Я подумаю, заявила Екатерина Петровна и потянула свою сумку.
Как вернуться на работу? спросил Береговой, и тут только она на него взглянула.
Реванш дан. Противник пал. Беднягу жаль. Победа за нами!
Антарктический айсберг растаял, испарился, и на его месте оказался растерянный донельзя начальник IT-отдела. В огромной ручище он сжимал солонку может, перечницу и хлопал глазами, как второсортный актер в сериале.
Подождите, что значит на работу?!
Сигареты только дамские, заявил вернувшийся Дэн Столетов, а вы что, уже уходите, Екатерина Васильевна?
Петровна.
Ну, кофе хотя бы выпейте! Они же старались, варили!
Это точно? спросил Береговой. Про работу?..
Митрофанова сосредоточенно кивнула, поколебалась, боком присела на стул и отхлебнула кофе. Ей очень хотелось и поесть, и выпить, и от переживаний не держали ноги, но она знала, что надо немедленно уходить. Вот только еще один глоток.
То есть я завтра могу приехать в издательство, прийти в свой отдел, и все будет по-прежнему?..
Он все еще не верил и уточнял с осторожным восторгом.
Зато Дэн Столетов сразу все понял.
Ну, я ж тебе говорил рассосется! И, перегнувшись через стол, хрястнул Берегового по плечу. А ты все пропало, все пропало! Ничего не пропало, и за это я предлагаю всем срочно накатить! Накатим?..
Мне пора, заявила Митрофанова со странным сожалением. Уезжать ей не хотелось.
Что такое?! Не будет же она на самом деле выпивать в обществе Берегового и его лохматого приятеля?!
Вина? деловито осведомился Дэн Столетов, проворно листая толстые страницы меню. Или виски?.. Меня подруга научила виски пить, я раньше ни черта в нем не разбирался. А она спец! И купажированный, и односолодовый, и береговой, и островной, и торфяной, и дымный, и черт знает еще какой!
Ваша подруга алкоголичка? зачем-то спросила Митрофанова строго.
Да не-ет, ну что вы! Просто у нее муж только виски и пьет, и она научилась! А сейчас так вообще в рот не берет, у нее ребенок маленький. Да вы не подумайте, она не так чтоб сердешная подруга, он вдруг засмеялся. На самом деле подруга. Друг то есть. Ее Глафирой зовут. Мы с ней в прошлом году в такой детектив попали закачаешься! Вот если бы я романы писал
Я нахамил вам там, в «Чили», негромко сказал Береговой, вы меня извините. Я не хотел.
Хоте-ели, повернувшись к нему, протянула Митрофанова. Еще как хотели!.. И я на самом деле не знаю, как мы с вами теперь будем работать!
Мы с вами никогда не работали вместе и теперь не будем.
Только на это и надеюсь! Она постаралась быть как можно более язвительной, но тут, вслед за его извинениями, вдруг вспомнила, что Анна Иосифовна велела ей раскаяться.
Господи, что такое происходит в последнее время в ее жизни?! Почему все вышло из-под контроля?! Или Вадим во всем виноват она ему поверила, расслабилась, а потом слишком сильно закрутила собственные гайки, вот теперь их и срывает одну за другой?..
Выбрали, что будете кушать? возникла официантка.
Мы пить будем! радостно сообщил ей Дэн Столетов. Мы будем пить виски в больших количествах. Или вы виски не пьете, Екатерина?..
Он опять позабыл ее отчество, осекся, моргнул, но продолжил так же лихо:
Нам по сто грамм «Чиваса», двенадцатилетнего, и яблочный сок. А хотите кока-колу?.. Чтоб одно с другим бодяжить, «Чивас» самое то. Благородное виски для этого не подходит. Это меня все Глафира научила, добавил он хвастливо. Видно было, что ему почему-то приятно то и дело упоминать эту самую неизвестную Глафиру.
А покушать?.. влезла официантка.
Кусок мяса на гриле, вдруг брякнула Митрофанова. И побольше.
Вот это правильно! одобрил Дэн Столетов, а Владимир Береговой от изумления, кажется, икнул, но у нее не было сил оценивать его изумление.
