И второй ему вполне соответствовал.
Но
Из щели показалась кошачья голова, и рев повторился. Орать Бес умел, это его умение стоило Стасе изрядных нервов, особенно потом, когда котенок слегка подрос и осознал, что жизнь его изменилась и явно к лучшему.
Иду, вздохнула Стася, поскольку отказаться от высокой чести пролезть между шкафами было невозможно. Если Бес принимал решение, то Стасе оставалось лишь исполнять его.
Она подошла к шкафу и ткнула в него пальцем, убеждаясь, что шкаф твердый.
И стоит крепко.
Вон, резные ножки упираются в камень, можно сказать, в этот самый камень вросли. А щель между шкафами имелась.
И что? спросила она, пытаясь понять, сумеет ли протиснуться. Даже если я пролезу, то это, это в конце концов неудобно! И мешки не пройдут.
Кот поглядел с укоризной.
Ладно я попробую, Стася прижалась к теплой поверхности дерева и изо всех сил втянула живот, впрочем, скорее для самоуспокоения, чем и вправду из необходимости. Щель была узкой, а Стася это кошки обладают удивительной способностью просачиваться в самые узкие щели.
Стася не кошка.
Стася человек.
И все-таки у нее вышло. Сперва исчезло давящее чувство, то самое, когда кажется, что тебя того и гляди расплющит двумя шкафами, а потом и шкаф пропал.
Стася даже моргнула.
Точно.
Пропал.
Вот стоял тут, такой весь из себя солидный, что и подойти-то страшно, отгораживался от мира инкрустированными дверцами, защищая хрупкое свое содержимое, а потом взял и пропал.
И что это было? осведомилась Стася, присев. Она потерла каменную плиту, пытаясь убедить себя, что видит на ней следы ножек. Должна видеть. Но камень был равномерно-грязным, никаких пятен, никаких потеков.
Бес фыркнул.
Ведьма, раздалось сзади с упреком, и стало вдруг совестно-совестно. Со Стасей такое и прежде приключалось, а тут мало того, что влезла в чужой дом, да не одна, а с кошачьим выводком, так еще и шкаф исчезла.
Это не я! сказала Стася торопливо и руки за спину спрятала.
Это я, согласился господин Евдоким неожиданно довольным тоном. И рукой взмахнул. Взлетело кипенное кружево, чтобы раствориться в воздухе, а господин Евдоким соизволил материализоваться в другом месте. Стася же вяло подумала, что уже не вздрагивает от этих вот перемещений и, кажется, вовсе привыкать начала.
Ну а что ей еще остается.
И что это было? спросила она, усаживаясь на пол. Господин Евдоким нахмурился. Наверное, в том его мире, который существовал еще до появления Стаси и вполне себе уживался, что с бархатными платьями, что с нижними юбками и корсетами, воспитанные девицы на полах не рассаживались.
Но Стася устала.
И сегодня. И вообще.
От всего этого
Это был защитный полог, господин Евдоким заложил руки за спину. И сейчас, пребывая в тени, он выглядел вполне плотным.
Если не приглядываться.
Стася решила не приглядываться. В конце концов, так можно представить, что разговаривает она с нормальным человеком, а не
в той, прошлой жизни, она не верила в существование призраков. Да и к иным мирам относилась не то чтобы скептически, просто тема эта казалась ей несущественной, далекой.
Зачем, спрашивается?
И не простой, но с элементами отвлечения внимания, господин Евдоким поднял руку и пальцем ткнул в потолок. Обыкновенный человек к этому шкафу и приближаться не стал бы, он бы, возможно, вовсе не обратил бы на него внимания.
Стася вздохнула.
Вот как можно не обратить внимания на эту бандурину?
Хотя в кухне, где уместилась бы вся ее однокомнатная квартирка, включая совмещенный санузел и лоджию с застеклением, а еще кусок лестничной площадки, шкаф не сказать, чтобы так уж сильно в глаза бросался.
А ты заметила. И разрушила полог.
Это не я!
Ведьма, господин Евдоким укоризненно покачал головой. Отрицание собственной сути не делает тебе чести.
Да не ведьма я! Стася всхлипнула.
А кто?
Он застыл этаким изваянием, местами размытым, но полным укоризны.
