Путь к омуту лежал через заросли ивняка, росшие так кучно, что обходная тропинка шла по самому краю реки, и несколько раз Федька с трудом балансировал над водой.
Над головой с шорохом проносились стрекозы, блестя на солнце тёмно-синим глянцем туловища, в траве пели кузнечики, и весь мир вокруг дышал покоем и негой, которую хотелось оживить песней. Плавной, тихой, задушевной. Такой, которая не нарушала бы тишину мира, а лишь подчёркивала его красоту. Понизив голос почти до шёпота, Фёдор попытался пропеть несколько высоких нот. Получилось неплохо, особенно если вслушаться в шелест листвы и постараться попасть в тон.
Чтобы настроить голос, Федя остановился, зажал уши руками и прогудел про себя придуманный только что мотив. Голова заполнилась гулким звуком, словно глиняный кувшин, в который он любил дуть в детстве.
Федька вставал на табурет, дотягивался до кувшина и, поднеся губы к раструбу горловины, самозабвенно дудел в самую середину. Звук в кувшине бился о стенки, гудел, звенел и охал.
Однажды Фёдор так заигрался, что не услышал, как в кухню вошла Юлька.
Ты что тут делаешь? Всё маме скажу!
Федька покачнулся на табурете, разомкнул руки, и кувшин упал на пол, разлетевшись на две половины. Хорошо, что мама не ругалась
На самой высокой ноте дыхание в груди закончилось, и Федька отнял руки от ушей, не сразу поняв, что в сонное речное царство вплёлся резкий шум: в стороне омута кто-то барахтался, плескался и фыркал.
Там тонет человек!
Не рассуждая, Федька раздвинул кусты, хлестнувшие его по щекам, и рванул к омуту.
Держитесь! Я иду!
Осот обвивался вокруг ног, словно желая удержать на месте. Федька навернулся на едва зажившую коленку, приподнялся и сразу увидел омут, в котором плескалось что-то большое и тёмное, похожее на лошадь. Молнией в мозгу промелькнула мысль о татарской коннице на чёрных конях, затерявшейся среди здешних болот и иногда выходящей наружу из своего плена. Неужели он сейчас увидит нечто таинственное, неведомое, такое, что ещё не видел ни один человек на свете?!
Но нет! Не может быть!
Федька усиленно заморгал, стараясь сделать взгляд острее, и, затаив дыхание, с опаской подошел поближе, готовый в любую секунду дать стрекача. В висок больно тюкнула не рассчитавшая путь стрекоза, но он не обратил на неё никакого внимания, напряжённо вглядываясь в барахтающееся в омуте существо. Точно, лошадь. Другого мнения быть не могло. Гладкая тёмно-коричневая шкура, лоснящаяся от капель воды, мощная шея, гладкий круп, пару раз мелькнувший над зеркалом омута. Не веря своим глазам, Федька покрутил головой в поисках всадника, но убедился, что на берегу он один.
Поскольку Фёдору ни разу в жизни не доводилось подходить близко к лошади, он опасался оказаться на её пути. Кто знает, что на уме у коня без хозяина?
Отчаянно жалея, что на его мобильнике нет камеры, чтобы запечатлеть это событие, Федька пригнулся, чтобы не мелькать макушкой среди прибрежных кустов, и, представляя себя разведчиком, стал мягко продвигаться к омуту, прислушиваясь к ржанию.
Но животное барахталось молча, судорожно дёргаясь из стороны в сторону, и Федька отчётливо понял две вещи: то, что оно не купается, а тонет, и то, что это не лошадь, а лось. Точно такой, как на фотографии в кабинете биологии: с длинной горбоносой мордой, широкими рожками и небольшими глазами, смотрящими жалобно и доверчиво.
Со стороны казалось, что лося в омуте держит за ноги невидимая рука. Каждый раз, когда ему удавалось всплыть, рука с силой тянула вниз, погружая животное всё глубже и глубже. Могучий лесной зверь погибал, но не сдавался, пытаясь вырваться. Вода заливала ему глаза, ноздри. Лось мотал головой, вздрагивал в немом крике, рвался, рассекая волны, но с каждой минутой его силы слабели. На какое-то мгновение Федьке показалось, что животное сдалось и сейчас совсем уйдёт под воду, оставив несколько больших кругов, которые вскоре снова превратятся в ровную гладь. Это было жутко.
