Ева Громова
Хороший мальчик
« Зачем тебе револьвер? спросил юноша.
Чтобы научиться доверять людям ответил Англичанин»
Пауло Коэльо, «Алхимик»
«Каждый обвиняемый в совершении преступления считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда»
Ст. 49 Конституции РФ
В рассказе также присутствуют сцены курения и употребления лекарственных препаратов, выписываемых только по рецепту врача. Пожалуйста, продолжайте читать с осторожностью.
Человеку, спасшему мне жизнь и психику, Татьяне З.
Пролог
Когда я была совсем маленькой и играла в нашем большом светлом доме, я часто совала нос туда, куда, в общем-то, не следовало бы. Моя очень спокойная и, местами, даже немного рассеянная мама дорожила каждой минутой свободного от моего воспитания времени и старалась проводить его за чтением или здоровым дневным сном. И когда маленький, но толстый томик «Анжелики»1 наконец выпадал из ослабшей маминой руки на пол, и сама она, закрыв глаза, начинала тихо посапывать на диване в гостиной, я понимала: у меня есть два часа на то, чтобы делать всё, что мне захочется.
Бросив игрушки, я выходила во двор, рассматривала мамины цветочные клумбы, от которых она меня мягко, но настойчиво отгоняла, когда была рядом. Ходила по саду, мерилась ростом с деревьями и кидала камни в маленький искусственный пруд, в котором по ночам квакали лягушки. У меня было богатое, ещё не задушенное взрослыми реалиями детское воображение, и мне вечно казалось, что мамины берёзы со мной разговаривают, розовые кусты перешёптываются, а маленькие плоские камушки ойкают всякий раз, как я броском отправляла их в воду.
Привет, вьюнок! говорила я зелёному плющу, окутывающему решётчатый забор палисадника.
Привет-привет, игриво отвечали маленькие белые цветочки, проглядывающиеся среди листков.
Добрый день, яблоки! кричала я, бегая среди упавших на землю ещё не убранных мамой маленьких яблочек, родом с соседского дерева.
Добрый, наперебой друг другу отвечали мне они. Добрый-добрый день!
Здравствуй, фонарь! остановившись под высокой раскидистой берёзой, я вежливо здоровалась с прикрученным к дереву садовым фонарём.
Здравствуй, Ася, также вежливо говорил он мне в ответ.
Я тайком раскрашивала фломастерами кирпичи внешних стен нашего дома со стороны малинника так, чтобы родители не увидели и не отругали меня за это. Подъедала самые вкусные конфеты из хрустальной вазы за стеклом старого советского сервиза, да так часто, что очень скоро все мои любимые конфеты закончились, и остались одни только противные «ромашки», да «васильки»2. Но самым любимым местом в нашем доме для меня всегда оставался чердак. Там мы хранили старые вещи, игрушки, новогодние украшения и прочий хлам.
Мама, конечно, лазить мне там не разрешала. Говорила, что на чердаке темно, опасно и страшно скрипит пол. И, по сути, не согласиться с ней было нельзя, но детское любопытство так и распирало меня изнутри всякий раз, как я проходила мимо лестницы, ведущей с первого этажа прямиком туда под крышу.
Чердак казался мне сказочным местом, где я всегда могла найти, чем себя занять: скакать по старой пыльной мебели, разглядывать семейные снимки, высовываться из окна и с высоты смотреть во двор к соседям. Я наблюдала за ними, разглядывала, как участковый дядя Вася в плетёном кресле читает газету, как его жена тётя Люба рыхлит землю в своих клумбах. Неподалёку всегда сидела их дочь-старшеклассница, нехотя перелистывающая страницы школьных учебников и время от времени списывающая из них что-то в тетрадь. Они и не подозревали о том, что здесь, на чердаке, сижу я и вглядываюсь в их будничную рутину, вижу всю их жизнь как на ладони. Впрочем, зрелище это быстро вгоняло меня в скуку, и я переключалась на главное сокровище, лежащее на чердаке старое дедушкино охотничье ружьё.