Дура, призналась Стася. Дура обыкновенная
Глава 4 В которой продолжается сказ о нелегком ведьминском бытии
и всякому известно, что чем тощее ведьма, тем она злопакостней. А потому баба, которая в себе не прибавляет, либо норовиста да зла, а потому к семейной жизни непригодна, либо ведьма по истинной своей натуре. Верно тебе говорю, что в жизни надобно избегать злых собак и тощих баб, ибо ни от одних, ни от других пользы не будет, а лишь вред один.
Рассуждения о жизни почтенного Вильгельма Твиста, кабатчика и просто хорошего человека, трижды счастливо женатого.
Когда все в очередной раз изменилось в той тихой и в целом, как Стася сейчас понимала, неплохой ее жизни? Когда Анна Егоровна объявила о своем уходе? О том, что она решила-таки ответить согласием на предложение старого друга и теперь эмигрирует в Штаты? И прощаясь с аптекой желает всем, кто в ней остается, удачи?
То ли желала не от души, то ли просто не сбылось?
Новая заведующая, представленная неделю спустя, посмотрела на Стасю так, что стало очевидно: пора искать другое место.
Ишь, вызверилась, с сожалением произнесла Никитична. Небось, своих перетянет сперва меня спровадит на пенсию, а там и за тебя возьмется.
И оказалась права.
Сама-то она ушла с легкостью, благо, давно собиралась, дочери звали то ли с внуками помогать, то ли уже с правнуками Стася до конца и не поняла. Главное, что после ухода Никитичны работать стало совсем невыносимо. Вдруг все разладилось, будто и без постороннего участия, но
пара нечаянных опозданий, на которые прежде закрывали глаза, обернулись выговором.
беспорядок на рабочем месте.
несоответствующее корпоративным нормам поведение. Хамство посетителям, которого не было, но как доказать? И в конце концов, недостача.
Либо пишешь по своему желанию, сказали Стасе. Или пойдешь по статье со штрафами в придачу.
Она и написала.
И ушла.
И и тогда, пожалуй, и поняла, что устроиться в другое место не выйдет. Город небольшой, аптек в нем немного, и везде-то места заняты. Переезжать? Но куда и зачем? Здесь у Стаси по крайней мере квартира имеется. И ученики, которых пусть немного, но на еду хватит.
Она ведь неприхотливая.
Фриланс опять же. Клиентов у нее вновь же, не сказать, чтобы много, но если постараться а она постарается. И старалась. Получалось не сказать, чтобы совсем отлично, но Стася и вправду была неприхотлива.
Так и жила.
День за днем, ночь за ночью, бесцельно и без особого смысла.
Матушка появилась поздней весной. Кажется, только-только зацвели тополя и город наполнили белесые клубы тополиного пуха. Он летел в окна, собирался на подоконниках, прилипал к стеклу. Он пробирался в квартиру вместе с городской пылью, но Стася отчего-то радовалась.
Как есть дура.
Здравствуй, сказала матушка, когда Стася открыла дверь. Пришла она без предупреждения и приглашения, и Стася сразу поняла, что вовсе не за тем, чтобы помириться.
Да и они ведь не ссорились, если подумать.
Здравствуй, ответила Стася.
А Бес выгнул спину и заурчал предупреждающе.
Запри его где-нибудь, велела матушка, оглядываясь. Какое убожество ты бы хоть ремонт сделала.
Стася тоже огляделась, только сейчас замечая, что и вправду квартира ее изменилась, сделавшись будто теснее, темнее.
Неопрятней.
И вовсе не потому, что Стася не убирается, нет. Она аккуратная. И Бес порядок любит, но вот обои выцвели, кое-где и отклеились. Мебель слегка рассохлась, как это бывает.
Половички старые.
И само это жилье тоже старое.
Впрочем, ты всегда была бестолковой, матушка сама прошла в комнату. Бес следовал за ней, не спуская с нее желтых внимательных глаз. Он выгнул спину и хвост поднял, распушив, но больше не урчал, смотрел с явною опаской. И вот результат
Что тебе нужно?
Стася не сомневалась, что необходимость была, потому как иначе матушка в жизни бы не явилась сюда.
Твое согласие на продажу дома.
Какого дома? Стася нахмурилась.