Не сдавайся! Держись! стискивая потные кулаки, закричал Федька и почти взвыл первое пришедшее на ум: Господи, помоги!
Из глаз потоком хлынули слёзы, серыми полосами размазываясь по щекам, голос то срывался, то пропадал, но Федька исступлённо, словно в последний раз в жизни не переставая твердил:
Господи, помоги!
Заливистый мальчишеский крик подхлестнул угасающие в неравной борьбе силы. Налитым кровью глазом лось повёл на звук, невероятным усилием напрягая последние силы.
Ну-ну, давай! Дава-а-ай!
И вдруг, словно по волшебству, раздвигая грудью воду, лось поплыл к берегу, по которому в отчаянии метался Федька. Опершись передними ногами о слежавшийся илистый грунт, сохатый соскользнул вниз, и Федькино сердце упало вместе с ним, а мускулы непроизвольно напряглись, словно делясь своей силой.
Лось, лосюшка, жив, дурачок, иди ко мне! Руки сами тянулись к животному на помощь.
Со второй попытки лось выбрался сам и, покачиваясь, медленно побрёл в лес, не обращая внимания на коренастого паренька.
«Жив! Жив!» беззвучно пело внутри Федьки, заставляя его по дороге домой приплясывать от радости. Но когда он дошёл до околицы, то вдруг понял, что устал, как после трудной контрольной, когда волнуешься, не зная ответа: выдержал экзамен или нет. И пусть сегодняшний экзамен был чужой, но он его выдержал вместе с лосем. Выдержал!
«А за зазаборной бабкой я завтра послежу», подумал он, предвкушая, как расскажет деду и бабе Лене про самого настоящего лося и про бездонный омут, в котором может потонуть огромное животное.
Но назавтра последить за зазаборной бабкой не удалось, потому что им с дедом на голову, как Тунгусский метеорит, свалилась Юлька.
* * *
Конечно, ни в какую деревню Юлька ехать не собиралась. Вот ещё, позориться! По деревням на каникулы пусть приезжие расползаются, а коренным горожанам место на даче или на заграничном курорте людей посмотреть, себя показать. Тем более что недавно на распродаже в фирменном магазине удалось урвать последнюю пару сногсшибательных босоножек на платформе, которые сидели на ножке так, что закачаешься. Самое то пройти в новых босоножках по морской набережной, чувствуя себя морской нимфой, прекрасной и недоступной. Да и мама дала понять о солидном поощрении за сданную без хвостов сессию.
С началом лета все девчонки-однокурсницы приходили на сессию в обновках и упоённо трещали о приближающихся каникулах.
Ветер странствий выдул из пустых голов студентов остатки знаний. Ставлю зачёты только из чувства самосохранения, с грустью констатировал профессор Орленко, вытирая пот с крутого лба, пересечённого морщинами.
Слова Орленко к совести не воззвали, потому что вместо выгрызания знаний из гранита науки студенты с головой погрузились в обсуждение предстоящих поездок.
В Сочи дорого, в Абхазии опасно, на Украине с билетами плохо. Остаётся Турция, Кипр или Египет, деловито переговаривались между собой однокурсницы, прикидывая, кто куда поедет.
Манерная Ленка Комкова как бы невзначай упомянула, что приглашена на недельку в Швейцарию к одному молодому человеку, который собирается предложить ей руку и сердце.
Не знаю, ехать или нет, на всю аудиторию откровенничала конопатая толстуха Ленка, поигрывая кисточкой на новой сумке из тиснёной кожи. Говорят, что в Швейцарии хозяева дома обязаны каждую неделю стричь кусты на своём участке и мыть тротуар перед домом. А у моего Мишеля вилла с садом: работы непочатый край.
Так тебя туда садовником приглашают? не выдержала Юлька.
Ты и рада хотя бы садовником, да никому не нужна, обрезала Комкова.
