Страницы любви Мани Поливановой - Татьяна Устинова 6 стр.


Владимир Береговой, ничего не знавший о поднявшейся ему вслед буре, решил, что в лифте ни за что не поедет опять расспросы, сочувственные взгляды и неловкость, сродни той, что всегда испытывают здоровые в присутствии тяжелобольного,  и стал спускаться по лестнице.

Вообще-то он все время бегал по лестнице, лифта не дождешься, а дел полно, везде нужно успеть. Ему нравилось торопиться и успевать или не успевать, и он даже в этих чертовых чайниках научился разбираться, потому что без него никто не стал бы разбираться!

Из-за коробки, прижатой к животу, он не видел ступеней и шел медленно, и его догнала Ольга из отдела русской прозы. Догнала и крепко взяла за локоть.

 Володь, постой.

 Я ухожу.

 Мне нужно с тобой поговорить.

Он посмотрел неприязненно.

Эта Ольга, будь она неладна, нравилась ему, поэтому он всячески ее избегал и демонстрировал безразличие. Сейчас она была ему совсем некстати. Она не должна видеть, как он убирается прочь, поджав хвост, будто собака, которую пинком выкинули из дома!

 Если у тебя опять сеть висит, это больше не ко мне.

 Володя, мне нужно с тобой поговорить. Прямо сейчас. Это очень важно.

 Я ухожу,  повторил он нетерпеливо и дернул головой.

 Ты уходишь из-за меня.  Она как будто споткнулась и остановилась, и ему пришлось остановиться тоже.  Тебя мадам Митрофанова уволила из-за фоток в Интернете, да?

 Да.

 Ну вот.  Она отвела глаза в сторону и вздохнула очень решительно:  Это я их выложила.

 Поздравляю,  произнес Береговой, не зная, что еще сказать.

Они помолчали, стоя посреди лестницы.

 Это я виновата, Володя.

 И что из этого? Ты решила раскаяться? Ну, вот тебе отпущение грехов, дочь моя, а я пошел.

 Что ты заладил пошел, пошел!.. Мне нужно кое-что тебе показать, очень важное. И это,  она понизила голос и придвинулась к нему,  имеет отношение к убийству. Понимаешь?..

Ты что-нибудь понимаешь? Ты понимаешь только, что ее грудь, упакованная в плотный шелк блузки, почти касается твоего локтя ей-богу!  и от ее волос пахнет упоительно, и она что-то говорит, и ты видишь, как она складывает губы, и блестит сережка в мочке нежного уха.

Убийство?.. Какое убийство?..

 Володь, да проснись ты! Ну, если хочешь на меня наорать, наори, только не молчи!  Но он все молчал, и она нетерпеливо подсунулась еще поближе и понизила голос:  Я выяснила, что в этом деле замешана твоя мадам!

Он отступил и уперся задницей в перила так, чтобы Ольга его не касалась больше,  и переспросил:

 Какая мадам? В какое дело?..

 Митрофанова, господи, какая же еще!.. А замешана она в убийстве! Пошли, я покажу!

Алекс не отводил глаз и не шевелился, и Анна Иосифовна дрогнула первой. Вдруг моргнула и заговорила очень фальшиво, и задвигалась слишком суетливо:

 Алекс, душа моя! Ну, что же вы?.. Чай давно готов, вот-вот остынет, а остывший чай уже не чай!.. Садитесь вот здесь, отсюда отлично видно изразцы, и вы сможете продолжать ими любоваться. Мне очень приятно, что их оценили!.. Вы знаток прикладного искусства?..

Он помедлил.

 Скорее нет,  и, сжалившись, отвел глаза от ее лица.  Знаю немного, когда-то проходил в университете. В основном про немецкую майолику.

Из серебряного чайника Анна Иосифовна наливала в тонкую чашку крепчайший чай, похожий в солнечном свете на расплавленный янтарь.

 Вот как! Какую же немецкую майолику проходят в университете? Кружки Гиршфогеля?..  Это было сказано с некоторым пренебрежением.

 И еще рейнские, и «штангенкруг».

 А Лимож? Не любите?

Алекс улыбнулся и пригубил чай, чувствуя себя бедным студентом в заношенном сюртучишке, внезапно угодившим за обеденный стол в профессорском доме.

 Ну, это уже Франция, а не Германия, Анна Иосифовна. И там делали эмаль, насколько я помню.