Моей матушки, чтоб ей мать поморщилась и помахала перед носом платком. Господи, зачем тебе эта зверюга? От нее воняет!
Вот это было ложью. Бес всегда отличался чистоплотностью, и теперь от возмущения фыркнул даже, а после открыл рот и издал тонкий жалобный звук.
И орет опять же ладно, это формальность. Бумаги я принесла, матушка вытащила из сумочки бумаги. От тебя нужно только подписать.
Дом? повторила Стася.
Дом, дом господи, ты еще и соображаешь туго? Пьешь? Употребляешь?
Стася замотала головой.
Значит, просто тупая. Я говорила Коленьке, что нет смысла с тобой возиться. Надо было замуж выдать и все но нет, он был таким же упрямым, как ты. И вот что получилось.
Ее губы нервно дернулись.
Бабушкин дом? Стася потянулась к бумагам и осторожно взяла их. Мое согласие?
Она оставила завещание, матушка скривилась. Будто эти развалины кому-то да нужны. Мне повезло, что их вообще согласились снять
Завещание?
Дом?
Место, где Стася росла и была счастлива? Она вдруг вспомнила это ощущение света и тепла, бесконечного безбрежного счастья, когда наперед известно, что все-то будет хорошо, что иначе и невозможно.
Старая ива за забором.
Тонкие желтые ветки ее.
И вишни, которые вызревали темными, черными почти. Стася забиралась на дерево и, устроившись в развилке, рвала их и ела, слушая возмущенные голоса скворцов, полагавших, что вишня принадлежит им.
Ты сдавала дом?
А что нужно было делать? удивилась матушка. Его хотят купить и цену дают нормальную, но мне сказали, что без твоего согласия не обойтись
Продать.
Он ведь небольшой. Две комнаты всего и кухонька. Печь, которую бабушка растапливала даже летом, потому что настоящий хлеб получался только в ней, а магазинный она не признавала. Скрипящие полы. И чердак, где сохли травы и колбасы, и потому пахло там волшебно.
я согласна уступить тебе треть суммы, это хорошее предложение, хотя очевидно, что ты
Нет, Стася сжала документы. Я не буду его продавать! Не буду и все и тебе не позволю!
Неблагодарная, матушка не стала кричать, но укоризненно покачала головой. После всего, что мы для тебя сделали? Да Коленька в гробу переворачивается, наверное
Она всхлипнула, но плакать не стала.
Ты ты не имеешь права. Не имела, Стася тряхнула головой, понимая, что еще немного и сорвется на крик, а это будет значить, что она, Стася, проиграла.
Надо успокоиться.
Надо просто относиться к матушке, как к капризному клиенту, который ищет повода поскандалить. И тогда
Ты не имела права молчать. Ты должна была сказать, что дом принадлежит мне
а документы оформлены. И тоже странно, ведь Стася не вступала в права наследства. Но документы оформлены и давно? Да. Дядя Коля? Пожалуй, матушка бы не упустила случая перевести дом на себя, а он не стал бы. Надо будет съездить на могилку, посадить цветы или что там еще принято на кладбищах делать? И к бабушке наведаться. И как вышло, что она, Стася, взяла и забыла о родных людях?
Кот заурчал.
Он подобрался к Стасе, ткнувшись лбом в колени, и голос его раскатистый разнесся по квартире, наполняя ее.
Боже, какая громкая тварь! матушка подняла руку к вискам. Анастасия, ты совершаешь ошибку.
Возможно.
Она совершила огромное количество ошибок. Одной больше, одной меньше но дом она не отдаст. И документы на него тоже.
Господи, ну зачем тебе он? матушка всплеснула руками. Да еще пару лет и за него вообще не дадут и копейки
большой двор и крапива, которая имела обыкновение прятаться в зарослях малины. Она выползала изпод них, выставляя колючие зеленые лапы, выпускала молоденькие побеги, которые прятались в траве, норовя ужалить. И тогда дед брался за косу.
Он правил ее долго, старательно, приговаривая, что инструменту уважение надобно не меньше, чем людям.
Жить буду, сказала Стася.
А матушка лишь вздохнула.
Там?
Там.
Там воды нет. И туалет на улице
Справлюсь.
