.
Из всех достопримечательностей Варны, был только большой фонтан и каменная церковь с четырьмя куполами построенные почти тысячу лет назад, в те времена, когда человек еще только мог мечтать о полетах в космос. Воды в фонтане не было, но парк, в котором он располагался, был полностью в густых объятьях кленов, дубов и тополей и это было самое главное место сбора молодежи и семейного отдыха. Церковь же, была единственной в своем роде и даже имела небольшой приход, что многих, конечно же, удивляло, особенно тех, кто посещал Варну в качестве гостя из больших городов. В технологической эпохе, нет места религиям. Поклонения догматическим постулатам считаются невежеством и даже варварством. Но это не про Варну. Тут время словно застыло. Многим глубоко плевать на то, что там пытается навязать обществу Всемирное Научно Сообщество. Люди делают то, что считают правильным. То к чему привыкли.
Но таких остается все меньше и меньше.
Я знал, что Неополис город совершенно другого масштаба, и в нем нет зеленых кленов и тополей, нет старинных фонтанов и спокойной размеренной жизни. Неополис это царство металла и бетона, Неополис это сверхсовременный, разносортный, вместивший в себя более десятка миллионов жителей, город-гигант, единственный на территории бывшей Восточной Европы центр науки, богатства, нищеты, развлечений, разврата и единственное место, где человеку с амбициями можно попытаться добиться чего-то в жизни.
Я много слышал о нем, но не видел в своей жизни никогда. Отец часто рассказывал о нем, но рассказывал только плохое, потому что ненавидел большие города и сам старался бывать там как можно реже и только по крайней необходимости. Для него пропахшая навозом, соломой и лошадиным потом ферма, была райским островом на бренной погрязшей в разврате, жадности и пороках Земле.
Все же я хотел знать, какой он. Мне было интересно, как примет меня столица мира, будет ли он мне другом или сразу покажет свой суровый нрав и даст понять, что благосклонность его нужно заслужить.
Завтра я это все узнаю. Всего каких-то пара часов в пути, и я увижу на горизонте пики одних из самых высоких в мире зданий, рекламные голограммы в небе и свечения фемтосекундных лазеров. А потом я увижу Академию, обучение в которой и в самом деле, стоило моим родителям, а точнее моему отцу при мысли о нем на меня снова напала тоска и обида, немалых денег.
Журчащие воды ручья, в потоке которого трепетало отражение моего лица, не дали мне возможности услышать, как сзади ко мне кто-то подкрался и закрыл ладонями глаза.
Да! Я знаю кто ты!
Я ловко извернулся и схватил в объятья легкое женское тело и повалил в траву. Это была соседская дочь такого же фермера, как и мой отец, чья семья жила за холмом, у подножья которого бил ручей. Она засмеялась, я тоже. Мы вот уже почти два месяца встречаемся каждый вечер возле ручья, она веселая жизнерадостная и очень красивая девушка, была единственным тем, что я, уезжая учиться, не хотел оставлять позади. Я знал, что уехать сейчас в самый разгар наших бурных отношений, значит поставить на них большую и жирную точку, раз и навсегда. Остаться же, значило, что связав свою жизнь с ней в будущем, мне придется завести семью. Она нарожает мне кучу детей и тогда точно придется продолжать дело отца, которое я теперь ненавидел всей душой.
Интересно, а она меня любит? Мы еще не успели рассказать друг другу о своих чувствах, да я как-то этого и не хотел, но видел, как она смотрит на меня, как дышит в моем присутствии. Как дрожит от прикосновений к своему телу. Я не мог сказать о себе того же. Мое сердце было занято желанием вырваться из этого мира, быть пилотом, а она, какая бы не была милая и красивая, может стать для меня лишь вечным замком на двери ведущую в другую иную лучшую жизнь. Я должен был сказать ей что уезжаю. Для нее я уезжал навсегда. Ее сердце, наверное, будет разбито.