Она выразительно повела глазами на Свербицкого, что-то нашёптывающего на ухо Лизке Вахрушевой. А та то и дело широко распахивала глаза и по-лисьи облизывала губы, словно собиралась проглотить Валентина вместе с ноутбуком.
Очень надо.
Юлька небрежно поправила волосы и с трудом заставила себя выдавить беспечную улыбку.
Ну, не скажи, проговорила Комкова, не понижая голоса, весь курс знает, что ты положила глаз на Свербицкого.
Желание треснуть Комкову по голове стало таким нестерпимым, что Юлька зажмурилась и принялась считать до десяти, надеясь остыть и не сорваться на сцену, которую сплетницы стали бы с упоением обсуждать до самых каникул.
Раз, два, три
Краем глаза Юлька заметила, как на неё уставилось несколько пар глаз, а подружка Катя делает ей знаки замолчать.
Да, кстати, Румянцева, ты уже решила, куда едешь отдыхать? Небось, как все, в Турцию? оторвал её от счёта голос Вахрушевой.
Лизка в костюме цвета хаки стояла около сидящего Валентина, положив ему руку на плечо в позе «я с Мухтаром на границе». На её остреньком личике явно читалось желание побольнее уколоть Юльку, а кривая улыбочка подсказывала, что каверза уже продумана.
Не торопясь и сосчитав два раза по десять, Юлька хотела было ответить утвердительно, тем более что действительно собиралась в Анталию, но промолчала. Вахрушева действовала на неё всегда таким образом, что у Юльки возникало желание всё говорить и делать поперёк. И если бы Лизка вдруг восхитилась, какого насыщенного цвета алая блузка, надетая на Юльке, то та тотчас возразила бы, что блузка зелёная.
Смотри, смотри, сейчас будет цирк, уловил слух чьё-то тихое перешёптывание, и Юльке стало так противно-противно, словно она вляпалась пальцами в липкое месиво.
Ну нет! Она никому не доставит удовольствия посмеяться над собою. Раскрасневшись от внезапно принятого решения, Юлька сообщила, что едет в глухую деревню Подболотье.
Вот это да!
Кисточка от сумки Комковой, оторвавшись, шлёпнулась об стол, рука Лизки соскользнула с рубашки Свербицкого и, сжав кулачок, подпёрла талию, а подруга Катя удивлённо подняла плечи.
Это был Юлькин звёздный час. Вмиг почувствовав себя на высоте положения, она небрежно откинулась на стуле и снисходительно пояснила:
Отстали вы от жизни. На курорты в наше время ездят пожилые тётки и малолетки, а креативные люди предпочитают экстремальный туризм.
Слово не воробей, вылетит не поймаешь. Волей-неволей, кляня себя за длинный язык, вечером пришлось сообщать родителям, что она решила ехать в Подболотье к Федьке с дедом.
«На неделю, не дольше, чем на неделю, а потом на курорт. И волки сыты, и овцы целы», мысленно уговаривала она сама себя, глядя, как мама отставила в сторону утюг и радостно закричала в сторону дивана:
Слышишь, Олег? Юляша решила присоединиться к Феде с дедом. Значит, на отложенные деньги в Турцию поедем мы с тобой!
Согласное бурчание отца прозвучало для Юльки ударом молота, заколачивающим крышку гроба с безвременно усопшими каникулами. Такой подлости она не ожидала. Ну, всё! Пропало лето.
Сварив себе чашечку кофе, Юлька заперлась в комнате и, вдыхая крепкий аромат, принялась страдать, не забывая, однако, поглядывать в зеркало, отмечая, как она выглядит со стороны. Следы драмы красиво оттенили глаза тёмными полукружьями и высветлили щёки, подчеркнув нежную линию пухлых губ. Отвлечённо подумалось, что если бы сейчас эту грустную девушку из зеркала мог увидеть Валентин Свербицкий, то Вахрушева мигом улетела бы за горизонт.
«Подожди, Елизавета, приеду из деревни и утру тебе нос. Валентин будет мой», мстительно пообещала Юлька, включая компьютер.