Оно хранилось у нас как попало, за дверцами деревянного шифоньера3, завёрнутое в белое полотенце. Тут же, рядом с ним, стояли две тяжёлые коробочки с патронами, и, держу пари, если бы правоохранительные органы узнали о том, что вполне рабочее огнестрельное оружие вот так просто валяется у нас дома без сейфа моим родителям наверняка крепко бы досталось. Но о том, что оно вообще у нас есть никто, конечно, не догадывался, да и в нашем маленьком захудалом городке редко кому было дело до бумажек и проверки чего бы там ни было. И потому, к этому холодному, неописуемо красивому произведению оружейного искусства на рандеву наведывалась лишь я одна.
Из разговоров взрослых я часто слышала, что если где-то лежит ружьё, то однажды оно обязательно должно выстрелить. Тогда я не понимала значения этих слов, и мне казалось, что они говорят про то самое дедушкино. Я наивно полагала, что оно вот-вот, в любой момент, когда захочет, сможет выстрелить, и жаждала увидеть это собственными глазами. Я разворачивала ружьё из белого полотенца, подолгу рассматривала его тёплого цвета деревянный приклад, водила пальцами по холодному металлическому стволу, касалась спускового крючка. Затем, по обыкновению, брала тяжёлое оружие в руки, садилась на край подоконника и наводила дулом на всё, что только можно, воображая себя в зелёных кучерявых джунглях. И мысленно я стреляла, нажимая на курок, но совсем не в беззащитных воображаемых животных, а в злых людей, задумавших на них поохотиться.
За этим занятием меня однажды спалила моя слишком рано проснувшаяся мама. Перепугавшись, что я могу случайно пораниться, она отняла у меня дедушкино ружьё, замотала его обратно в полотенце и куда-то убрала. Окно закрыла, а меня, крепко схватив за руку, поволокла на первый этаж, теперь уже строго настрого запретив мне посещать мой маленький «сказочный мирок» под крышей дома. Вернувшийся с работы отец перепрятал ружьё, а вход на чердак закрыл тяжёлыми плитами. В следующий раз я оказалась там вновь лишь спустя много лет, незадолго до рождения моего младшего братика. Я снова поднялась по скрипучим ступенькам наверх после того, как на чердаке закончили ремонт и превратили его в мою собственную комнату. Но было уже слишком поздно, и от моего старого уютного места уже ничего не осталось.
23 мая, суббота
Обещаешь быть моей самой лучшей подружкой? Всегда-всегда! Даже если мы переедем и больше никогда не увидимся. Обещай, что всегда будешь меня помнить!
С Дашей Алексеевой мы познакомились в далёком для нас детстве, из которого мы, в сущности, мало что помнили. Первым днём нашей завязавшейся дружбы было принято считать день рождения её матери, на котором присутствовала вся моя семья и, в том числе, я сама. Как обычно это и полагается у маленьких девочек, насильно сведённых в одной комнате родителями с фразой «ну, поиграйте тут вместе», с первых же минут мы стали лучшими подружками.
Будучи ещё дошкольницами, мы коротали огромное количество свободного времени за игрой в прятки и догонялки, переодеванием в шмотки друг друга (за что нас постоянно ругали наши родители), издевательством над куклами и совместным просмотром кассетных мультфильмов. Больше всего, конечно, нам нравилось носиться по улице с весёлыми криками, не замечая, как быстро проходит время и как скоро пора идти домой. Благо жили наши семьи по соседству, буквально через несколько домов друг от друга.
Вот было бы классно, если б мы жили рядом, мечтательно потягивалась я на солнышке, сидя на скамейке, пока расположившаяся рядом Даша теребила в руках тряпичную куклу в фиолетовом платье и чепчике, с которой в детстве она не расставалась. Мы бы проделали дырку в заборе и прибегали друг к другу в гости, да?
Да, было бы здорово, радостно смеясь, кивала моя подружка.
