Как ты сюда забрался? спросила она с искренним любопытством, чуть склонив голову к плечу.
Тьфу, опять неправильно угадал. Нет, ну, это уже просто обидно. Я изо всех сил стараюсь оттянуть момент расплаты, цепляюсь за малейшую возможность продлить этот первый и последний разговор, а она меня за вора-неудачника приняла!
Татьяна, я здесь уже три года, буркнул я, и только потом понял, что сделал.
Все. Теперь отступать мне некуда. Теперь я уже не выкручусь, теперь мне придется ответить на все ее вопросы. Вот сейчас они горохом посыплются. Ха. Я представил себе, каким ужом придется тому, следующему, изворачиваться, чтобы сгладить из ее памяти такое. А вот не выйдет! А вот не забудет она, что хоть три года рядом с ней был кто-то, кому было интересно, о чем она думает. Чего, правда, этот кто-то так и не узнал. Пока, как этот кто-то надеется. Ладно карты на стол.
А где вопросы? Почему она опять молчит?
Татьяна все так же смотрела на меня и хмурилась. У нее не просто сошлись на переносице брови, как тогда, когда она глубоко задумывалась. Брови эти как-то подергивались, и губы то поджимались, то выпячивались. И потом смотрела она уже не на меня, а куда-то сквозь меня. Я что, опять разматериализовался? Я скосил глаза на свое плечо и чуть шевельнул им. Да нет, вроде я пока на месте.
У нее вдруг скривилось лицо. Неужели движение мое заметила? Если она меня бандитом считает тогда понятно: решила, наверно, что я плечи расправляю перед броском на ушедшую в размышления жертву. Затем она вдруг прищурилась и вновь окинула меня взглядом с головы до ног. Она, может, еще сопротивляться вздумала? Фильмов насмотрелась, где героиня отражает нападение громилы с помощью ногтей и знаменитого колена? Вот убил бы тех, кто такую чушь снимает! Женщине нужно в сторону сворачивать, лишь издалека заметив опасно-подозрительную личность М-да. Здесь ей, правда, сворачивать некуда, да и опасно-подозрительный я совсем не вдалеке стою. Неужели я действительно кажусь ей опасным?
Да кто ты такой? напряженно спросила она, и даже чуть наклонилась в мою сторону, с явным нетерпением ожидая ответа.
Вот он момент истины. Она меня видела; она меня слышала; она в меня даже пальцем ткнула и, тем не менее, все это можно было еще как-то исправить. Внушить ей мысль, что сны бывают покруче любой фантастики, что воображение с людьми и не такие шутки играет Непростая задача, но вполне возможная. Но если я сейчас отвечу ей правдой А я отвечу! И тогда меня, наверно, не то что отзовут за шиворот отсюда сразу выдернут. Ну и черт с ним! Мне хочется сказать ей правду, а то «Я никто». Я очень даже кто. По крайней мере, был им.
Я был твоим ангелом-хранителем, произнес я с расстановкой и приготовился к неминуемым последствиям.
И опять ничего. Ну, совсем ничего. Они, что, с ума там все посходили? Что за халатное отношение к своим обязанностям? У них прямо под носом, можно сказать, устои рушатся, а они? Хоть бы оплеуху какую-нибудь для порядка дали: ты, парень, мол, совсем зарвался! Уй, сейчас накличу Я поежился.
Все так же молча, Татьяна отвернулась от меня, взяла в руки чашку с кофе (вот не забыла же!) и глядя прямо перед собой пошла к диванчику. Осторожно поставила чашку на стол. Прежде чем сесть, внимательно посмотрела на диванчик. Примеривалась, наверно, чтобы опять на угол не рухнуть. Сложила руки на столе нет, опять ими за голову схватилась и принялась сосредоточенно рассматривать чашку. Я словно перестал для нее существовать. Может, они потому и не реагируют, что она мне явно не поверила? Дают мне возможность самому убедиться в тщетности прямого контакта с человеком? Сидят там, наблюдают, развлекаются от души, ждут, пока я смирюсь с поражением А я все равно не уйду! Пусть отдирают меня от этого подоконника, или вместе с ним и выдергивают! Как они собираются потом объяснять ей его отсутствие? Как она их внушениям поддастся, если моим словам, в лицо произнесенным, не верит?
