Резко отличаясь этим от Л. Н. Агарвала, Махеш Капур, даром что индуист, был известен уважительным отношением ко всем религиям (кроме собственной, как порой сетовала его супруга), в связи с чем осведомленные мусульмане держали его в большом почете. Вот почему, когда Ман и Рашид только познакомились, учитель сразу проникся теплыми чувствами к ученику. Сейчас он сказал Ману:
Если бы не такие всенародные лидеры, как Неру, и не такие политики, как твой отец, на уровне штатов, положение мусульман в Индии было бы еще плачевней.
Ман лишь пожал плечами: ему не очень-то хотелось слушать похвалы в адрес отца.
Рашид подивился, что Мана как будто совсем не тронули его слова. Вероятно, дело в формулировке? Он сказал «положение мусульман», а не «наше положение» отнюдь не потому, что не чувствовал себя частью сообщества, просто он привык мыслить условными, почти абстрактными категориями, даже когда речь заходила о столь близких его сердцу темах. Смотреть на мир как можно более объективно давно вошло у него в привычку, но в последние дни (после разговора с отцом на крыше) мир этот вызывал у Рашида все более отчетливое отвращение. Собственным коварством или, быть может, нечистоплотностью он тоже не гордился, но другого выхода у него не было. Заподозри патвари, что Рашид действует по собственной воле, не заручившись поддержкой семьи, ничто не помогло бы Качхеру отстоять право на возделывание своего клочка земли.
Я вам скажу, что думаю по этому поводу, заявил Нетаджи тоном истинного вождя (прозвище обязывало как-никак). Мы должны действовать сообща, единым фронтом. Вместе работать во имя общего блага. Только мы можем изменить сложившееся положение. Прежние лидеры дискредитированы, и теперь нам нужна молодежь молодые ребята, как каких много вокруг способные взять все в свои руки. Деятели, а не мечтатели. Люди из простого народа, уважаемые члены общества. Да, все уважают моего отца, раньше он действительно имел связи, я этого не отрицаю. Но его время, как все вы наверняка согласитесь, уже на исходе. Недостаточно
Увы, никто так и не узнал, каких действий, по его мнению, было недостаточно. Неподалеку остановилась повозка с репродукторами, рекламировавшая масло для волос «Седьмое небо». Минуту было тихо, а потом загремела такая оглушительная музыка, что всем присутствующим пришлось зажать уши. Бедный Нетаджи прямо позеленел от боли и стиснул ладонями голову, после чего все вывалились на улицу, дабы прекратить окаянный шум. Однако в это самое мгновение Нетаджи заметил в толпе высокого молодого человека в «сола топи», пробковом шлеме: лицо незнакомое и какое-то бесхарактерное. ГПА Рудхии а это в самом деле был он, чутье никогда не подводило Нетаджи недовольно взглянул на источник шума, но двое полицейских поспешно повели его прочь, в направлении вокзала.
Когда эти головы (два тюрбана по бокам, шлем посередине) замелькали в толпе и исчезли, Нетаджи в панике схватился за усы: добыча уходит!
На вокзал, на вокзал! завопил он, начисто забыв о головной боли, да так громко, что даже оглушительные мелодии из репродукторов не смогли заглушить его крик. Поезд, поезд, вы же все опоздаете! Хватайте сумки и бежим! Скорей! Скорей!
Все это прозвучало весьма убедительно: никто даже не усомнился в правоте Нетаджи. Десять минут спустя, проталкиваясь сквозь толпу, потея и вопя, бранясь и слыша брань в ответ, делегация из Дебарии прибыла на вокзал. Там они узнали, что поезд прибудет только через час.
Медведь раздраженно взглянул на Нетаджи:
И зачем ты нас поторопил?!
Глазки Нетаджи нервно забегали по перрону. Вдруг его лицо расплылось в улыбке.
Медведь нахмурился. Склонив голову набок, он посмотрел на Нетаджи и повторил вопрос:
Зачем, а?
Что? Что ты сказал? рассеянно переспросил Нетаджи. В дальнем конце перрона, рядом с будкой начальника станции, он приметил заветный пробковый шлем.
Медведь, досадуя на Нетаджи и на самого себя, отвернулся.