С детства Даша была из тех девчонок, кто во время жаркого спора предпочёл бы либо отмолчаться в стороне, либо еле слышно протянуть: «Ребят, давайте не будем ссориться». И долго я совершенно не могла понять, с чем это связано, даже пыталась воспитывать её, учить своему бойкому и смелому характеру, готовности бросаться в бой при малейшей необходимости. Однако, воспитанию Даша поддавалась неохотно и из рук вон плохо, а вскоре и вовсе выяснилось, что её родители и дня не проводят без того, чтобы не ругаться на виду у собственной дочери.
Даша не пыталась никого мирить, заведомо зная, что дело это гиблое, а главное неблагодарное. Защитишь маму обидится папа, встанешь на сторону отца уже мать устроит сцену ревности. Ещё в детстве Даша поняла и приняла важный для себя жизненный урок: в любых конфликтах лучше держаться в стороне и соблюдать нейтралитет. Так и попадёт меньше, и совесть будет честнее.
Когда пришло время, мы обе пошли в школу в единственное во всём нашем маленьком посёлке городского типа учебное заведение под громким названием «Гимназия 12». С настоящими гимназиями она едва ли имела хоть что-то общее: грязный, кое-где провалившийся пол, советские коричневые доски, по которым и мел-то едва писал. Неровные парты, крашеные розовой малярной краской в попытке скрыть их реальный, весьма почтенный возраст. Здесь мы провели с Дашей одиннадцать незабываемых, во всех смыслах этого слова, лет рутинных мучений, бесполезных зубрёжек и ненависти ко всему сущему. Школа убила во мне последнюю, итак уже еле дышащую где-то в глубине сознания, веру в чудо, уступив место суровой реальности. И едва я переступила порог «Гимназии 12» садовые цветы и уличные фонари перестали со мной разговаривать.
Училась я, надо сказать, еле-еле вытягивая свои весьма поверхностные знания до уровня четвёрок. Ни один из школьных предметов не захватывал и не пленял моего интереса, и лишь физкультуре удалось найти хоть какой-то отклик в моём сердечке. На удивление, практически растерянная мной детская жажда активности смогла проявиться в физических упражнениях, спортивных играх и беге на дистанцию. Время шло, цифра в заглавии класса менялась, и очень скоро за мной закрепился образ холодной жёсткой спортсменки со свирепым взглядом, серьгой в проколотой брови и ровно подстриженными под шею тёмными волосами.
А вот моя лучшая подружка Даша, чуть более способная к гуманитарным наукам, но всё ещё полный ноль в математике и физике, выросла и расцвела в прекрасную хрупкую девчонку с тонкой шеей и маленькими плечиками. Её длинные шоколадного цвета волосы, по обыкновению сплетённые в широкую косу и слегка выгоревшие на солнце, словно специально подобранный по случаю наряд сочетались с её круглыми голубыми глазами. А свисающая на лицо длинная чёлка обрамляла алые вечно смущённые щёки.
И мы были странной, такой разной по внешности и темпераменту парочкой подруг, но так любили друг друга, что о дружбе ни с кем более, кроме нас самих, речи, почему-то, не шло. Я была для неё тем единственным человеком, который всегда, невзирая на обстоятельства, был целиком и полностью на её стороне. Никогда мне не представлялось ни возможности, ни, тем более, желания выбирать сторону в споре или конфликте, потому что неизменно я пребывала лишь на стороне Даши единственно правильной для меня стороне. Сама же Алексеева была, пожалуй, последней, ещё не потухшей моей верой во что-то чудесное. По-детски наивную и до сих пор безумно доверчивую, спокойную и такую добрую Дашу я была готова защищать ценой всего. Порой мне казалось, что я способна даже убить за неё, ведь именно эти качества, сохранившиеся в ней, я уже посмела растерять когда-то в себе.