Татьяна, я тебе не кажусь, с отчаянием в голосе повторил я, чуть повернувшись к ней для убедительности.
Она подняла на меня глаза. Ох, и не понравился же мне этот взгляд! Так на избу-развалюху, оказавшуюся на месте обещанного коттеджа со всеми удобствами, смотрят. У людей что, и для призраков свои каноны есть? А я в них не вписался?
Слушай, чего ты там столбом маячишь? Сел бы, что ли, сказала вдруг она.
Я оторопел. Она поверила? Первый вопрос: во что? Второй: радоваться мне этому или не очень? Раз сесть предложила, значит, уже не считает меня ни видением, ни бандитом. Она мне поверила? С ума сойти. И я все еще здесь? Может, они действительно почувствовали, что от подоконника меня не отодрать, и не решаются оставить столь явные улики? И если я его отпущу
Я боюсь, ответил я, чуть запнувшись.
Мою заминку она естественно! заметила.
Боишься? спросила она с неприкрытой насмешкой в голосе.
Ну конечно, только слабому человечеству простительно бояться; ангелам положено парить в благодатных высотах, в вооружении своей собственной всесильной мудрости. Ну как ей объяснить, что я панически боюсь, что, оторвавшись от этого дурацкого подоконника, я могу тут же рывком воспарить в высоты, отнюдь не благодатные? Что в тот самый момент, когда похоже мы начали, наконец, разговаривать, меня могут лишить этой возможности? Нет, лучше постепенно
Я боюсь опять потерять видимость. Такое начало не должно ее испугать; такое она уже видела. Я замер в ожидании ее реакции.
Она не испугалась и даже не удивилась. Но обрадоваться я не успел она тут же сообщила мне, что я должен делать, будучи ангелом.
Так, судя по всему, под ее определение ангела я не очень подхожу. Впрочем, для людей неведомое всегда всесильно и самовластно; откуда им знать, как дела обстоят на самом деле? Они и об ангелах-хранителях такого понапридумывали обхохочешься: мы для них что-то вроде зонтика от всех неприятностей и бед. Ладно, незнание это не преступление. Я ей сейчас в двух словах азы объясню.
Рассказав ей о причинах, по которым мы переходим в невидимое состояние, я закончил свое объяснение риторическим вопросом: Что бы, мол, она подумала, если бы я постоянно попадался ей на глаза? Ей же хватило одного слова «постоянно». Ей хватило одного этого слова, чтобы тут же вскипеть. Ее возмутило то, что я присматривал за ней без ее ведома. Нет, эти люди меня просто угнетают. Если что-то у них случается глаза к небу, и начинается: «Господи, спаси! Господи, помилуй! Господи, за что?». А когда все в порядке извольте согласовать технологический процесс охраны с охраняемым объектом.
Впрочем, справедливости ради, следует отметить, что к Татьяне это совсем не относится. Она свои неприятности молча переживает; не то что к высшим силам к друзьям и близким за помощью не бежит. Терпение. Ей ведь со мной говорить ничуть не легче, чем марсианина выслушивать марсианина, который описывает социально-политический уклад жизни на родной планете.
Она выслушала мое объяснение, но вежливости ради. Мысли ее уже пошли дальше и, к сожалению, отнюдь не мирной тропой. Более того, она задала мне весьма опасный вопрос: Зачем? Зачем я за ней присматривал? На этот вопрос я пока не мог ей ответить. Здесь азами не обойдешься; здесь мне пришлось бы объяснять ей вещи, совершенно неподходящие для первого разговора двух почти (по крайней мере, с ее стороны) незнакомцев. Успею еще если повезет, и контрольная комиссия и дальше будет работать спустя рукава.
Она начала свою тираду довольно спокойно, но с каждым вопросом голос ее становился все громче и раздраженнее. Последнюю же фразу она и вовсе прошипела.
Кстати, если ты невидимым по мере надобности становишься, то, может в крайнем случае и испариться можешь? Когда сбор информации будет закончен?