«Кушать» это ужасно, процедила Митрофанова в спину удаляющейся официантке, но все же так, чтоб она не слышала. Неприлично. Нужно говорить «есть»! Или тогда уж ужинать, завтракать! Но точно не «кушать».
Вот Глафира тоже всегда говорит, что так нельзя! Будто это лакейское слово! А вы где учились?
В университете.
И я тоже! И Глафира, между прочим
Я должна перед вами извиниться, выговорила Митрофанова с отвращением. Я дала Анне Иосифовне слово!.. С ее точки зрения, я уволила вас несправедливо.
А с вашей
Да какое это имеет значение! Раз она считает, что несправедливо, значит, так и есть. Извините меня. Я ошиблась.
Береговой вдруг пристально посмотрел ей в лицо, и она не отвела глаз. Журналист Дэн Столетов притих, да и вообще ресторанный шум вдруг как-то отдалился, растаял. Зацепившись взглядами, они никак не могли оторваться друг от друга.
Послушайте, сказал Береговой негромко, неужели вы на самом деле думаете, что я намеренно выложил в Сеть те фотографии?! Или что я мог как-то проконтролировать, чтоб никто их не выложил, и не сделал этого?
Не знаю, призналась Митрофанова честно. Но в тот момент мне казалось, что уволить вас самое правильное решение. Вы допустили утечку информации, крайне нежелательную для нашего издательства! А за издательство отвечаю я! Ну, может быть, не я одна, поправилась она быстро, но это именно мой вопрос, репутация, престиж и все прочее!
С чего вы взяли, черт побери, что всем остальным наплевать на престиж и репутацию?
А вам разве есть до этого дело?!
Есть, сказал Береговой, который никогда в жизни не думал ни про престиж, ни про репутацию.
Он занимался любимым делом, и оно доставляло ему удовольствие, радость, а иногда раздражало и утомляло, и, только посидев без всякого дела и рассылая во все стороны собственные унылые резюме, он оценил, какое это счастье возможность заниматься любимой работой и ни о чем не думать!
Мне есть дело до издательства, повторил он упрямо, и скулы у него покраснели. Только я не воплю об этом на каждом углу так, чтоб меня непременно слышало начальство и ценило мое служебное рвение!
Тише! Ты чего опять разошелся, Володя?!
Береговой дернул плечом, за которое взялся Дэн.
А я, выходит, воплю!.. Катя вдруг с ужасом подумала, что все же заплачет, а плакать перед ними ну никак нельзя. Исключительно ради начальства!
Ну-у, показательные выступления вам удаются, Екатерина Петровна!
А вам лучше помалкивать, пока никто не передумал
Неизвестно, чем кончилось бы дело, если б у Берегового не зазвонил телефон. Но он зазвонил, грянул какую-то разухабистую мелодию.
Да! гаркнул Береговой, и Митрофанова быстро закурила, вытряхнув сигарету из пачки Дэна Столетова.
Владимир, это Алекс Шан-Гирей.
Да.
В трубке помолчали.
Кто, кроме вас, знает, что Анна Иосифовна пользуется компьютером и у нее в кабинете есть Интернет?..
Что?!
Там опять помолчали.
Так кто знает, Владимир? Кто-то из вашего отдела?
Из моего никто, пробормотал Береговой и зачем-то прикрыл рукой трубку. Кабель тянули интернетчики, их со стороны нанимали, никто из них в издательстве не работает Нет, подождите! А с чего вы взяли, что у нее что в кабинете есть Интернет и она
Электронный адрес вы для нее регистрировали? Пароли придумывали?
Я
Кто еще знал пароль и адрес?
Никто.
Что случилось? одними губами спросил Дэн Столетов, подсунувшись к самой трубке.
Митрофанова тоже смотрела с интересом. Сигарета дымилась у нее в пальцах.
Береговой кое-как поднялся из-за стола и ушел с телефоном за вешалку, на которой громоздились груды одежды.
Послушайте, заговорил он приглушенно, втискиваясь за эти груды, что вам нужно?! Почему вы задаете мне такие вопросы?
Кто еще знал, Владимир?.. Из вашего отдела никто, значит, из другого! Девушка Ольга из русской прозы?..
Ольга тут совершенно ни при чем! И те фотографии просто глупость, шалость!..
