Это целых два дня.
Эва помотала головой:
Что мне делать?
То же, что делала до сих пор. Сидеть очень и очень тихо. И отдыхать. Иди. Ты все же много сил потратила.
Он провел рукой над свечами, и те погасли.
Иди уже, повторил шаман, а потом дунул, и Эву будто ветром унесло.
Так нечестно!
Эдди вытер пот со лба.
Город.
В городе ему не нравилось. Категорически. Тесно. Шумно. Люди опять же. Много людей. Слишком много, и это нервировало.
Он поднялся, собрал огарки свечей и отправил их в глубокую посудину. А вот молоко оказалось неплохим. Не самым свежим, но и понятно, откуда тут по-настоящему свежему молоку взяться? Вон, и это-то с привкусом дыма и пыли.
Странное дело. Там, в Городе Мастеров тоже хватало. И дыма. И пыли.
И грязи.
А не раздражало. Матушка говорит, что это от предвзятости. Может, оно и так, но Эдди пошевелил рукой, глядя на темную полоску свежего шрама. Одно хорошо: заживало на нем по-прежнему как на собаке.
Надо
Надо бы позвать кого. Он огляделся и, увидав колокольчик, стоящий на махоньком столике что за привычка наполнять комнаты этакими пустыми и излишне хрупкими предметами? потянулся к нему. Взял аккуратно, двумя пальцами, раздумывая, что сказать.
И стоит ли говорить?
Или
Девица цела. Это хорошо. Чересчур напуганной она тоже не кажется стало быть, ничего такого, что могло бы произойти, не случилось. Это тоже хорошо.
А остальное
Колокольчик звякнул, и одновременно задрожала струна Силы, уходящая куда-то вглубь дома. И дверь приоткрылась.
Берти позови, сказал Эдди слуге, вернув опустевший кувшин на стол. И пожрать чего-нибудь принеси. Будь любезен.
Матушка бы не одобрила.
Матушка оставалась в нумере. Роскошном. Огромном. Но все одно. Сидела, читала газеты, которые ей доставила местная обслуга.
Не бесплатно.
Проклятье.
Деньги есть, но надолго ли их хватит? А до портнихи так и не дошли. Потому что матушка читала. Газеты. Огромные стопки их теперь заполнили гостиницу. Казалось, она собрала все, что вышли за годы ее отсутствия. А когда Эдди постарался осторожно спросить, чего она в них ищет, только отмахнулась.
Мне просто надо понять, что здесь происходит, сказала она, почувствовав его обиду. А у тебя, кажется, дело.
Дело.
Да чтоб его, это дело Которое он, если боги снизойдут до Эдди, все-таки сделает, пусть даже и криво. Повезло девчонке. И ему тоже. Шаман недоученный дед бы, верно, сразу понял бы.
Или нет?
А Эдди
Дверь тихонько приоткрылась, потянуло душной темной Силой, от которой кулаки зачесались. Да и сам некромант ныне вызывал одно лишь желание: дать в морду.
Или это потому, что Милисента тоже заперлась, как и матушка? Правда, не в нумерах, а в особняке. Отдыхает она. И встретиться никак не может. Когда будет готова, всенепременно почтит визитом. Ага. И лысый хрен, который это говорил, смотрел на Эдди с насмешечкой. А Чарли вовсе исчез.
Выходит, никому-то он, Эдди, особо не нужен?
А некромант так, под руку подвернулся.
Ты выглядишь бледным, заметил Бертрам. Могу я чем-то помочь?
Эдди покачал головой.
Пройдет. Сейчас пожрать принесут. Извини.
Ничего. Некромант протянул руку. И Эдди принял. Оперся. Закряхтел, как старик. Удалось что-нибудь выяснить?
Повезло. Эдди разгибался медленно, пытаясь справиться и со слабостью, и с головокружением. А всего-то пару минут поговорил. Она определенно жива. Вполне здорова.
Погоди. Ты не будешь против, если я позову отца? Следовало бы сразу к нему обратиться, но мы подумали, что сами справимся.
Эдди махнул рукой.
Да пусть хоть всех зовет. Какая разница?
Только бы
И пусть накрывают на стол. Голос Бертрама звучал словно издалека. В голове шумело. Сильна девочка если Эдди едва не пластом лежит, то ей и вовсе должно быть худо. Или нет?
Он свою Силу знает плохо.
А она?
Твоя сестра, Эдди так и стоял, опираясь обеими руками на столешницу у нее сильный Дар.
У Эвы? Да и у нее, и у Виктории, но понимаешь. Кажется, некромант несколько смутился. Не то чтобы это вовсе какая-то запретная тема. Скорее, не принято об этом говорить. Тем более что Дар такой своеобразный.
Неприличный?
Маменька полагает, что да. На самом деле, будь она мужчиной, многого добилась бы.
Эдди хмыкнул. И промолчал.
Пока.
Потом он очнулся уже за столом, осознав, что сидит и ест. И сидит давно. Ест кажется, тоже давно. И что рядом сидит Берти.
И отец Берти.
И женщина в темном платье, чем-то весьма напоминающая матушку, должно быть взглядом, полным печали и мягкого упрека.
Извините, сказал Эдди, проглотив кусок чего-то сочного и кислого. Сил много пришлось потратить, и вот.
Слабое оправдание.
Женщина мяла в руках кружевной платок. И синие глаза ее полнились слезами.
Бертрам сказал, что вы вы ее видели?