Бабушка ведь справлялась, и у Стаси получится. И и может, она раньше не понимала, насколько ей тяжело в городе, как давит он, как мучит Почему-то казалось, что матушка станет уговаривать, угрожать, обвинять в неблагодарности. И Стася заранее испугалась, что не выстоит. У нее никогда-то не хватало сил воевать, а потому она мысленно взмолилась.
Никогда и ни о чем она не просила Бога, и вовсе даже в него не верила, наверное, поэтому и просить-то стыдно. И если не Бога, то мироздание, вселенский разум или что там есть. Она, Стася, ничего другого не желает, кроме как вернуться домой.
И разве это много?
Нужно просто, чтобы матушка отступила, чтобы позволила. Это желание ощущалось горячим комом в груди, оно отбирало все силы, не оставляя Стасе ни капли. Пускай. Главное, что матушка вдруг моргнула растерянно, потерла виски. Она поднялась и, окинув Стасю презрительным взглядом, сказала:
Как знаешь. Только ты там так и помрешь, старой девой с котом
Права оказалась.
До свиданьица, госпожа ведьма, до свиданьица человек, плюхнувший последний мешок, кажется, с мукою, ибо поднялось над ним белесое облачко, попятился. И пятился до самой двери, а потом и за нею, стараясь одновременно и не пялиться на Стасю, и глаз с нее не спускать.
Как ни странно, у него получалось.
Стася вздохнула.
Спасибо, сказала она, почти не сомневаясь, что это тихое слово если и услышат, то воспримут совершенно иначе.
Хлопнула дверь.
Вздрогнул дом, как у него получалось, будто вот-вот окончательно пробудится ото сна, и вновь же не пробудился, погружаясь в прежнюю тяжкую дрему.
Стася почесала нос.
Хотелось чихать.
И еще плакать.
И она не знала, чего больше. А потому, почувствовав, как на кухне холодает, даже обрадовалась, ибо в присутствии Евдокима Афанасьевича рыдать она точно не станет. Как-то оно невместно?
Древнее какое-то слово, но донельзя правильное.
Доброго вам дня, вежливо сказала Стася, не оборачиваясь. Хотя по спине привычно побежали мурашки, а еще мелькнула мысль, что все это в высшей степени не нормально.
И мир этот.
И дом.
И призрак.
И вам, боярышня, тоже доброго дня, гулким басом отозвался Евдоким Афанасьевич, который был призраком весьма воспитанным.
Солидным.
Он и поклон отвесил, как заведено, рукой махнув так, что конец длинного рукава шубы скользнул по плитам. И сквозь плиты.
Позволено ли будет узнать, как состоялась поездка ваша?
Состоялась. Вот, Стася указала на мешки и мешочки, корзины с корзиночками, которых вроде бы было и не так мало, во всяком случае, когда носили, а теперь кучка гляделась жалкою.
И как вам?
В целом не знаю, честно ответила она, разглядывая корзину с рыбьими потрохами, с которыми нужно было что-то сделать.
Сварить?
Или так дать?
А если потравятся? Бес-то ладно, он, кажется, и гвозди сожрать способен без особого для себя вреда, правда, побрезгует исключительно ввиду того, что гвозди пища приличного кота недостойная. Но остальные-то еще малыши.
Тогда варить? И с мукой? Или с крупой? Или смешать с творогом и не варить? Проблема была не то чтобы великой, но с радостью заняла все внимание Стаси, потеснивши те, неприятные воспоминания. Пожалуй, когда бы не присутствие Евдокима Афанасьевича, она бы всецело ушла бы в нелегкие раздумья о кошачьем рационе.
Но призрак исчезать не торопился.
Глядел на Стасю.
Бороду оглаживал.
А она не могла отделаться от мысли, что в глазах его зеленоватых то ли сами по себе, то ли ввиду нынешнего нематериального состояния кажется никчемною. Глупою. И вовсе.
Меня, кажется, за ведьму приняли, сказала она, чтобы не молчать.
И потупилась, на потрепанные кроссовки глядя.
Быть ведьмой не так и плохо.
Кроссовки давно утратили исконную белизну, шнурки их потертые и вовсе отличались по цвету левый был зеленым, а правый ядовито-розовым. Носы кроссовок слегка потрескались, да и подошва отклеиваться начала в общем, не шли они ни в какое сравнение с роскошными сапогами Евдокима Афанасьевича.