Самое то, чтобы сорок восьмой причал потопить. Если слухи правдивы.
А пацан вдруг передумал уходить. Посмотрел сверху вниз, точно что-то подозревая, и сел на настил напротив вора. Скрестил ноги, достал из кармана штанов сухую травинку и развязно предложил:
Хочешь сказку, парень? и сам решил за Бьюна: Хочешь. Все хотят. Всем интересно.
У вора до сих пор шумело в ушах, его трясло после водоворота (и вообще после всего), и очень хотелось побыстрее покончить с делом, но мешочки явно откладывались. И он опять послушно кивнул.
Странный ты подозрительно сощурился пацан. И вроде боишься но не так боишься, как нужно. Другие иначе боялись. На голову, что ль, бедовый? Ну?
От немигающего ледяного взора Бьюна затрясло сильнее прежнего, и только тогда страшный пацан расслабился:
То-то же. Слушай давай.
Он поёрзал и с явным удовольствием затянул:
Жили-были два брата старший и младший. Долго жили, честно и дружно. Все дела делили всё вместе делали. И вот пришла им пора уходить. Мир, парень, постоянно меняется старое отживает, новое зарождается. А если старое не может встроиться в новое, то пора ему, старью-то, подвинуться. Но братья решили, что ещё послужат миру по-своему. Нравилось им новое, хотелось посмотреть, каким мир станет. Тогда они ушли и вернулись. Иными.
Призраками, понял Бьюн и слегка взопрел. Вот отчего неувязки-то со старыми глазами и юным обликом.
Мир менялся так быстро, что старое тонуло, а новое не успевало появляться, в охотку продолжал пацан. И братья взялись за это новое. Растаяли ледники на Дальнем Севере, реки переполнились и выбросили в живой мир новое колдовство для новых людей, но старые-то колдуны не умирали, зато новые ещё как. А их души застревали среди живых, напившись силы рек. И тогда братья открыли Мир вечных вод, чтобы душам было куда уйти, и приходили, чтобы показать дорогу.
Лодочник, ещё больше взопрел вор. Лодочник и
Они поделили обязанности: старший забирал светлых, а младший тёмных. Честно поделили жребий бросили. Вот только тёмных-то всегда больше умирает больно дерутся много, делят что-то, режут друг друга. Младший не справлялся, и тогда старший предложил помощь. И постепенно младший стал замечать, что работы у него всё меньше и меньше.
В поясницу вора что-то ткнулось, и он не подскочил испуганно лишь благодаря многолетней привычке сидеть неподвижно в засаде, в укрытии, пережидая облаву. Да и промёрз основательно. Бьюн лишь чуть дёрнулся и сразу понял, что один из карманов его куртки опустел. Сменил положение вроде как потягиваясь, и второй карман тоже опустел.
Тогда-то младший и понял, что брат его обворовывает, взгляд пацана стал ещё страшнее. Забирает больше положенного. А ведь они нас питали, парень. Души-то. Только их сила нас тут держит. Мы не убивали, нет. Пообщаться хватало. Поговорить, рядом побыть, обнять в утешение. Когда по десятку в день возишь хватало. А когда один в неделю уже нет.
Настил скрипнул так, что Бьюн снова едва не подпрыгнул. Позади скрипнул словно кто-то тяжёлый шагнул на старые кости.
Ты забыл добавить, брат, произнёс тихий молодой голос, что начал злоупотреблять. Что тебе и сотни душ в день стало мало. Что захотел ещё больше силы она тебя пьянила, как старая отцовская настойка, и без неё тебе не работалось. Ты стал зависимым. И начал злоупотреблять. Скольких ты не довёз до дома, пока я не вмешался? Скольким ты не дал шанса вернуться и искупить свою вину, прожив новую честную жизнь?
Пацан подскочил, а ему навстречу из-за спины Бьюна выступила худая фигура в объёмном плаще лодочника. Вор споро попятился и полз, пока не упёрся спиной в ограду. Если бы он знал, что вмешивается в разборки высших сил, то плюнул бы и на свободу, и на сыскников, и даже на главу Колдовского ведомства
Я дал тебе время отдохнуть и одуматься, сухо ответил пришелец. А ты спрятался от меня и начал убивать. Живых.
Тёмных, резко возразил пацан. Нагрешивших. Виноватых.
