Выговаривая это, Генка кинул косой взгляд на лицо девушки, заметив, как её ресницы дрогнули, а брови сурово сошлись к переносице.
Как это «дойдёте»?! Девица с возмущением уставилась на Генку, словно он предложил ей что-то неприличное, и выпалила без всякой связи: Я же девушка!
Неужели?
Считая разговор оконченным, Генка повернул ключ зажигания, в душе понимая, что, конечно, как миленький подвезёт настырную фифу. Куда она поковыляет на таких копытах? До Подболотья и в резиновых сапогах не каждый день пройти можно. Но уж очень хотелось осадить заносчивую девицу, считающую себя выше других.
Звук мотора подействовал на приезжую отрезвляюще, и возмущённое выражение на хорошеньком личике сменилось удивлённым, а затем и растерянным. Оно очень шло девушке, делая её простой и доверчивой.
Ладно, залезай! Вздохнув, Голубев приоткрыл ручку соседней двери, приглашая пассажирку на сиденье.
Спасибо.
Напрягая руки, фифа принялась запихивать на сиденье серебристый чемодан размером с половину хозяйки.
Генка нехотя сполз с сиденья, вытирая со лба выступивший пот, пока он грузил товар, солнце почти достигло зенита и палило немилосердно и сказал:
Давайте помогу.
Чемодан весил килограммов тридцать, и когда Гена завалил его набок в кузов, поместив среди банок с зелёным горошком и лотков с хлебом, девица взвизгнула:
Осторожнее, не поцарапайте!
Пересиливая желание оставить чемодан вместе с девицей прямо на дороге, Голубев выразительно хмыкнул и молча вернулся на своё сиденье, дожидаясь, пока пассажирка устроится рядом, надменно сопя, словно он своим обшарпанным фургоном намеренно оскорбил её достоинство.
Думая о том, как повезло девушке, что именно сегодня он едет в Подболотье, Геннадий надавил на газ и направил фургон по узкой дороге.
Малярша баба Лена просила привезти сушек и пару пачек пилёного сахара для дачников, а сёстры-кандидатши деликатно намекнули, что не отказались бы от палочки-другой полукопчёной колбасы, до которой они были большими охотницами.
Колдобина шла за колдобиной, машина громыхала и пыхтела, издавая жалобный скрежет, но девица не жаловалась, видно, решила, что шофёр специально испытывает её терпение, и дала себе зарок не показывать слабость.
От девушки нежно пахло мандаринами, и если бы не злое выражение тонкого лица, то Голубев мог бы признать, что она ему понравилась. Впрочем, скоро ему стало не до пассажирки, сверкающей голыми коленками, потому что фургон подъехал к торфяной дороге, вспучивающейся под колёсами зыбким месивом. Генку всегда настораживал этот участок дороги, таящий в себе что-то тёмное, неизведанное. Поговаривали, что много лет назад именно здесь ушёл под землю трактор местного лесничества, провалившись в пустоту, которая скрывалась под слоем торфа. Чуть съедешь с дороги или занесёт на мягком грунте и крышка. Пойдёшь знакомиться с конницей Чингисхана.
Когда машина, сбросив скорость, осторожно объезжала опасное место, девица разомкнула губы и небрежно поинтересовалась:
Скажите, а в этом Подболотье много молодёжи?
Молодёжи?!
От неожиданного вопроса нога Голубева даванула на газ, и машина, резво пробуксовав колёсами, села на брюхо.
Приехали! Станция Березайка, а ну-ка вылезай-ка, ядовито сказал Генка и сообщил: Будете рулить.
Лучше бы он не говорил этих слов, потому что фифа, пулей вылетев из кабины, упёрлась глазами в его лицо и, трясясь от негодования, выпалила:
Знала бы, что с таким чайником еду, пешком пошла!
Скатертью дорога.
Мрачное лицо Генки не предвещало ничего хорошего, и девица смягчила тон, видимо, сообразив, что при плохом раскладе ей несколько часов топать до Подболотья.
Я не умею водить машину.
Я покажу. Это несложно.
Усадив пассажирку на водительское место, Голубев в нескольких словах объяснил, что делать, с сомнением глядя на высоченную платформу босоножки, водружённую на педаль газа.