После нескольких минут катания в траве и шалостей, я все-таки сказал ей, о том, что нам нужно было серьезно поговорить. Она уселась напротив и довольная встречей все никак не могла понять, что разговор и вправду будет серьезным. Она все думала, что я шучу, и строгое свое лицо делаю специально. У нее то и дело вырывались смешки и мне потребовались некоторые усилия, чтобы до нее дошло, что я и в самом деле хочу с ней поговорить. Когда же она поняла, что шалости и шутки закончились, она насторожилась, а ее брови нахмурились. Я почувствовал ее волнение, я знал, что она испытывает предчувствие чего-то нехорошего. Вот только, она пока что и представить не могла, что нам предстоит расстаться.
Здесь, в Холмове, в предместье Варны, где люди сами по себе редкость, встретить между фермерскими угодьями нормального перспективного и доброго молодого парня, просто заветная мечта любой девушки, обреченной на фермерскую жизнь. Понимая это она, моментально привязалась ко мне и уже, наверное, видела себя моей женой с кучкой детей, в окружении прислуги и меня приходящего с фермы домой каждый вечер по колено в навозе и воняющего свиньями. Для нее это было счастье. Для нее это был бы лучший исход в ее жизни. Она стремилась к этому и в ее глазах, ничего ее планам не препятствовало.
Как же ей сказать? Мне было ее жаль.
Я захотел обратиться к ней. Назвать ее по имени, но с удивлением почему-то понял, что не помню, как ее зовут. Я сам нахмурил брови и, чувствуя себя глупо, уставился на нее.
Что с тобой, Корин? Она ласково улыбнулась и спросила так, словно и не должно было быть никакого расставания, а потом протянула ко мне руку, но едва коснувшись до моего лица, почему-то резко одернула ее.
Я Вдруг что-то пошло не так.
Меня как окатило ледяной водой с ног до головы. Я вдруг перестал понимать, что происходит, все вокруг стало каким-то серым и холодным, а красивая девушка напротив меня все еще мило улыбалась.
Кто я, Корин? Она заглянула мне в глаза, склонив голову немного на бок так, что локон светлых волос упал на ее лицо.
Но ее взгляд вдруг стал не добрым. Она выглядела так, словно узнала обо мне что-то очень плохое и теперь ждет объяснений. Она как будто знала о моей глупости, словно догадывалась, что я не могу вспомнить ее имя.
Я посмотрел на нее. Как такое возможно? Что происходит? У нее другая прическа? За все, то время что я знаю ее она ни разу не меняла прическу! А теперь у нее совершенно другие волосы, они стали намного светлее и локоны больше не вьются, они стали совершенно прямыми и теперь заканчивались, едва касаясь плеч, а не у пояса как раньше, как всегда! И лицо! Почему-то оно стало старше, как будто на меня смотрела не пятнадцатилетняя девочка, а двадцатипятилетняя девушка! Улыбка ее пропадала очень быстро, но не резко, а плавно сменяясь ехидным и злым оскалом.
Кто я, Корин? Она повторила вопрос и, схватив руками за плечи, тряхнула изо всех сил.
Как такое может быть? Я прошептал, ощущая непонятно откуда-то появляющийся страх, но глаз не отводил.
Ты меня слышишь? Ее голос становился грубым и низким, он отдавался эхом, заполняя все пространство вокруг меня, а в глазах ее горел гнев.
Внезапно, вся реальность окружающая нас, начала ломаться. Вся. Холмы, ручей с источником, зелень травы и деревьев, изгородь отцовской фермы выглядывающей из-за склона. Все рушилось и казалось ненастоящим. Картинка трескалась как стекло, разрастаясь все новыми и новыми витками паутины. А потом начала распадаться по крупицам, как пазл из миллиона кусочков. В голове вдруг начали всплывать события последних шести лет, заполняя бреши в сознании и заставляя меня вновь чувствовать всю боль от того, что произошло со мной. С каждым моим воспоминанием в черную пустоту моего сознания падал оторванный кусок реальности, обнажая что-то холодное и отвратительное.