Предвкушая новое полезное знакомство, Нетаджи схватил Мана за грудки и в буквальном смысле слова потащил его за собой. Ман от неожиданности и потрясения даже не стал сопротивляться.
Нетаджи без всякого стеснения подошел прямиком к молодому ГПА и с апломбом заговорил:
ГПА-сахиб, очень рад познакомиться. Не покривив душой, скажу, что это огромная честь для меня!
Из-под полей «сола топи» показалось озадаченное и недовольное лицо чиновника с маленьким безвольным подбородком.
Да? сказал ГПА. Чем могу помочь?
На хинди он говорил вполне сносно, но с бенгальской интонацией.
Нетаджи продолжал:
Ну что вы, ГПА-сахиб, вопрос следует ставить иначе: чем вам могу помочь я? Вы ведь гость в нашем техсиле[6]. Я сын заминдара из Дебарии, меня зовут Тахир Ахмед Хан. Все здесь меня знают. Тахир Ахмед Хан, запомните. Я из Конгресса, занимаюсь делами молодежи.
Понятно. Рад познакомиться, безрадостно ответил ГПА.
Такой прием не обескуражил Нетаджи. Тот мигом извлек из рукава козырную карту:
А это мой добрый друг, Ман Капур, эффектно произнес он, подталкивая угрюмого Мана вперед.
Хорошо, столь же равнодушно произнес ГПА, потом медленно нахмурился и сказал: Кажется, мы где-то встречались
Так это же сын Махеша Капура, нашего министра по налогам и сборам! с нескрываемым, прямо-таки агрессивным раболепием воскликнул Нетаджи.
ГПА удивился. Потом вновь сосредоточенно нахмурил лоб.
Ах да! Нас познакомили около года назад, на приеме в доме вашего отца, уже добродушнее проговорил он по-английски (таким образом исключая Нетаджи из разговора). У вас ведь дом неподалеку от Рудхии, если не ошибаюсь? Рядом с городом то есть.
Да, у отца там ферма. Ман вдруг вспомнил про отцовскую просьбу. Вы мне напомнили: надо будет на днях туда наведаться.
А что вы здесь делаете? спросил ГПА.
Да так, ничего особенного. Приехал погостить к другу. Помедлив, Ман добавил: Он на другом конце перрона стоит.
ГПА вяло улыбнулся:
Что ж, я сегодня как раз собираюсь в Рудхию. Если хотите посетить ферму отца и не боитесь тряской поездки на джипе, приглашаю составить мне компанию. Я приехал отстреливать волков, хотя, должен признать, никакой подготовки у меня нет, да и должной сноровки тоже. Но положение обязывает: народ должен видеть, что я самолично взялся за устранение угрозы.
Глаза Мана вспыхнули.
Охота на волков?! Вы серьезно?
Разумеется, серьезно, ответил ГПА. Начинаем завтра утром. Вы любите охоту? Не желаете присоединиться?
Еще как люблю! И желаю! с жаром воскликнул Ман. Но у меня с собой только курта-паджама.
Это нестрашно, мы вас принарядим, если понадобится, сказал ГПА. Да и вообще это не светское мероприятие. Будем отстреливать волков-людоедов, открывших охоту на жителей моего подокруга.
Что ж, я поговорю с другом. Ману пришло в голову, что он получил сразу три подарка судьбы: возможность заняться интересным делом, отвертеться от неприятной поездки и вдобавок исполнить сыновний долг. Он обратил на нежданного благодетеля самый дружеский взгляд и сказал: Сейчас вернусь. Простите, вы, кажется, не назвали свое имя
Ох, и правда, виноват! Меня зовут Сандип Лахири, сказал ГПА, тепло пожимая ему руку и не обращая никакого внимания на обиженного и негодующего Нетаджи.
10.3
Рашид ничуть не расстроился, что Ман не поедет с ним в деревню к жене, и был рад, что его непутевый ученик так загорелся визитом на отцовскую ферму.
ГПА тоже был рад все-таки вдвоем охотиться на волков куда веселее. Они с Маном договорились встретиться через пару часов. Закончив дела на салимпурском вокзале связанные с транспортировкой препаратов в рамках программы вакцинации местного населения, Сандип Лахири присел на диванчик в будке начальника станции и достал из сумки роман «Говардс-Энд» Форстера[7]. Он еще читал, когда пришел Ман, и они сразу отправились в путь.