Обойдя машину, он привычно налёг плечом на задний борт фургона, напрягая мышцы до хруста в суставах. Не беда, не в первый раз. В весеннюю распутицу он на этом же месте так засел, что плечи были чёрными от синяков и болели руки, когда он раздавал привезённый товар.
Издержки профессии, рассматривая Генкины кровоподтёки, сокрушённо подводил итог отец Георгий, с которым он в редкие свободные минутки ходил порыбачить на озёра.
Они понимали друг друга без слов, потому что отец Георгий знал местные дороги как свои пять пальцев и не раз, закатав рясу и стоя по колено в грязи, выталкивал свой жигулёнок из обширных луж и болот.
Раскачиваясь из стороны в сторону, кузов мелко дрожал под руками, которые моментально стали мокрыми.
Давай!
Машина содрогнулась и, чавкнув колёсами, жуком выползла из низины.
Молодёжь, говоришь? утирая пот и переходя на «ты», вспомнил Генка. Через полчаса приедем, и будет тебе молодёжь.
* * *
В Подболотье ожидать Генку начали ещё с вечера. Автолавка была единственным мостиком, перекинутым между заброшенной деревней и цивилизацией под названием райцентр, поэтому каждый приезд фургона становился маленьким праздником, к которому готовились с волнением.
Старушки Кулик подкрашивали губы, баба Лена на всякий случай варила компот, вдруг Геннадьюшке захочется попить, Галина Романовна с утра пораньше занимала пост на скамейке под кустом, чтобы первой увидеть, как, выруливая из леса, подпрыгивает на грунтовке весёленький жёлтый фургончик. Валентина караулила автолавку у избы, а Катька-почтальонша вешала на костыли авоську для продуктов, чтобы не забыть дома.
Из всех обитателей деревни Подболотье не ждали фургон только за высоким забором с колючей проволокой.
Зимой Генка возил продукты два раза в месяц после разутюживания дороги старым лесхозовским трактором, а летом старался наведываться раз в неделю, по четвергам. С утра пораньше затоваривался у оптовика Семёна Васильевича, потом трясся по зыбкой дороге, расторговывался в Подболотье и держал путь дальше, в следующую деревню, в которой осталось два жилых дома.
Выручка копеечная, мороки много, но Голубев знал, что если он не приедет хоть раз привычный уклад жизни в деревне рухнет. Однажды по весне он банально проспал и в Подболотье попал уже к вечеру, нащупывая фарами дорогу в лесу. Бабки ждали. Все шесть. Чинно сложа руки на коленях, они сидели на бревне за околицей и не сводили глаз с дороги. Когда Генка был мальчишкой, так настороженно и тоскующее ждала его из школы собака Бойка.
Ну что ж ты, баба Лена, мне не позвонила? с ходу попенял он тогда малярше единственной обладательнице мобильного телефона, который он сам же ей и дал на всякий пожарный случай «скорую», например, из райцентра вызвать.
Пожевав губами, шустрая баба Лена жалко скукожилась и что-то пробормотала про то, что негоже зазря людей беспокоить, у них есть свои дела, а глядя в заплаканные глаза бабы Вали, моргающие от света фар, Геннадий понял, что больше он задерживаться не будет.
Приехали в Подболотье, возвестил Голубев городской фифе и добавил: А вот и молодёжь подошла.
В окне мелькнули несколько старушек и дед с Федькой. Юлька лихорадочно полезла в карман за расчёской, приготовившись так грациозно выпрыгнуть из машины, чтобы все ахнули от восхищения. В поисках сверстников она обвела глазами убогую улицу с покосившимися домами и поняла, что кроме бабок и брата с дедом рядом нет ни одной живой души.
Ехидная ухмылка шофёра усилила неприятное предчувствие, стёршее с Юлькиного лица надменное выражение.
«Неужели я влипла?»
Навстречу ей плыли старушечьи лица. Морщинистые, тёмные, беззубые, раскрасневшиеся от жары, они казались враждебной силой, ненавидящей всё молодое и крепкое. Их голоса были похожи на скрип несмазанной двери, а морщинистые руки, тянущиеся к машине, вызывали в Юлькиной душе чувство протеста перед природой. Нет! Она такой не будет никогда!