У меня перехватило дыхание. Что это? Возмущение от непрошенной опеки в ней клокочет или так она подтверждает свое желание, чтобы я оставил ее в покое? Мне опять сдавило грудь колючей проволокой. Неужели она на самом деле хочет, чтобы я от нее отвязался? Может, потому она и стала со мной говорить, чтобы высказаться ясно и определенно на этот счет? Недвусмысленно высказаться не просто глядя на меня, но и видя меня? Несмотря на то, что увидела, услышала меня и поверила в мое существование? А может, именно потому, что увидела? Как же мне теперь верить, что я ей нужен? Что же меня все еще здесь удерживает? Не могу же я ей насильно навязываться
Я закрыл глаза, представил себе всю невозможность последней мысли и уже смиряясь со своей судьбой вновь посмотрел на нее. В последний раз.
Татьяна, я был твоим ангелом-хранителем. Я должен был находиться рядом с тобой. Не для того, чтобы просто наблюдать за тобой для того, чтобы попытаться помочь тебе, когда это было нужно. И сейчас я должен уйти достойно. Сейчас, в последний раз, я должен помочь ей так, как ей это нужно. Что же до твоего последнего вопроса, то да: я могу как ты сказала испариться. Собственно говоря, именно это я и должен сейчас сделать.
Она растерянно заморгала. Ничего не понимаю. Я же сказал ей, что уйду как она того хотела где же радость от достигнутой цели?
Вместо радости на лице ее появилась отчаянная решимость, и на меня обрушился водопад вопросов тот самый, которого я так ждал в самом начале этого разговора. Похоже, любопытство пересилило в ней на время желание от меня избавиться. Я почти улыбнулся. Ну, что ж, я сам на этот разговор напросился. Да и вопросы она задает разумные. Мне бы не хотелось, чтобы она возлагала уж слишком большие надежды на того, следующего Пожалуй, лучше мне объяснить ей, что никакой ангел-хранитель не сможет уберечь ее от всего.
Когда я начал перечислять, что не может сделать ангел-хранитель, она меня перебила с требованием ответить сначала на ее последний вопрос. Какой же там был последний вопрос-то? Когда она начинает так тараторить, я никогда не успеваю все упомнить. Заметив, очевидно, мое замешательство, она повторила этот вопрос: Почему ты должен исчезнуть? за которым градом посыпалось еще несколько.
На этот раз я действительно улыбнулся. Чего бы ей там ни хотелось, закончить этот разговор она не спешит. Так же, как и я. Ну что ж. Почему бы нам не поговорить еще немного, ответить на вопросы друг друга (выдохнется же она когда-нибудь, тогда и я спрашивать начну), проститься по-хорошему? А может, не проститься? Господи, ну почему я не могу ее понять?
Поскольку в прошлый раз я ошибся с очередностью ответов, сейчас я решил на всякий случай уточнить: На какой мне вопрос сейчас отвечать?
На первый, тут же ответила она. И быстро добавила: А потом на остальные.
Хорошо. Я задумался над тем, стоит ли обрисовывать ей все возможные ситуации, или достаточно описать только этот случай. Нет, лучше, пожалуй, говорить все, как есть. Так ей будет проще понять ответы на те, опасные вопросы если, конечно, мы до них доживем. Ангел-хранитель уходит в трех случаях. Когда человек заканчивает свою последнюю жизнь. Когда человека больше не имеет смысла хранить
Опять взвилась. Ну и как ей объяснять, когда она к каждому слову цепляется? Неужели люди действительно верят, что у каждого человека есть ангел-хранитель? Неужели им своих шести миллиардов мало еще большую толкучку на земле устроить хотят? Терпение.
Ты просила меня ответить на твой вопрос, напомнил ей я. Говорить дальше было почему-то очень трудно. Стыдно признаваться в своем провале и страшно услышать ее согласие с необходимостью моего ухода. Я опустил глаза и продолжил, не глядя на нее. И есть еще третий случай самый тяжелый для ангела-хранителя. Он обязан уйти, если человек попросил его об этом.
Услышав в ответ: «Замечательно!», я даже дышать перестал. За ним последовало: «Нет, это просто великолепно!» в котором уже зазвенело возмущение. И затем небрежно отмахнувшись от первого и третьего случая она мгновенно причислила себя к тем, кого не стоит хранить. Я задохнулся, словно меня под дых ударили. Я, взяв за горло мертвой хваткой собственную гордость, признаю, что оказался недостойным ее, а она походя пальцем смахнула это со счетов, словно мошку со стола?! Ей приятнее себя в макулатуру списать? Что за мазохизм! Ладно. Придется выразиться определеннее. Если она так настаивает, будем вдвоем по моему достоинству топтаться.