Живых, веско повторил пришедший. Не ты даёшь жизнь, и не тебе решать, кому жить, а кому умирать. Мы с тобой всего лишь лодочники. Перевозчики. Служители Мира вечных вод. Наше дело забрать душу с Призрачного причала и доставить её домой. А что делаешь ты? И ведь ты до сих пор не заметил, что стал таким же, как те, кого осуждаешь. Хватит. Всё. Всё, брат. Тебе тоже пора.
И после тяжёлой короткой паузы добавил:
Твоего причала больше нет.
Затрещали, ломаясь, кости. Первой рухнула ограда, и туман живой рекой хлынул на настил. А за причалом показался сумрачный силуэт лодки.
Бьюн затаил дыхание, ожидая чего угодно драки, недовольных воплей, сопротивления, истерики, слёз Но пацан, чьи руки и ноги связали туманные плети, лишь зло глянул сначала на старшего брата, потом на вора. Повернулся, ссутулился и поплёлся к лодке. А под Бьюном просел настил, и речная вода заплескалась так близко
Закрой глаза, не поворачиваясь, посоветовал (и вор ничуть не сомневался в верности своей догадки) Лодочник, и ничего не бойся. Тебя вытащат. Те же, кто провёл меня сюда.
По ногам Бьюна скользнуло что-то гибкое. Змея, снова взопрел вор, но дёргаться не стал. Ну а вдруг и правда помогут?
Расскажи людям сказку о двух братьях, попросил Лодочник. И сообщи, что сорок восьмой причал уничтожен, а его создатель ушёл в Мир вечных вод. А доказательства уничтожения найдутся быстро. Всплывут завтра же. Ты молодец. Спасибо. И до встречи до очень нескорой встречи, парень.
***
Сколько-сколько костей всплыло? оторопело переспросил Сьят. Вся река Лунная в старых костях? Да чтоб их Только с одним захоронением разобрались и на тебе
Мьёл выгреб из кармана пригоршню склянок со слепками и высыпал их на стол. Потом вторую. Потом третью. И хмуро заключил:
Хана нашей весне, друг. Все будут гулять, а мы с тобой пахать. Не одним отделом, само собой, в общих правонарушениях клянутся помогать, но обычно у них работы больше, чем у нас.
Сьят посмотрел на щедрую россыпь склянок и уныло кивнул. А у него только-только рука после бесконечных отчётов болеть перестала
Но это не срочно, добавил Мьёл. Мастер Рьен велел делать в свободное рабочее время.
То есть приступаем прямо сейчас, фыркнул рыжий. Не то лета у нас тоже не будет.
Не, колдун посмотрел на часы. Сейчас обед. Говорю же, не срочно.
Он похлопал по опустевшим карманам и поправил куртку:
Ты со мной?
Конечно, охотно отозвался Сьят.
Семиречье купалось в солнечном полудне. Искрила наледь на тротуарах, парапетах и перилах мостов. Искрили крохотные льдинки в морозном воздухе. Искрил свежий снег на мостовых. Но в воздухе уже пахло весной, и весело, разгоняясь, шумели освобождённые ото льда реки.
Слушай, друг, Сьят на ходу повязывал шарф, а почему все пропавшие колдуны до тридцати лет?
До тридцати дар подвижен и готов к росту, пояснил Мьёл, закрывая неприметную дверку в торце Сыскного ведомства. До тридцати он набирает силу, а после развивается только за счёт опыта. И до тридцати лет мы ещё можем вывернуться наизнанку при угрозе жизни, а вот после уже нет. Сила набрана, её уровень закреплён, и появляются инстинкты. Матушка Шанэ сказала, что ему нужно было много колдовской силы этому тёмному лодочнику. И он вынуждал колдунов выворачиваться, чтобы собрать всю их силу и вложить в свой причал. Или в себя. Подробностей мы уже, как ты понимаешь, не узнаем.
Сьят подумал, пощурился на солнце и заметил:
А не из-за него ли мы перестали видеть призраков? Иначе его бы всё равно достали. Не утрать наши колдуны все знания и навыки Достали бы. Может, он вас как-то проклял?