 Да-да.  Хозяйка, совершенно успокоившись, устроилась напротив и улыбнулась поощрительно поверх тончайшего фарфора.  В пятнадцатом веке в Лиможе как раз научились покрывать металл эмалевыми красками. Я ничего не путаю?..

Видимо, все-таки экзамен, решил Алекс. Занятно.

В последнее время он только и делал, что сдавал экзамены, и все проваливался!..

 Нет-нет, абсолютно верно. Рисунок вырезали на металле, а углубления заполняли черной эмалью. После этого обжигали первый раз, а потом уж накладывали остальные краски и вновь обжигали. Иногда использовали белый и золотой цвета, а, например, Жан Пенико изображал совсем сложные сюжеты.

 Что вы говорите?!

 Библейские и исторические сцены,  подтвердил развеселившийся Алекс.  Влияние в основном, конечно, фламандское, а впоследствии немецкое и итальянское.

 Плюшки прямо из духовки. Моя Маргарита Николаевна только перед вашим приходим достала! Угощайтесь, Алекс. Вот с изюмом, а эти с сахаром, классические. Вы какие больше любите?

Видимо, это означает «отлично». Ставлю в зачетку.

 Я всякие люблю, Анна Иосифовна.  Он посмотрел ей в глаза.  Ваша Маргарита Николаевна просто волшебница. Передайте ей мое восхищение.

 С удовольствием! Она будет счастлива. Вы курите?.. Если да, вот пепельница, и не стесняйтесь!  Хозяйка придвинула к нему некий хрустальный сосуд сказочной красоты, брызгающий во все стороны разноцветными бликами.  Ахматова всегда говорила, что курение

 Это цепь унижений,  закончил Алекс.  Все время нужно у кого-то спрашивать разрешения!

 Н-да,  задумчиво пробормотала она себе под нос.  Вот тебе и на

И не меняя тона:

 Вас когда-нибудь унижали, Алекс?

 Да.

 Я не выношу унижений.  Она раздула тонкие ноздри. Звякнул фарфор, и сделалось так тихо, что слышно стало, как с той стороны стекла назойливо и утробно гудит поздняя муха.

Анна Иосифовна стремительно поднялась и легким, совсем девичьим шагом отошла к пузатому буфету и тотчас же вернулась. В руках у нее была китайская коробочка с желтым богдыханом на крышке. Анна Иосифовна достала сигаретку и спички и, привычно чиркнув, быстро закурила.

Алекс смотрел на нее во все глаза.

Курить в издательстве «Алфавит» было строжайше запрещено, практически под страхом увольнения. В отделе кадров ему сообщили, что генеральная директриса с курением борется беспощадно и всерьез, как активист движения «За здоровье нации».

 Я долго терпела,  продолжала хозяйка. Сигарета дымилась у нее в руке.  Должно быть, нельзя было так долго!.. Но я смалодушничала, Алекс. И поплатилась!

 За что?

 В том-то все дело.  Она боком присела на стул и прикрыла глаза. Алекс никак не мог взять в толк, играет она или переживает всерьез.  Я не знаю, за что. И это тоже унизительно, понимаете?

 Не совсем,  сказал он осторожно.  Вы говорите об убийстве?

 Убийство последнее звено. Все началось давно, и меня предупреждали о том, что может случиться самое худшее, но я не верила, конечно!

За плечом произошло какое-то движение, Алекс оглянулся, Анна Иосифовна повелительно махнула рукой, и створка тихонько притворилась.

Кто там может быть? Ах да! Кудесница Маргарита Николаевна с очередной порцией пирогов на блюде!

Или нет?

В этом странном и прекрасном доме все не то и не так, как кажется на первый взгляд!..

 Я в неудобном положении,  вдруг заявила Анна Иосифовна.  Я ничего о вас не знаю, и мне вас, прямо скажем, навязали, но у меня нет выбора. Вы должны узнать обо всем, а я, видимо, обязана вам рассказать.

 Давайте я попробую,  предложил Алекс.  А вы скажете, прав я или нет. Хотя бы в том, что мне удалось понять. На данный момент.

Прищурившись, она посмотрела на него.

 Н-ну, попробуйте.

 Некоторое время назад вы стали получать письма с угрозами. Кстати, как они приходили? По электронной почте?..

Она кивнула.

 Вначале вы вообще не обращали на них внимания и просто удаляли. Потом они стали вас раздражать. Затем вы забеспокоились. Потом, видимо, испугались.

 Те, что я распечатала для вас, самые безобидные, поверьте мне!..

Алекс помедлил.