Подумав, что в деревне наверняка нет Интернета и, упаси Боже, компьютера, Юлька застонала и, положив руки на клавиатуру, принялась дробно выстукивать на своей страничке «ВКонтакте»:
Прощайте, други! Решила оторваться по полной и рвануть на природу. Устала от города, шума и суеты. Хочу с головой окунуться в тишину леса и утонуть в озёрной глади.
Красиво сказано. Пусть приятели узнают, какая она романтическая натура. Немного полюбовавшись на написанное, Юлька подумала, что утонуть она всё-таки не хочет. Ещё поймут как попытку суицида и назовут ненормальной.
Она переписала последнюю фразу, и получилось ещё лучше:
Хочу с головой окунуться в тишину леса и утонуть в озёрной глади любимых глаз.
Едва палец успел отправить послание, как последовал ответ от острого на язык парня под ником Сеня:
Я тебе завидую.
«Завидуем! Здорово! Ты молодец! Ждём фоток!» со всех концов страны валились ответы от виртуальных друзей, поднимая градус Юлькиного настроения, но всё-таки не настолько, чтобы ей действительно захотелось в это Подболотье.
Коротко взрыднув, Юлька утёрла злые слёзы и завалилась спать, мысленно вычёркивая из жизни приближающиеся каникулы. Если бы она сослала себя в деревню с подругой Катюхой, ещё куда бы ни шло. Но провести лето с никчёмным братом Федькой, похожим на игрушечного пупса, и с дедом, который поучает её на каждом шагу От одного этого можно с ума сойти.
А уже через неделю студентка четвёртого курса Юлия Румянцева с отвращением оглядывала завалившийся набок бывший железнодорожный магазин на станции Глубокое, понимая, что её новые босоножки и брендовые джинсы здесь никто не оценит. Разве что тот парень с автолавки, которого стрелочница посоветовала попросить подвезти её до Подболотья. Кажется, его зовут Генка.
«Генка! Какая пошлость!» фыркнула про себя Юлька и, волоча за собой чемодан на колёсиках, нехотя пошла к жёлтому фургону, презрительно глядя на тощего и лопоухого парня, протиравшего грязной тряпкой лобовое стекло.
* * *
Тряпка ездила по стеклу, ещё больше размазывая серую грязь, и Генка подумал, что надо бы сыпануть на неё немного стирального порошка, да и вообще не мешало бы вымыть машину. Но он так выматывался, что сил хватало только на то, чтобы добраться до дома, перекидать из фургона в холодильник скоропортящиеся продукты и завалиться спать. Даже телевизор не включался уже месяца два, с тех самых пор как в деревнях стало прибывать население и нехитрый товар автолавки разгребали с колёс.
Да ещё это пекло распроклятое. Торчишь в раскалённой кабине, как переспелый помидор в парнике: кожа красная, сок капает, а жар не убывает. Он смачно плюнул на прилипшую муху, потому что лень было тянуться за бутылкой воды. В боковом стекле увидел незаметно подошедшую фифу в таком наряде, что для выражения своих чувств Генке пришлось плюнуть на стекло ещё раз.
Девица, кстати очень симпатичная, вырядилась в короткие белые шорты, малиновую майку, рыбьей чешуёй отблескивающую на солнце, и босоножки на такой гигантской платформе, что казалось, к ногам привязаны два утюга.
Привет, сказала девица, долбанув чемоданом по колесу машины.
Привет.
Тряпка продолжала возить по стеклу, но до бутылки с водой Генка всё-таки дотянулся и обильно оросил присохшую грязь. Дело пошло быстрее. Девица выжидающе молчала, полагая, что хозяин фургона кинется предлагать ей свои услуги.
Стекло наконец заблестело, и Геннадий удовлетворённо нырнул в кабину, не обращая на девицу никакого внимания. Хочет стоять у машины пусть стоит, место не купленное. Как только рука водителя уверенно легла на руль, а нога надавила на педаль сцепления, девица заявила тоном, каким иные невежи подчас разговаривают с таксистами:
Мне до Подболотья.
И что? Неопределённо пожав плечами, Голубев выкинул палец в направлении леса: Вам туда. Через десять километров дойдёте до места назначения.