Я тоже так подумал, признался Мьёл. Нет, наши старшие колдуны думают иначе. Что он, этот тёмный, что-то забирал из рек. Чем-то и от них питался лодочник же. Я до сих пор наблюдаю за котами и вижу, как разнятся наши с ними умения. Они могут нырять глубже, чем мы, и работать на этой глубине даже на дне. И видеть то, чего не видим мы. Значит, у них иное питание. Всё те же реки, всё тот же общеколдовской источник но вот силу они получают другую. Она ведь могла сохраниться на глубине на той глубине, где нам трудно или опасно находиться. А этот тёмный когда-то был человеком, то есть глубоко не нырял. Но так оно всё или нет Посмотрим.
Сьят согласно кивнул: да, выследив тёмного лодочника, сыскники нашли многих пропавших без вести и навсегда избавились от проклятого места, но только ли? А вдруг северные колдуны вновь обретут способность видеть призраков? Раз она когда-то была значит, однажды вернётся. Ничто не исчезает навсегда. И испарившаяся вода в своё время проливается дождями и наполняет реки новой силой.
Для этого мало питания, Мьёл точно прочёл мысли рыжего и нахмурился. Я же видел Лодочника, когда деда потерял. Я его видел, Сьят, как тебя сейчас. Но мне запретили видеть. Значит, мы недостойны пока. И лично я буду и дальше помогать южанам во всех их призрачных делах. Дед любил повторять, что с даром мало родиться, ещё его нужно заслужить. Быть достойным своей силы вот что он имел в виду.
И может быть, однажды
Время покажет.
Дело 2: Прах к праху
Едва колдуны растопили снег, а морозы сменились сырым холодком, как всё Семиречье высыпало на улицы гулять. Люди засиделись дома, устали от морозов, тянулись к солнцу. И утром, и днём, и особенно вечером после работы набережные и улицы наполнялись улыбающимися людьми.
Иххо тоже начала много гулять. Зимой она бегом бежала из дома на работу и с работы домой, редко бывала у наставников и старинного отцовского друга дядюшки Эссо, а сейчас каждый день ходила после работы учиться и всегда, несмотря на оттаявшие реки и по-зимнему ранние сумерки, пешком. С призраком отца за спиной и развивающейся пепельной силой девушка никого не боялась.
Кутерьма с проклятыми местами её коснулась мало. Иххо слышала о поисках, а за обедом матушка Шанэ охотно делилась новостями. За две недели они с северными колдунами посетили с дюжину подозрительных мест, но все они оказались пустышками. Одни перестали быть проклятыми из них ушло колдовство и освобождённые призраки отправились в Мир вечных вод, а другие проклятыми никогда не были. Просто люди что-то услышали, чего-то испугались, во что-то поверили и распустили слухи, а те взяли да прижились. Как сыскники придумали «проклятые» места ловушками для ушлых преступников, так и обычные люди не чурались интересных выдумок.
Однако всеобщая взбудораженность поисками зацепила и её, и, гуляя по вечерам, Иххо часто вспоминала старые посиделки с девочками, страшные сказки и местные легенды. И на днях таки вспомнила ещё об одном проклятом месте но не из рассказов девчонок. Когда маленькая Иххо убегала гулять по родному Семьдесят Первому острову, отец часто твердил: не ходи туда, обойди стороной, если пришла, даже рядом не появляйся.
Но однажды девушка не утерпела и с разочарованием увидела, что страшное место это всего лишь маленький островок, покрытый мшистыми камнями. С Семьдесят Первого острова на него вёл единственный полусгнивший деревянный мост, которым давно не пользовались. И ничего на крохотном Двести Десятом островке не было ни полезного, ни интересного, ни ужасного да, одни мшистые камни.
Тогда Иххо даже на мост не ступила побоялась, что рухнет вместе с ним в буйные воды реки Говорливой. И долгое время обходила островок стороной, думая, что именно о гнилом мосте предупреждал отец что в мосте крылась вся опасность. А теперь, вспоминая о проклятых местах, она думала: а в мосте ли? А не в крохотном островке ли? Ведь о других опасных местах отец говорил прямо: в тот дом не лезь пол прогнил или крыша рухнет, на ту улицу не ходи там шайка орудует, обворуют. Почему же он ни разу не упомянул мост и одно лишь повторял: не ходи да обходи?
Поразмыслив, она решила проверить мшистый Двести Десятый островок хотя бы издали. Маленькой не заметила опасности, а сейчас её развитый дар чует мертвецов и призраков. А если не учует, то позже Иххо расскажет обо всём матушке Шанэ и покажет место. Но сначала сходить на разведку без свидетелей на тот остров, где она родилась и выросла. Где остался родной дом, проданный за долги. И поровну счастливых и горьких воспоминаний, которые не хотелось ни с кем делить.