 Верю,  согласился он так, как будто вовсе не соглашался.  Очень неосмотрительно было с вашей стороны оставлять их на столе, Анна Иосифовна!

 Да, но я не предполагала, что в день вашего первого появления в издательстве случится это чудовищное убийство!  Она опять раздула ноздри.

На что она сердится? На него за то, что он появился в издательстве, или на то, что произошло убийство? Да еще такое неэлегантное!

 Я собиралась спокойно побеседовать с вами, но в этот момент вдруг началось это светопреставление, а потом,  она махнула рукой,  мне уже было не до записок. Впрочем, вы видели сами!..

 Видел,  опять согласился Алекс так, как будто вовсе не соглашался.  Кто еще знал о том, что вам угрожают? В издательстве знали?

 Нет,  быстро сказала она и решительно потушила в пепельнице сигарету.  Никто не знал.

Слишком быстро и слишком решительно.

 Вы поймите, Алекс, у нас совершенно особенная обстановка! Мы действительно одна семья, хотя у нас работает несколько сотен человек, а если считать склады и оптовые базы, почти две тысячи! И я сделала все для того, чтобы люди на самом деле болели за дело, которому они служат! Служить книгам это прекрасно! Мне даже представить страшно, что было бы, если б я затеяла, например, внутреннее расследование!..

Алекс удивился совершенно искренне.

 Вы хотите сказать, что служба безопасности тоже не в курсе?!

 Никто не в курсе. Только я и

Она вдруг замолчала. Он ждал.

 Хотите чаю, Алекс?  спросила она совершенно другим тоном, светским, легким, угощающим.

 Так,  сказал он скорее себе, чем ей.  Значит, служба безопасности нам ничем помочь не может.

 Я все время удаляла из почты все эти гадости! Ну, у меня просто не было сил на это смотреть! Я сохранила только последние, которые вы нашли у меня на столе.

 Их нашел ваш заместитель. И немедленно поставил в известность еще одного вашего заместителя, вернее, заместительницу.

Анна Иосифовна пожала плечами:

 Теперь это уже не имеет значения. После убийства вряд ли мне удастся восстановить репутацию издательства! И если бы вы только знали, Алекс, как я ненавижу человека, который посмел вторгнуться в мой мир! Вторгнуться, нагадить в нем и исчезнуть! Как же я его ненавижу!

Алекс знал такую ненависть острую, обжигающую, не дающую дышать. Знал так хорошо, как будто она была его собственной!.. Впрочем, у него ведь есть и своя, должно быть, точно такая же.

 Убитый имеет какое-нибудь отношение к «Алфавиту»?

 Никакого. Он не наш. Личность пока не установили, так мне сказали в милиции.

 Странно,  задумчиво произнес Алекс.  Вот это на самом деле странно.

 Что?..

Он поднялся, подошел к печке и потрогал гладкие теплые изразцы.

 Я был уверен, что этот человек сотрудник издательства и его имя будет легко установить. Иначе совсем непонятно, как он оказался в том коридоре, да еще в рабочем комбинезоне!.. Как он туда попал? Кто его пустил? Зачем? Мимо ваших церберов муха не пролетит, а он просто так зашел?!

 Каких церберов?

Алекс улыбнулся.

 Тех, которые сторожат двери, Анна Иосифовна,  пояснил он.  В первый раз я объяснялся с ними, наверное, минут двадцать! Кто я такой и что именно мне нужно в вашей цитадели!

Анна Иосифовна улыбнулась в ответ довольно натянуто.

 Не в цитадели, Алекс! В обители! Вы же именно это хотели сказать?..

 Как я мог перепутать,  пробормотал он,  цитадель с обителью?..

Они помолчали каждый о своем.

 Расскажите мне о ваших заместителях,  попросил Алекс.  Я же должен с кого-то начать!..

 Катюша отличный управленец

 Кто это Катюша?

 Катюша Митрофанова,  с некоторым недоумением пояснила Анна Иосифовна.  Первый заместитель. Она довольно бойка, и подчас не там, где надо, но вполне управляема и профессиональна. Хотя вот сейчас сделала, с моей точки зрения, страшную глупость! Зачем-то уволила Володю Берегового, а он прекрасный мальчик, просто прекрасный! Отличный работник, и мама у него нездорова!.. Впрочем, это неважно. Саша Стрешнев выбился из редакторов, и начальник из него, прямо скажем, никакой. Зато у него отличное чутье, я бы даже сказала нюх. Он за версту определяет перспективных авторов и умеет с ними работать. Вадик был еще лучше, но с ним пришлось расстаться. Вадим Веселовский.  Она снова закурила и помахала спичкой, на конце которой трепыхался крохотный огонек. Огонек мигнул в последний раз и погиб.  Вы пришли на его место.