Поездка на джипе в южном направлении в самом деле оказалась очень тряской и пыльной. Впереди сидели водитель и полицейский, сзади Ман и Сандип Лахири. Они почти не разговаривали.
А ведь полезная штука! в какой-то момент сказал Сандип, сняв пробковый шлем и окидывая его восхищенным взглядом. Я не верил, что он спасает от солнца, пока не начал тут работать. Думал, это просто очередной бессмысленный атрибут униформы пукка-сахиба.
Еще через какое-то время он сообщил Ману несколько демографических подробностей о своем подокруге: сколько в нем проживает мусульман, индусов и так далее, каково их процентное соотношение. Цифры эти моментально вылетели у Мана из головы.
Время от времени Сандип Лахири осторожно высказывал гладкие, хорошо сформулированные соображения на ту или иную тему. Ману это пришлось по душе.
Вечером, когда они ужинали в бунгало Сандипа, Ман проникся к нему еще большим уважением. Главу подокружной администрации ничуть не смущало, что перед ним сын министра: он без обиняков рассказывал о том, как местные политики ставят ему палки в колеса. Поскольку он был облечен не только административной, но и судебной властью (до разделения полномочий в штате Пурва-Прадеш еще не дошли), работы на него свалилось больше, чем в состоянии выполнить простой смертный. Вдобавок регулярно возникали непредвиденные дела: то волки, то эпидемия, а то какой-нибудь влиятельный чиновник нагрянет, и почему-то именно ГПА должен всюду его сопровождать. Как ни странно, больше всего проблем ему создавал даже не местный ЧЗС[8], а депутат Законодательного совета, живший в этих краях и полагавший их своей вотчиной.
Этот господин (как узнал Ман за стаканчиком нимбу-пани с джином) почему-то считал ГПА своим соперником в борьбе за власть. Пока ГПА был покладист и советовался с ним по любому вопросу, он помалкивал. Но стоило Сандипу проявить самостоятельность, как он моментально ставил его на место.
Беда в том, сказал Сандип Лахири, печально взглянув на гостя, что этот Джха член Конгресса, председатель Законодательного совета и друг главного министра. Причем он не упускает возможности напомнить мне об этом. Периодически он замечает, что я вдвое младше его, а он, стало быть, носитель «мудрости народа». Что ж Безусловно, в чем-то он прав. В течение восемнадцати месяцев после назначения на должность нам вверят судьбы полумиллиона человек мы занимаемся и доходными статьями бюджета, и уголовными делами, не говоря уже об охране закона и порядка, заботе об общем благополучии подокруга По сути, мы этим людям как отец и мать. Неудивительно, что я его раздражаю, зеленый юнец с полугодовалым опытом работы в другом районе, только-только закончивший практику в Доме Меткалфа[9]. Еще нимбу-пани?
С удовольствием.
Знаете, закон вашего отца завалит нас работой, чуть позже заметил Сандип Лахири. Но это к лучшему, наверное, добавил он нерешительно. О, сейчас будут новости. Он подошел к буфету, на котором стояло большое радио в полированном деревянном корпусе со множеством круглых белых ручек.
Сандип включил радио. Медленно загорелся большой зеленый световой индикатор, и комнату заполнил мужской голос устад Маджид Хан исполнял рагу. Недовольно поморщившись, Сандип Лахири убавил громкость.
Ничего не поделаешь, сказал он, приходится это слушать. Такова цена за свежие новости, и я плачу ее каждый день. Почему они не поставят что-нибудь приятное, Моцарта или Бетховена?
Ман, который слышал западную классическую музыку только пару раз в жизни (и вовсе не нашел ее приятной), сказал:
Ну, не знаю. Наверное, народ не оценит.
Вы так думаете? спросил Сандип. А мне кажется, большинству понравится. Хорошая музыка есть хорошая музыка. Требуется немного натренировать слух, только и всего. Ну, и чтобы кто-то приобщал людей к прекрасному.
Ман пожал плечами.
Как бы то ни было, сказал Сандип Лахири, я уверен, что от этих кошмарных звуков народ тоже не получает никакого удовольствия. Им подавай песни из кинофильмов, а «Всеиндийское радио» такое крутить не станет. Даже не знаю, что я тут делал бы без Би-би-си.