Какие фотографии? помолчав, осведомился Алекс.
За которые меня уволили! Но она мне все объяснила! И вообще это не имеет значения, потому что меня не уволили!..
Вас вернули на работу?..
С извинениями! сказал Береговой со всей язвительностью, на какую был способен. Сама Митрофанова извинилась! Передо мной!..
Понятно. Алекс еще помолчал немного. Значит, увидимся в издательстве.
И пропал из трубки.
Береговой начал вылезать из-за вешалки, чуть ее не уронил, но вовремя подхватил, удержал.
Вот черт, сказал он сам себе, рассматривая чужую одежду. Что за дела!..
Он вернулся за стол, хватил теплого виски из увесистого толстодонного стакана, немного подышал открытым ртом и осведомился:
Кто такой этот Шан-Гирей?..
Писательница Поливанова прибыла в «Алфавит», как всегда, опоздав часа на полтора. Поначалу Настя звонила ей каждые десять минут, осведомлялась, где именно в данный момент находится Марина Алексеевна, ибо Анна Иосифовна заждалась, а ей необходимо отъехать «в город» почему-то так говорили, когда встречи назначались не в издательстве, а на нейтральной территории.
Настя звонила, и Маня рапортовала, где именно сейчас проезжает, слегка привирая, конечно, в свою пользу. Например, доехав до Белорусской площади, Маня сообщала, что уже на «Соколе». Потом Настя звонить перестала. Видимо, Анна Иосифовна все же уехала, не дождалась ее.
Ну, и слава богу!..
С генеральной директрисой она еще успеет повидаться, а вот с Митрофановой ей давно надо серьезно поговорить. И вообще хотелось пошататься по издательству, в котором она давно не была!.. Она любила просторные коридоры, уютный свет, особый запах огромных принтеров, стоящих в коридорах. На этих принтерах распечатывались рукописи талантливых авторов не талантливых распечатывались тоже! Любила отдел рекламы, целый этаж, поделенный стеклянными стенами на почти космические отсеки, где верстались сумасшедшей красоты плакаты, придумывались слоганы и разрабатывались стратегии и кампании, и в каждом углу стояли доски, исчерканные маркерами разных цветов и исписанные непонятными до ужаса иностранными словами. Однажды на такой доске Маня потихоньку нарисовала рожу, и ее долго не стирали, писали иностранные слова и рисовали стрелки вокруг рожи. Еще она любила, когда на первый этаж привозили только что отпечатанные книги, пачки, обернутые плотной коричневой бумагой и обвязанные шпагатом. На пачках было коряво написано «Дирекция 1», или «Стрешнев», или «5 этаж» смотря кому предназначались пачки. В библиотеке любила посидеть, в царстве Анны Иосифовны. Эта библиотека напоминала ей собственную квартиру, только была просторней и богаче, но Маня там всегда чувствовала себя уютно, она там даже иногда писала, дожидаясь кого-нибудь из начальства.
И это все глупости, конечно! еще Мане до смерти хотелось увидеть Алекса, который не шел у нее из головы.
Во-первых, она совершенно точно его откуда-то знает!.. Вспомнить бы, но никак не вспоминается.
Во-вторых, он занят расследованием убийства, между прочим, по просьбе Анны Иосифовны, а на детектива решительно не похож, уж в детективах-то писательница Покровская разбиралась превосходно и очень гордилась тем, что разбирается!..
В-третьих В-третьих
Он вам, матушка, нравится! громко сказала сама себе Поливанова, пристраивая машину на единственное расчищенное место в крохотном внутреннем дворике издательства, остававшееся свободным. Вот уж вам не пристало!..
За плечами у писательницы Поливановой числился один давний и невразумительный развод студенческих времен, а больше ничего подобного не было. Случилась, правда, несколько лет назад «несчастная любовь» не такая несчастная, как у Кати, и, в общем, даже не любовь, но все же история вышла грустная.
«Предмет» когда грусть поутихла, Маня мысленно стала называть его именно так не обращал на нее никакого внимания, хотя она, как школьница, делала все, чтобы ему понравиться. Она ухаживала за ним, вот в чем штука! Даже в театр приглашала, и на день рождения в ресторан, где собирались знаменитости, и еще на какие-то премьеры в Дом кино, бог весть куда!..