 Почему пришлось расстаться?

 Алекс, прошу меня извинить, но я готова отвечать на любые ваши вопросы, связанные с ужасным происшествием. Вадим с ним никак не связан, поверьте мне! И причина его ухода не имеет никакого отношения

 Ко мне,  закончил Алекс.

 К делу,  мягко поправила Анна Иосифовна.

 Вам именно пришлось расстаться? Или он ушел сам?

 Алекс, уверяю вас, эта история тут совершенно ни при чем!

 Значит, какая-то история все же была?

Старуха не дрогнула и не отвела глаз.

Впрочем, Алекс уже всерьез сомневался, что она старуха!.. Может, по ночам она превращается в Василису Премудрую и, взмахнув рукавом, пускает лебедей по озерной глади!

У них все совсем не так, как кажется на первый взгляд. Вот и Митрофанова оказалась Катюшей кто бы мог подумать!

 Вы давно ее знаете, Анна Иосифовна?

 Простите?

 Катюшу,  пояснил Алекс. Эта самая «Катюша» выговорилась им с некоторым усилием.  Вашу заместительницу?

 Ах, боже мой, конечно, давно! Алекс, я их всех знаю сто лет! Они выросли у меня на глазах!..

Интересно, она скажет, что все сотрудники для нее как любимые дети, или нет?..

 Кто из них вырос у вас на глазах?

 Саша,  ответила она с недоумением, как будто он спрашивал о чем-то совершенно очевидном и всем известном.  Сашу Стрешнева я помню совсем ребенком! Мы очень дружили с его отцом, он руководил одним из крупных издательств. Мать, кажется, работала в каком-то детском журнале и ничего собой не представляла.  Это было сказано с некоторым пренебрежением.  В детстве Саша был вылитый отец, удивительно даже!.. Настоящая ленинградская порода, если вы понимаете, о чем я говорю.

Алекс промолчал.

 Слишком благородный,  пояснила Анна Иосифовна.  Слишком незащищенный. Жил очень трудно, и как только у меня появилась возможность надежно его устроить, я немедленно пригласила его на работу.

 Получается, что Стрешнев в «Алфавите» со дня основания?

 Ну, может быть, не с самого первого, но да. Мы вместе начинали.

 А Митрофанова?

 Катюша работает пять лет. Нет, уже шесть, в ноябре будет шесть!.. Я знала ее бабушку. У Катюши тоже очень, очень непростая судьба, она появилась как раз в тяжелое для себя время и поначалу была такая неуверенная, очень запуганная девочка! Я даже на совещаниях старалась к ней не обращаться, она совершенно не могла выносить, когда на нее смотрят! И говорила почти шепотом.

Алекс вспомнил, как Митрофанова ефрейторским голосом спрашивала у него: «Вы кто?!»  и выясняла с пристрастием, не привез ли он бумаг от некоего Канторовича. Н-да Неуверенная в себе, запуганная девочка с непростой судьбой, как бы не так!..

 Вадим Веселовский тоже аксакал? И тоже был неустроен, когда вы его приютили?

 Алекс, вам хочется меня задеть?

Ему очень хотелось ее задеть, ну, просто невыносимо! Может, потому, что в каждом ее слове он подозревал ложь и фальшь, или потому, что его самого Анна Иосифовна тоже подобрала «в трудное для него время», и он сам нынче на редкость «не защищен» и не может выносить, «когда на него смотрят»!.. Ноты разные, а пьеса та же, и за роялем все та же Анна Иосифовна.

 Впрочем, вы человек новый и имеете право на непонимание,  вдруг заявила то ли старуха, то ли Василиса Премудрая, кто-то из них двоих.  Вадим пришел одновременно с Катюшей.

 Вы хорошо знали его отца? Или бабушку?

Анна Иосифовна рассмеялась, очень живо, и принялась составлять чашки на серебряный поднос. Этот странный молодой человек нравился ей, и, похоже, она в нем не ошиблась.

 Вадима я нашла, кажется, через кадровое агентство. Нынче все очень удобно устроено! Кого угодно и что угодно можно найти или в Интернете, или через какое-нибудь агентство! Правда, Алекс?..

Назад Дальше