Нет, Татьяна, дело во мне. Мой случай как раз тот самый, третий. У тебя будет другой ангел-хранитель, более тебе подходящий.
Ответом мне послужило молчание. Я упрямо смотрел в пол, боясь увидеть на ее лице, что она поняла, наконец поняла и согласна, что от некомпетентных специалистов в серьезном деле следует избавляться. Сидит сейчас, наверное, и вспоминает все те случаи, когда внутренний голос (теперь-то она знает, чей это был голос!) подсказал ей неверное решение, натолкнул на дурацкий поступок, заставил потом саму себя стыдиться Ничего, Татьяна, скоро у тебя будет лучший советчик. Это меня в утиль списывать нужно.
И вдруг молчание взорвалось возмущенным воплем: «Ну что ты врешь?». Я чуть не подпрыгнул. Я вру? Нет, это я вру? Да я же ей слова неправды не сказал! Я даже на те вопросы, к которым она еще не готова, отвечать не стал, чтобы не врать! Ах, это мне надоело! Она что, решила, что я сюда за приключениями явился?! Что? Что?! Кто это здесь мхом порос? Она вообще соображает, что несет? Амеба мхом поросла? Ну, это просто просто
И тут она уже на излете выстрелила в меня последним вопросом: «Ты меня спросил?». Выстрелила. В упор. Из шокера. И в голосе ее звучало уже не только возмущение, но и слезы? Слезы?! Потому что я не спросил ее, какой ангел-хранитель ей не нужен? Да быть такого не может!
У меня сама собой дернулась вверх голова, а глаза впились ей в лицо. Не может быть. Этого не может быть. Она хочет, чтобы я исчез, или не хочет; но слезы? Она чуть не заплакала, потому что я должен уйти? Или потому, что я с ней не посоветовался? Или потому, что считает себя скучной? Да скажи ты хоть что-то!
Дождешься от нее. Опять маску на лицо нацепила, глаза опустила, и сидит себе кофеек попивает как ни в чем ни бывало. Да что же это такое?! Сначала прогнала меня, как пса последнего, затем интерес у нее проснулся к моей персоне вопросами засыпала. А потом еще лучше: когда ответил я ей на эти вопросы, ничего (почти) не скрывая, во лжи меня обвинила. Да еще и накричала так, словно я ее в лучших чувствах обидел. Что это за игры? Я ей, не щадя свое самолюбие, все рассказал теперь и она мне все начистоту выложит, не ходя вокруг и около.
Я вдруг понял, что стоять у окна, замерев и приклеившись к подоконнику, мне больше не обязательно. До тех пор, пока я из нее правду не вытащу, никакая сила меня отсюда не выковыряет. Одним прыжком я ринулся к столу и сел на табуретку. Руки я, правда, предусмотрительно положил недалеко от края стола в крайнем случае успею за него схватиться; пусть вместе с ним и тащат.
Она испуганно отшатнулась и вскинула на меня глаза и больше их не отводила. На мгновенье в них что-то мелькнуло, но что именно, я не успел понять. Я навалился грудью на стол, пытаясь поближе всмотреться в ее лицо, понять, что она опять от меня скрывает. Даже сидя, ей приходилось смотреть на меня снизу вверх сколько раз я наблюдал, как она вскидывала свои лучистые глаза на других, и завидовал им. И, пожалуйста, дождался своего часа; вот только на меня она смотрела с вызовом.
Чего уставился? процедила она сквозь зубы.
Внезапно до меня дошла ирония ситуации. Мы словно местами поменялись: вчера она сидела на этом самом месте и, уставясь на меня, велела мне убираться вон. А сегодня решила в кошки-мышки со мной поиграть? Я, видишь ли, ни о чем ее не спросил! А был у меня такой шанс? Крепко стиснув зубы, чтобы не заорать, я сказал: Ты представить себе не можешь, сколько раз я хотел спросить тебя о обо всем. И продолжил, четко выговаривая каждое слово, чтобы освежить ее память и не оставить больше никакой лазейки. Но вчера сидя на этом самом месте где сижу сейчас я и глядя мне прямо в глаза ты попросила чтобы все все до единого! оставили тебя в покое.