Как будто ответ на его слова, из радио донеслось несколько коротких гудков, и явно индийский голос с явно британским флером объявил:
Вы слушаете «Всеиндийское радио» Программу новостей ведет Мохит Бос.
10.4
Следующим утром они отправились на охоту.
Пастухи гнали по дороге скот. Увидев мчавшийся на них белый джип, животные в страхе разбежались, причем водитель зачем-то секунд двадцать непрерывно давил на клаксон, чем вконец всех распугал. Но вот джип умчался прочь, оставив за собой облако пыли. Пастушки разинули рты и восторженно закашляли: они сразу узнали джип ГПА, единственный автомобиль на здешних дорогах. Водитель гордо задирал нос, чувствуя себя не иначе как королем автострады, хотя на автостраду эта проселочная дорога не тянула. Пока что грунт под колесами казался вполне плотным, но с приходом муссонов здесь наверняка будет не проехать.
Сандип одолжил Ману пару шорт защитного цвета, сорочку и шляпу. У двери со стороны Мана стояла винтовка, которая хранилась в бунгало ГПА. Вчера Сандип (с явным неудовольствием) произвел из нее пробный выстрел, но больше стрелять ему не хотелось. Ман вызвался делать это за него.
С друзьями из Варанаси он не раз охотился на нильгау и оленей, диких кабанов и однажды и безуспешно на леопарда. Занятие это ему очень нравилось. На волков, впрочем, он никогда не охотился и особенностей этого вида охоты не знал. Наверное, с ними должны пойти загонщики? Сандип, похоже, тоже ничего в этом не смыслил. Ман решил разузнать побольше о самой проблеме.
Разве волки не боятся людей? спросил он.
Вот и я думал, что боятся, ответил Сандип. В этих лесах не так много волков осталось, и местным не разрешают их отстреливать без веской причины. Но я видел детей, покусанных волками, и даже останки детей, которых волки загрызли и съели. Это поистине страшно. Местные в ужасе. Возможно, они слегка преувеличивают, но полицейские видели волчьи следы и прочее. Словом, это точно волки безобразничают, а не леопарды, гиены или другие хищники.
Они ехали по холмистой местности, покрытой чахлым кустарником и каменистыми россыпями. Становилось жарко. Время от времени им попадались совсем бедные и захудалые деревушки те, что были ближе к городу, не оставляли такого гнетущего впечатления. В какой-то момент они остановились спросить у местных, не проезжали ли мимо другие охотники.
Да, сахиб, ответил беловолосый мужчина средних лет, потрясенно тараща глаза на ГПА. Проезжала машина и еще один джип.
В вашу деревню тоже волки повадились? спросил его Сандип.
Беловолосый покачал головой из стороны в сторону.
Да, сахиб. Он нахмурил лоб, что-то припоминая. Жена Баччана Сингха спала на улице с сынком, вот его-то волк и утащил. Мы погнались за ним с фонарями и палками, да поздно. Потом нашли тельце в поле, обглоданное. Сахиб, умоляю, спасите нас от этой напасти, вы нам как отец родной, на вас вся надежда! Мы и спать перестали: внутри жарко, а снаружи опасно!
Когда это случилось? сочувственно спросил его ГПА.
В прошлом месяце, сахиб, в новолуние.
На следующий день после новолуния, поправил его другой местный.
Когда они сели обратно в машину, Сандип сказал:
Как это все прискорбно и для людей, и для волков.
Прискорбно для волков? не понял Ман.
Ну да, ответил Сандип, снимая шлем и отирая лоб. Сейчас тут бесплодная пустыня, а раньше был лес мадука, сал и прочие деревья, и в нем водилась всякая живность, на которую охотились волки. А потом деревья стали вырубать. Сперва для военных целей, а потом, после войны, уже нелегально. Лесники закрывали на все глаза подозреваю, им приплачивали сами местные жители, которым нужны были земли для полей и огородов. Волки вынуждены сбиваться в стаи на крошечных территориях, кормиться им нечем вот они и звереют. Летом хуже всего: засуха, есть нечего, ни крабов сухопутных, ни лягушек, ни другой мелкой живности. Тогда они начинают охотиться на деревенских коз. А если не могут добыть коз, нападают на детей.