С ужасом пришло понимание происходящего. Это была не моя первая любовь из прошлого. Просто воображение на фоне моих страданий выстроило из пережитых когда-то событий, приятную для восприятия иллюзию, которая осыпалась, как только в нее каким-то образом попала эта девушка.
Корин, у тебя кровь! Ее голос все еще был в моей голове, а ее образ, рассеченный трещиной в нескольких местах, все еще сидел напротив меня, хотя вокруг уже не осталось практически ничего.
Я дотронулся до своего лица и понял, что из моего рта по подбородку и ниже по телу вытекала густая горячая кровь. Тут же появился жуткий привкус и запах нашатырного спирта, тошнота и опять стало невозможно дышать.
Марта Сквозь короткие попытки вдохнуть в себя такой необходимый для выживания воздух, я выговорил имя той, что все это время видел перед собою, давая ей понять, что вспомнил ее имя.
Да. Она спокойно кивнула и я все понял.
Потом она покачала головой и с безразличным видом наклонилась ко мне, приложила свою ладонь к моему лбу и толкнула вперед. Потом молча, поднялась на ноги, перешагнула через меня и ушла, а я упал на спину и отчетливо видел, как падает в бездну последний пазл моей иллюзии с кусочком голубого неба, белым облаком и верхушкой кроны ивы, растущей над ручьем с холодной хрустально чистой водой.
* * *
Я резко открыл глаза и в смятении понял, что все равно ничего не вижу. Вокруг меня царила кромешная тьма. Я жив? Я попытался сделать вдох, но не смог. Там, где находилось мое тело, не было, ни грамма воздуха или какого-то другого газа. Смятение. Очень хотелось дышать. Еще попытка. Еще. Но вместо вдохов, я чувствовал, что мои легкие просто расширяются и сокращаются, наполняясь чем-то явно непохожим на то, чем я привык дышать. Я остановился. Подождал немного. Я не задыхаюсь. Я не чувствую нехватку кислорода. Чтобы жить, мне не нужно было дышать! А может слово «жить» больше не применимо ко мне? Значит мертв? Но я не задыхался.
Попытался сжать ладони в кулаки. Получилось. Я чувствовал свои конечности, чувствовал руки. Вот и рана правой кисти. Боли не было, но отсутствие двух фаланг пальцев ощущалось отчетливо. Сначала я испугался, осознав что, сжимая ладонь в кулак, коснулся себя обрубком с торчащим наружу острием кости, но нет. Я мог сжимать ладонь сколько угодно, я ничего не чувствовал кроме касания собственной плоти.
Я стал шарить левой рукой по всему телу. Защитного костюма на мне не было, комбинезона тоже. Я был совершенно голый. Я провел рукой по груди и наткнулся на шишку чуть правее грудной кости. В центре шишки была небольшая рваная рана, края которой выступали поврежденными волокнами кожи. Я просунул палец в рану и почувствовал что-то твердое. Скорее всего, это был тот самый камень, который пробил мне легкое. И тут же я услышал то, что заставило меня поверить в, как мне казалось, совершенно невозможное. Рукою, которая была на груди, я почувствовал, как бьется мое сердце.
Ну как же так! Смирившись с тем, что умираю, я обрел спокойствие и смирение, согласился с неизбежной реальностью происходящего, зная точно, что не существует никакой надежды на спасение. Теперь же ничего не понимая, я был в подвешенном состоянии в полном мраке неизвестно где, и только биение сердца заставляло меня думать, что я еще жив.
А может этот стук в груди фантомен? Может, на самом деле и нет никакого биения сердца? Быть может это еще одна иллюзия, созданная моим сознанием после смерти? Может, и тела моего нет? Может и рук? Я пошевелил ногами. Пальцы шевелятся, колени сгибаются
И тут я вдруг понял! Пространство, в котором я нахожусь, заполнено жидкостью. И эта жидкость заполняла мои легкие и, видимо питало тело кислородом не хуже воздуха! Я провел рукой над головою. И в самом деле, ощущалось сопротивление, как будто я погружен в воду. Я провел сильнее и уверился в своей догадке полностью. Неужели после смерти всегда так? Пустота, подвешенное в жидкости сознание, думающее, что у него есть тело, что бьется сердце! И что дальше?