Видел. Плачущие женщины всегда ввергали Эдди в состояние, близкое к ужасу. Не совсем ее. Дух. Ее дух покинул тело.
Опять выдохнула женщина.
Мама! с упреком произнес Бертрам.
Да, да прошу прощения я она моя дочь
Она жива, поспешил заверить Эдди. Напугана, но жива.
Бертрам с отцом переглянулись.
Пока она находится в относительной безопасности.
Что с ней
Ее держат взаперти, но не бьют, не обижают. Кормят.
Эдди не знал, что еще сказать, чтобы успокоить женщину. Та прижала кружевной платок к глазам и вздохнула.
Благодарю, произнесла она мягко. Вы вы меня порадовали. И если моя дочь вернется я этого не забуду.
Думаю, теперь найти ее будет многим легче. Эдди покосился на тарелку, на которой еще лежал кусок мяса. Рядом высилась горка вареного гороха. Да и
Он запнулся, не зная, стоит ли говорить.
Но укоризненный взгляд заставил вздохнуть. Снова.
Я смогу до нее дотянуться. Не физически. Скорее уж речь идет о тонком мире. Хотя я в нем не особо случалось бывать, но вот так, чтобы практика, ее не было.
Я в вас верю, сказала женщина тоном, не терпящим возражений. Пойду. Нужно приготовить комнату. И врач уверена, что Эве просто необходим будет целитель.
Она ушла.
И дышать сразу стало как-то легче.
Ешь, сказал Бертрам. И рассказывай.
Эдди так и сделал.
Глава 13, где разговор идет о крепкой родственной любви
Завтрак.
Завтрак это это утро. Очередное. Столовая, которая слишком велика, чтобы чувствовать себя в ней хоть сколько-нибудь уютно. Мрачно-торжественная маменька Чарльза. И хмурая, не скрывающая раздражения сестра его. Она, в отличие от свекрови, делала вид, что вовсе меня не замечает.
Это злило.
Несказанно.
Как и отсутствие нормальной еды. Ну вот разве человек, который голоден, насытится двумя ложками овсянки и сухой корочкой хлеба, по которой слегка мазнули маслом?
Чай бледный.
Молоко пахнет гарью. А паче того давит на нервы тишина.
Вижу, свекровь решила первой ее нарушить, сегодня вы решили одеться прилично.
И губы поджала.
Долго она мне еще будет вспоминать тот выход.
Сестрица отвернулась и тоже губы куриной жопой сложила. А ведь похожи они. И от этой схожести прямо дрожь берет.
Доброе утро! Я плюхнулась на стул и вздохнула.
Прилично
Скорее уж В общем, в тот раз я и вправду переборщила слегка, если подумать. Даже в наших диких краях я к обеду переодевалась в платье. А тогда в брюках пришла. Позлить думала.
Позлила.
Вышел скандал. С обмороком. И приказом удалиться, которому я с превеликой охотой последовала. Так она еще потом Чарльзу нажаловалась. Уж не знаю, чего наговорила, но он был недоволен.
И я.
И поругались. А потом помирились. И опять поругались, правда, на следующий день, когда он вновь изволил явиться, а я спросила, где это его демоны носили всю-то ночь.
Он ответил.
Я тоже не сдержалась. И вместо того, чтобы помириться, поругались того сильнее. Честно, сама не понимаю, как оно получилось, что мы разошлись по разным комнатам. И замолчали.
Дураки, что с нас взять.
Так и повелось. Он пропадает. Я злюсь. Он появляется, я злюсь еще больше. И ничего хорошего с этой злости не выходит, понимаю же, а успокоиться не могу.
Завтрак наконец подали.
Овсянку. С маслом, что растекалось по горке желтоватой жижицей. И тот же подсушенный хлеб. И чай, который больше на помои похож, потому как бледный, безвкусный. Оттого в него и льют молоко, чтоб хоть чего-то было.
Мой сын снова изволил ночевать в другом месте? вежливо осведомилась свекровь. И главное, не пытается же скрыть, что рада.
Ага.
Чему?
Тому, что Чарли в очередную авантюру вляпался? Придворная служба в записке, которую муженек соизволил прислать, о ней говорилось. А я вот взяла и поверила, что именно она, служба, и виноватая такая, которая ночью. Ну-ну, это он пусть кому из местных девиц на уши вешает. Я ведь чую, чем от него пахнет.
Сигарами.
И виски. Еще слабо-слабо, но все-таки духами, такими ядреными, вроде тех, что шлюхи Бетти любили, чтоб, значит, перебивало напрочь запах немытого тела.
Кабы были духи какие другие или только виски от него несло, я бы подумала ну, про то, что он ничем-то от папашки моего не отличается.
Честно говоря, сперва даже так и подумала. А потом потом просто поняла, что в жизни такой чистоплюй с немытою девкой не свяжется. Чарльз если и найдет шлюху, то из тех, что почти приличными притворяются. Поняла и не успокоилась. Потому как выходило, что вляпался муженек в очередную историю, если вовсе не вознамерился подвиг совершить.
Notes
1
Одежда, особенно платья из качественных тканей, была вещью очень дорогой. Ее передавали по наследству, дарили. Но ткани вроде шелка и бархата нуждались в специальном уходе, их нельзя было просто постирать. Поэтому бедные девушки часто отпарывали и стирали лишь рукава, как наиболее загрязненные части одежды. Со временем рукава становились светлее основной ткани, что было признаком бедности.