Несколько дней девушка собиралась с духом и в ближайший же выходной с утра пораньше отправилась на родной остров сначала лодкой (путь был неблизкий, почти два часа отнял), а потом пешком. И конечно, едва Иххо поднялась с причала на набережную, ноги сразу понесли её к дому к бывшему, но всё равно родному.
Семьдесят Первый остров один из самых мелких заселённых. Он находился далеко от крупных центральных островов, и люди здесь жили скромные и небогатые. Небольшие одноэтажные домики с низкими оградами, а иногда и без них, маленькие сады, тонкие тропки вместо улиц, узкая набережная. И очень старые деревья высокие, раскидистые, необъятные. Маленькой Иххо всегда казалось, что они живут в лесу, и ещё и за это девушка любила родной остров.
Родительский дом был обитаем и ухожен. Светлые стены в паутине сухого плюща, свежевыкрашенные коричневое крыльцо и оконные рамы, цветастые занавески, а в чердачном окне зеленела молодая рассада. Иххо втайне надеялась, что дом продаётся, но нет. Сотрудникам Сыскного ведомства оплачивали съёмное жильё и давали беспроцентные ссуды на покупку своего, и если бы дом продавался
Скрипнула дверь, и на крыльцо выбрался крупный чёрно-белый пятнистый кот поднял усатую морду к солнцу, зевнул и улёгся. Из-за приоткрытой двери донёсся смех детский, три голосочка. Им вторил женский голос строгий, но со скрытой смешинкой.
Иххо вздохнула и с тяжёлым сердцем прошла мимо дома низкий забор с одной стороны, частокол древних деревьев с другой. Хорошо хоть, дом в надёжных руках О нём заботятся, и там снова растут дети. А раз не продаётся, значит, ей не стоит сюда возвращаться и пора идти другой дорогой. К другому дому.
Но для начала всё-таки к вероятному проклятому месту.
Весь островок можно было обойти часа за два, а до старого деревянного моста девушка добралась минут за двадцать. И, как ни странно, мост находился на прежнем месте и в прежнем состоянии деревянные опоры и перила, обшарпанный настил из кривых досок и зияющий щелями. А в опасной близости от настила грохотал по каменным порогам, шипя и пенясь, резвый приток реки Говорливой.
Иххо знала, что приток мелкий едва ли по пояс взрослому мужчине, но скользкие камни, бурное течение и холодное время года напоминали об осторожности. Даже если мост заколдован (иначе как он простоял столько лет, как не сгнили деревянные опоры?). Даже если он недавно восстановлен или отремонтирован. Мостом явно кто-то занимается, хотя на противоположном берегу делать нечего. Почему?
Девушка осторожно приблизилась к мосту, присмотрелась к настилу, взялась за перила и услышала тихое:
Не ходи, душенька. Незачем.
Иххо обернулась. На тропе, полускрытая низкими голыми ветвями, стояла пожилая женщина. Небогато одетая старенькое в тёмно-серую клетку длинное пальто, скромная шляпка, стоптанные сапожки. Но очень к себе располагающая тщательно уложенные седые волосы, лучистые морщинки в уголках светлых глаз, добрая улыбка.
Не ходи, повторила незнакомка хрипловато. Пустое дело это. Нет там ничего. Давно уж нет.
Добрый день, поздоровалась Иххо и неловко уточнила: Сейчас ничего, а раньше же что-то было? Иначе зачем тогда мост?
Женщина одобрительно кивнула:
Когда-то, душенька, там лечебница была. Для тех, знаешь, кто со странностями. До тебя ещё, да и до меня она работала. И островка тогда этого не было Двести Десятый-то на самом деле часть Семьдесят Первого. А потом Наводнение. Говорливая захлестнула. Сейчас-то речка тихая. Да-да, не улыбайся, тихая. А когда-то по весне она топила и ой как топила, душенька. Много островков скрылось в её голубых водах и живых островков, с домами и даже с людьми. Многих забрала река, пока колдуны не нашли на неё управу. Вот и лечебницу затопила да смыла даже. А пороги эти части стен и крыши на самом деле. Их пытались спасти, живых-то, но все в реку ушли. Совсем, милочка, ушли. Их кости до сих пор на дне под камнями.