Всё изменилось тогда, когда последние сугробы растаяли, тропинки и соседские клумбы покрылись зеленью, а деревья, наконец, зашумели листвой. К концу близился последний школьный май в нашей жизни: мы заканчивали одиннадцатый класс. На носу экзамены, выпускной и поступление в ВУЗы. И в этот яркий солнечный день мы с моей лучшей подругой Дашей Алексеевой сидели на лавочке, в тени кустов, за железными прутьями школьного забора. Здесь мы прятались от учителей, чтобы моя лучшая подруга могла спокойно покурить.
Не думай, что я смирилась с этим, недовольно выдохнула я, кивая головой в сторону сигареты в руках Даши. Осторожно оглядываясь по сторонам, та тихо выпускала изо рта маленькие клубочки дыма и быстро хлопала «кукольными» ресницами. Я всё ещё считаю, что тебе нужно бросать, пока не поздно.
Обещаю, я брошу, умоляюще закатила глаза Алексеева, слегка вздрогнув плечиками. Экзамены закончатся и сразу брошу, честное слово!
Ага, знаю я, как ты бросишь, я недоверчиво покачала головой и хрустнула пальцами. Так же, как два месяца назад, и как тогда зимой. Я не хочу читать тебе нотации, но
Это наше последнее общее лето, вдруг перебила Даша, рассеянно наблюдая за пролетающими по небу птицами. Совсем скоро всё это закончится. Мы сдадим экзамены и разъедимся в разные города.
Я опешила, прекрасно понимая, что подруга просто попыталась перевести тему. Взглянула на неё украдкой, одаривая слегка раздражённой усмешкой, и тяжело вздохнула.
Скорей бы, мрачно пробубнила я.
В недоумении, Даша уставилась прямо мне в глаза, отставив дымящуюся сигарету в сторону. Я тут же спохватилась, едва не закашлявшись от противного запаха дешманского табака и гари.
В том смысле, я стала поспешно оправдываться. Что я хочу поскорее уехать. Ненавижу этот город.
Я тоже не шибко от него в восторге, согласилась Даша. Но неужели тебе ни капельки не страшно?
Ничуть, однозначно помотала я головой. Всё здесь меня раздражает, и я чувствую себя такой ограниченной. Школа, дом и больше ничего. Кем я буду, если останусь? А в Ставрополе у меня будет хоть какой-то шанс стать человеком. Нет, я хочу поскорее уехать отсюда, забыть этот город и эту школу как страшный сон.
Не хочу взрослеть, тихо пробормотала Даша, горько отвернувшись в сторону. Вот бы лето не начиналось.
Лёгкий, но весьма прохладный весенний ветер трепал шнурки на наших ветровках, под ногами стелилась зеленая трава. Настроения не было совсем. Конец учебного года приближался всё стремительнее, и никто из нас не радовался. Большую школьную перемену мы коротали на свежем воздухе, пробравшись наружу через дырку в школьном заборе, и никто за учениками здесь особо не следил все были заняты выставлением оценок и суетились вокруг предстоящих соревнований, которые ознаменовали бы собой завершение учебного года и начало лета.
Директриса идёт, туши, быстро! испуганно шикнула я, едва завидев выплывшую из-за угла школьного фасада женскую фигуру в толпе школьников.
Даша отреагировала моментально и, бросив бычок на землю, придавила его ногой. Где-то вдалеке действительно прошла старая раздутая директриса. В нашей школе она вела только биологию, и её знание собственного предмета весьма уступало её тучности. Я обернулась на огромный плакат с надписью «Финальные соревнования, забег 25 мая в городской Гимназии 12», который пронесли мимо восьмиклассники под громкие указания учительницы.
Ты ведь придёшь болеть за меня? спросила я у подруги, проводив взглядом отдаляющуюся компанию школьников.
А у меня разве есть выбор? улыбнувшись, закатила глаза Даша и осторожно потянулась рукой вниз, поднимая с тропинки смятую потухшую сигарету. Ведь если я этого не сделаю, ты меня из-под земли достанешь.
И достану! усмехнувшись, подтвердила я. Будь уверена, достану. Да и вообще, чем ещё заниматься до экзаменов?