Самым противным было то, что бабки беззастенчиво осматривали её с ног до головы, словно куклу в витрине магазина, да мало того что глазели, ещё и позволяли себе подтрунивать:
Генушка, сынок, скажи, кого это ты к нам привёз? Никак невесту?
Предположение старух, что она может оказаться невестой неопрятного деревенского парня с торчащими ушами, казалось возмутительным, и внутри Юльки всё кипело.
Хороша, ничего не скажешь! Ишь, глазами так и зыркает!
Если бы не мысль, что обратно топать по грязной дороге десять километров, Юлька без звука рванула бы обратно, и пусть Лизка Вахрушева задавится своими комментариями.
Но шум старушечьего щебета перекрыл голос деда:
Это моя внучка Юлечка! Очень хорошая и добрая девушка.
Было заметно, что за короткое время дед сумел завоевать себе авторитет среди местных жителей, потому что бабки разом замолчали и стали смотреть приветливее, а сухая старушонка в розовом халате с зайцами сунула ей худую ладошку:
Баба Лена.
Юлия, автоматически пожала руку девушка. Она неестественно выпрямила спину, ловя на себе осуждающие взгляды.
Ишь вырядилась, громким шёпотом сказала длиннолицая старуха, которую баба Лена называла Валькой, постыдилась бы в приличном обществе голыми лытками сверкать. И, переменив тон, выкрикнула: Геннадьюшка, соколик, ты не забыл мне лекарства привезти?
Не забыл, баба Валя.
Из кузова автолавки в руки старухи перешла картонная коробка, и Юлька отпрянула в сторону, кинувшись к деду с братом, словно утопающий к спасательному кругу.
Угрюмый в городе, дед в деревне выглядел цветущим здоровяком с румянцем во всю щёку. Старые синие шорты и дырявая майка, перепачканная на животе землёй, шли ему гораздо больше шерстяных брюк и жилетки со множеством карманов.
Дед любовно поцеловал её в щёку:
Умница, умница, что приехала!
А Федька, улыбаясь во весь рот, выхватил из рук чемодан на колёсиках, и Юлька в первый раз за всю жизнь вдруг заметила, какие славные у её брата глаза: мягкие и глубокие, как дымчатое стекло.
Юлька, здесь так здорово! Ты не представляешь!
Глаза брата горели восторгом, он взахлёб принялся пересказывать, как они с дедом чинят бабе Лене забор, а потом планируют подлатать заборы и остальным старушкам, как он научился работать топором и как в омуте тонул лось.
Рассказ про лося требовал подробностей, в которые Юльке не хотелось вдаваться. Федька трещал без умолку, уверенно катя чемодан по тропке, а она смотрела в спину брату и с тоской думала, что он несёт сущий вздор. Ничего хорошего в деревне быть не может. Деревня и есть деревня.
Новые босоножки, на которые деньги копились полгода, на глазах покрывались пылью, а расшитая пайетками майка выглядела смешно и нелепо, словно ёлочная игрушка на майской берёзе. А она, дура, натолкала в чемодан свои лучшие наряды! А тут небось даже Интернета нет. Жуткая мысль заставила её закусить губу и срывающимся голосом выкрикнуть Федьке вопрос:
Федь, а интернет-клуб тут где-нибудь есть?
Брат обернулся:
Да ты что? Тут и телевизора-то нет! Вернее, есть у сестёр Кулик, но там только три программы.
Прощайте, прощайте, френды, ожидающие фоторепортажей, новости в «Живом Журнале» и общение на форуме! Жизнь теряла смысл.
А бабули тут добрые, продолжал гудеть Федька, они тебе понравятся, вот увидишь. Я не знаю только одну, ту, что живёт за забором с колючей проволокой. Там какая-то тайна.
Тайна? неожиданно заинтересовалась Юлька, обрадованная, что нашлось хоть какое-то развлечение.
Ага, тайна.
Ну, эту тайну мы раскроем! уверенно пообещала сестра. Надо же чем-то заниматься. Поем, обустроюсь, и расскажешь мне обо всём.
* * *
Подболотские старухи вставали рано и с самого утра начинали перекликаться друг с другом, повышая голос до уровня шума самолётного двигателя:
Валька, а Валька, ты жива?
Жива! Только спину разломило, мóчи нет! неслось в ответ через несколько домов.