В Летной Академии меня учили, что все люди есть существа биологические, а сознание лишь набор сложных химических процессов в мозгу, которые прекращаются вместе с жизнедеятельностью остального организма. Так что согласно научной теории, после смерти, человек, как существо сознательно просто перестает быть, ничего пустота или даже пустоты нет. Вообще ничего. Так что же со мной? Дышать я не могу или все же могу? Сердце свое я чувствую, тело свое я чувствую, руками и ногами шевелю, но вокруг лишь мрак и эта жидкость.
Пришла идея. Я открыл рот и, набрав как можно больше, сделал огромный глоток. Ничего. Только лишь почувствовал, как прохладная жидкость достигла желудка и успокоилась. На вкус она была как вода, только гуще, плотнее или так просто казалось.
Я перевернулся животом вниз, и это оказалось довольно легко. Взмахнул руками, и проплыв немного в невесомости вдруг уперся в стену. Стена была теплая и скорее всего каменная. Теплая Возможно от того, что я парил в ледяной жидкой среде, твердые поверхности стали казаться теплее. Но как это было не странно, холода я не ощущал, так же как и боли, которые по всем пониманиям мной законов физики и анатомии, ощущаться мной были должны.
Опустил ноги вниз и почувствовал дно такое же каменное. Поплыл вверх и снова уперся в преграду. Получается я взаперти!
Поддавшись приступу паники, поняв, наконец, что я все-таки жив и нахожусь в плену, я стал колотить в верхнюю преграду неповрежденной рукой, что было сил. Сколько я стучал, я не знаю, уставал, делал передышку и снова колотил в каменную плиту. Шарил по дну и верху руками, исследуя свою каменную клетку, изучил каждый выступ, каждую неровность на них и наконец, спустя достаточно много времени, все же видимо нашел более слабое место и надавил. То, что закрывало мое обиталище сверху, с треском проломилось. Это был лед. Желание вырваться взяло верх и, я принялся ломать его, расширяя отверстие настолько, чтобы из него можно было выбраться. Сердце заколотилось быстрее. Что ждало меня там, по ту сторону моей тюрьмы.
Как только я понял, что смогу пролезть в образовавшуюся дыру, я тут же вынырнул наружу, совсем ничего не понимая, перегнулся через каменный борт и сразу упал на ледяной каменный пол.
Как только мое тело лишилось водяной оболочки, оно мгновенно отказалось подчиняться командам нервной системы. И мало того, я сразу же почувствовал, ужасную боль в груди, руке и онемение во всем теле. Потом мой кожный покров будто вспыхнул пламенем тысячи солнц и, до меня дошло, что это был холод.
Спустя еще секунду я стал кашлять, выплескивая из груди жидкость, понимая, что все это время, она заполняла мои легкие, а тошнотворный запах аммиака ударил в рецепторы обоняния и горло. С кашлем пришел приступ тошноты и рвоты, от позывов которой все тело начало содрогаться в судорогах, а из моего горла вырывались струи то ли воды, то ли крови, а может чего-то еще. Только несколько секунд назад, плавая, я был в относительно нормальном состоянии, а теперь силы в одно мгновение, покинули меня и что бы открыть глаза, мне нужно было поднять каждое веко весом с десяток килограмм. Хотя даже теперь, когда я смог открыть глаза, ничего не изменилось. Кромешная темнота была и здесь. Я ничего не мог разглядеть. Из меня, не переставая, изрыгалась желчь. А может что-то еще. Спазмы судорог превратили мое тело в подобие змеи, брошенной на раскаленные угли. Я не мог дышать, не мог издать не звука. Теряя сознание, чувствуя, как голову сжимает в стальных тисках целая планета, извиваясь на ледяном полу, я на что-то наткнулся. Но даже в таком состоянии я каким-то образом понял это мой защитный костюм.