И «предмет» ничего, не отказывался. Ухаживания принимал, ходил и в театр, и в ресторан, и со знаменитостями с удовольствием общался, но дальше дело не шло. В конце концов все свелось к какой-то странной дружбе, где один влюблен, то есть влюблена, а второй этим пользуется, хорошо проводя время!
Эта странная связь продолжалась года четыре, и Маня все глубже и глубже втягивалась в нее, как наркоман в тяжелые препараты, и в конце концов ей стало казаться, что она и впрямь без него жить не может и он единственный, кто «ее понимает», и, значит, у нее такая любовь.
Любовь без любви.
И она сама, Маня Поливанова, существует только для того, чтобы «предмету» жилось легко и весело. С кем с кем, а с ней, Маней, всегда было весело!.. И деньгами она его выручала, если вдруг случались «перебои», и с нужными людьми знакомила, и мчалась по первому зову, если вдруг у него бывали неприятности на работе или плохое настроение, смотрела преданными глазами, развлекала, утешала.
Он никогда с ней не спал, и под дождем они не целовались когда дождя не было, не целовались тоже! Но она все четыре года ждала, когда он наконец «прозреет» и поймет, какое она, Маня, сокровище и как его жизнь будет пуста без нее, если он, в конце концов, в нее не влюбится!
Вот черт побери!..
Сердясь на себя за дурацкие воспоминания, Поливанова выпрыгнула из машины прямо в сугроб снег моментально набился в туфли и вытащила с заднего сиденья свой потрепанный портфель.
В портфеле лежала рукопись, написанная совершенно неожиданно для нее самой гораздо раньше срока, и Маня заранее предвкушала восторг издателей.
Еще бы!.. Рукопись!..
И пошло все к чертовой матери! Я все равно лучше всех! во весь голос объявила она, выбралась на асфальт и потопала туфлями.
Здравствуйте, Маня.
Она оглянулась, поскользнулась, замахала руками, и Алекс поддержал ее под локоть.
Может, из-за того, что она только что думала о нем, а может, потому, что он слышал то, чего слышать ему вовсе не следовало, или из-за «предмета», который так в нее и не влюбился, несмотря на все ее старания, Маня ни с того ни с сего рассердилась.
Здрасте, сказала она неприветливо, отняла у Алекса руку и пошла к высокому крылечку, на котором уже красовалась елочка и подмигивала гирляндочка.
Чтобы открыть дверь, следовало приложить в замку пропуск, и Маня стала ожесточенно рыться в портфеле.
Чертов пропуск кусок заламинированного картона размером чуть больше визитной карточки никак не находился. Маня перерыла все сверху донизу нет пропуска! и пошла по второму кругу. Краем глаза она все время видела Алекса, который стоял у нее за спиной, ничем ей не помогая.
Она рассердилась окончательно, перестала рыться, оглянулась и посмотрела злыми глазами.
Вы что? Не можете дверь открыть?
Не могу.
Тут она вдруг заинтересовалась:
Почему?
Потому что у меня нет этой штуки.
С некоторым усилием она отвела от него глаза пропади ты пропадом совсем! опять нырнула в портфель и процедила:
Забыли, что ли?..
Мне его еще пока не выдали. А ваш у вас в кармане.
Писательница Поливанова схватилась за карман, выудила оттуда пропуск и уставилась на него.
Алекс улыбнулся.
Вы мне его подбросили?!
Вы стояли так, что мне был виден краешек вашего пропуска в кармане.
Так и сказали бы сразу! Чего ж вы ждали?!
Я сказал, как только увидел.
Он придержал перед ней дверь очень галантно, и они сразу разошлись в разные стороны. Он налево, к лифтам, а она направо, в «Чили», выпить кофе, раз уж все равно к Анне Иосифовне опоздала, и узнать последние новости.
Первой ей на глаза попалась Надежда Кузьминична, которая ждала своей чашки у стойки, и у нее было грустное-грустное и очень уставшее лицо.
Мариночка! просияла она, увидев Поливанову. Здравствуйте! Вы с каждым днем хорошеете! Что вы такое делаете с собой, что все время улучшаетесь? Небось фитнес, да? Бассейн?