Вслед за перекличкой начинала звякать колодезная цепь, истошно лаять приблудная собачонка бабы Кати почтальонши, а сама почтальонша, стуча костылями, ковыляла к бабе Лене чайку попить и обсудить последние новости.
Шумная возня старух Федьке спать не мешала: за день он так уставал, что спал без просыпу. Но тихий щелчок замка на Юлькином чемодане он услышал сразу. Федька приблизил глаз к дырке в пологе и увидел сестру. Она медленно перебирала вещи, прикидывая на себя то одно, то другое, словно собиралась на вечеринку.
Ты куда?
Яростно перекопав ворох цветных тряпок, сестра нашла что-то золотистое и пробормотала:
Я им покажу.
Кому?
Ответ Юльки был короток и информативен:
Старушенциям!
«Чего это она взбесилась?» удивлённо подумал Федька.
Спать легли вполне мирно. Долго пили чай с сушками. Дед рассказывал, как ему хорошо в деревне, баба Лена чинно сидела, сложив руки лодочкой, и согласно кивала головой на каждое слово деда, а Юлька в свою очередь пояснила, что продвинутая молодёжь считает в Турцию ездить немодно, и туда поедут родители, прикупив горящую путёвку.
От Юлькиных отрывистых реплик сон мгновенно улетучился, и теперь Федьке захотелось узнать, в чём причина необузданной злости.
Ты чего, Юль?
Секрет раскрылся просто.
Ты послушай, что они говорят!
Сестра кивнула головой на дверь, из-за которой раздавалось позвякивание чашек и разговор:
И не говори, Лена, в наше время так девки не ходили, как в пустой бочке гудел бас Катьки-почтальонши. Попробовали бы мы с голым брюхом прогуляться, да в таких туфлях, что мои костыли, мать живо хворостиной отходила бы.
Нынешние матери не отходят, философски ответила баба Лена, им некогда детей воспитывать. Они то работают, то телевизор смотрят.
Во-во, загудела почтальонша, распустили молодёжь. Работать не хотят, учиться не хотят, сидят на шее у родителей, один компьютер на уме.
Хотя разговор напрямую Юльки не касался, Федька понял, что она приняла слова на свой счёт и завелась не на шутку.
Я я захлебнувшись от возмущения, Юлька снова погрузила руки в чемодан и пригрозила: Я нарочно так выряжусь, что они все ахнут!
Лихорадочно выудив ядовито-синие блестящие леггинсы, сестра в одно мгновение напялила их на себя и, повернувшись к Федьке спиной, облачилась в коротенький топик, едва прикрывающий грудь.
Ну как?
Федька снова приблизил глаз к дырке и скривился. Юлька была похожа на диковинную русалку или, если точнее, на пёструю рыбу-попугай из рекламы океанариума. Довольная молчанием брата, Юлька зачесала волосы наверх, соорудив из них что-то наподобие гребня, вставила в уши по пять серёг и решительно шагнула в кухню.
Ты, помнишь, Лена Голос бабы Кати оборвался, и в доме наступила тишина, прерываемая тиканьем ходиков.
Получилось как в цирке, когда клоун выходит на арену: сначала зрители молчат, силясь осознать происходящее, а потом разражаются аплодисментами.
Федька хотел даже выбраться из кровати, чтобы успеть ухватить самое интересное, но услышал только, как хлопнула входная дверь. В окне мелькнул Юлькин ирокез из русых волос.
Дедуля, я на речку.
Уставившись в окно, Федька увидел, как дед, строгавший какую-то деревяшку, невозмутимо поднял голову, осмотрел Юлькин наряд, но ничего не сказал и снова занялся своей работой.
«Кремень, а не дед. Его Юлькиными нарядами не проймёшь!» восхитился про себя Фёдор, решив, что настало его время идти завтракать.
Баба Лена с вечера обещала ему яишенку стукнуть. Как он и угадал, на сковородке лимонным желтком пузырилась яичница, а из чайника густо пахло чаем со смородиновым листом.
Вот парень молодец, хорошего воспитания, заявила баба Катя, завидев Фёдора, не то что сестра.
Отставив костыли в сторону, она подобно горе возвышалась напротив щуплой бабы Лены и, растопырив пальцы, прихлёбывала чай из глубокой тарелки для супа.