Сказки - Пушкин Александр Сергеевич 2 стр.


Осенью, в ноябре, Михайловское покинули члены его семейства, проводившие лето в деревне, сначала брат и сестра, а потом родители, и Пушкин остался здесь один; только няня Арина Родионовна оставалась с ним и скрашивала как могла его одиночество. Конечно, развеять тоску по Одессе, где остались друзья, море, любимая женщина, итальянская опера, блеск юга, тепло, она не могла, но занимала его как умела.

В одном из ноябрьских писем брату Пушкин, рассказывая о своих занятиях, впервые упоминает о сказках, какие рассказывает ему няня: «до обеда пишу записки, обедаю поздно <> Вечером слушаю сказки и вознаграждаю тем недостатки проклятого своего воспитания. Что за прелесть эти сказки! Каждая есть поэма». В декабре он сообщал и Д.М. Шварцу в Одессу, что живет уединенно, а вечером слушает сказки няни, «оригинала няни Татьяны».


Н. Ге. Александр Сергеевич Пушкин в селе Михайловском. 1875


Примерно к этому времени, к поздней осени 1824 года, относятся сохранившиеся записи народных сказок со слов Арины Родионовны: «Некоторый царь задумал жениться», «Некоторый царь ехал на войну», «Поп поехал искать работника», «Царь Кащей бессмертный», «Слепой царь не веровал своей жене», «О святках молодые люди играют игрища» и «Царевна заблудилася в лесу» и четырех народных песен: «Песня о сыне Стеньки Разина» («В городе-то было во Астрахане»), «Как на утренней заре, вдоль по Каме по реке», «Во славном городе во <Киеве>» и «Как за церковью, за немецкою» (Рукою П. (1997). С. 362369, 409413). Начиная с этого времени еще не однажды Пушкин записывал и нянины сказки, и песни, которые слушал и в своей деревне, и на ярмарках у Святогорского монастыря. Всего за два михайловских года он собрал и записал несколько десятков народных песен, свадебных и необрядовых; и в будущем уже не упускал такой возможности, когда она возникала.

«Погружение» в сказочно-песенную стихию народной поэзии вновь подтолкнуло Пушкина к мысли создать произведения в народно-сказочном духе. Сохранилось начало переложения стихами одной из сказок «Иван-царевич по лесам», скоро оставленное, и набросок в духе народной песни «Как жениться задумал царский арап». А вот работу над сказочным сюжетом о девице и разбойниках, начав ее осенью 1824 года, Пушкин завершил только летом 1825 года. Сюжет сказки, сокращенный и преображенный, остался в собрании пушкинских стихотворений как баллада «Жених» («Три дня купеческая дочь»), правда, поэт некоторое время называл ее «простонародной сказкой», видимо, по сходству сюжета.

Пожалуй, самым известным «сказочным» текстом, созданным в это время, был отрывок «У лукоморья дуб зеленый», в нем поэт вспомнил и назвал всех чудесных, фантастических персонажей русских народных сказок, от лешего и русалок до злого волшебника Кащея. Первые шесть строк отрывка были записаны в той же рабочей тетради, где сохранились и записи текстов няниных сказок; в будущем из него вырос Пролог к поэме «Руслан и Людмила», опубликованный при переиздании поэмы в 1828 году.

А в размышлениях о развитии и судьбах русской литературы, о роли в ее становлении народного устного творчества именно сказке, как одной из древнейших его форм, отводит поэт одно из первых мест. Об этом свидетельствуют планы его несостоявшихся статей о русской литературе, у истоков которой он всегда видит: «Летописи, сказки, песни, пословицы», затем «Послания царские. Песнь о полку <Игореве>. Побоище Мамаево. / Царствование Петра»,  и далее до эпохи Александра I, как мы видим, например, в плане 1829 года (XII, 208). То же понимание народной сказки (вместе с песнями и летописями) как древнейшей основы национальной литературы сохранялось у Пушкина всегда.


Свои первые сказки Пушкин написал осенью 1830 года. 1 сентября он впервые приехал в Болдино, нижегородское имение отца. Поездка была вызвана намечавшимися переменами в его жизни с мая поэт был помолвлен с Натальей Николаевной Гончаровой, а свадьба все откладывалась по обстоятельствам, связанным с финансовыми проблемами жениха и невесты. В связи с вводом во владение деревней Кистенёво, выделенной ему отцом, Пушкин и отправился в Болдино.

Уезжал он из Москвы в самом мрачном расположении духа из-за конфликта с будущей тещей, Н.И. Гончаровой, вернув невесте ее слово выйти за него замуж и почти уверенный, что свадьба не состоится. Кроме того, на Россию надвигалась холера и нависла угроза холерных карантинов. О том состоянии душевной смуты, тоски и тревоги, в каком поэт туда приехал, дают представление первые два стихотворения, написанные в деревне, «Бесы» и «Элегия»:

Мчатся бесы рой за роемВ беспредельной вышине,Визгом жалобным и воем,Надрывая сердце мне

И как пророчество о собственной судьбе с проблеском надежды на счастье воспринимается «Элегия»:

Мой путь уныл, сулит мне труд и гореГрядущего волнуемое мореНо не хочу, о други, умирать.Я жить хочу, чтоб мыслить и страдатьИ ведаю: мне будут наслажденьяСредь горестей, трудов и треволненья

В состоянии душевной смуты, буквально в первые дни этой многотрудной осени, запертый в деревне холерными карантинами, Пушкин и обратился к сказке. 10 сентября, закончив повесть «Гробовщик», он тут же принялся за работу над тремя произведениями сразу повестью «Станционный смотритель», а параллельно с нею над двумя сказками «О попе и работнике его Балде» (была окончена 13 сентября) и <Сказкой о медведихе>, которая не была ни окончена, ни названа, осталась в рукописи, а позднее вошла в корпус пушкинских сочинений под редакторским названием.

«Сказка о попе» создавалась на основе текста сказки Арины Родионовны, записанной в 1824 году («Поп поехал искать работника»). Но Пушкин совершенно преобразил нянин рассказ, сделал его разбитным и веселым, придав персонажам комические и слегка нелепые черты жадный и тугодумный поп, расслабленный старый черт и глуповатый жалкий чертенок, зато веселый, находчивый и смышленный Балда. Из трех записанных прежде эпизодов он оставил в своем тексте только два о найме работника и состязании с чертом, опустив третий о лечении царской дочери как выпадающий из контекста.

Прозаическое повествование няниной сказки поэт заменил так называемым «лубочным стихом», распространенным в лубочных изданиях. Это силлабический стих, без размера, но с парными рифмами. Рифма в таком стихе избирается свободно, она то мужская, ямбическая (Балда-куда), то женская, хореическая (тятей-дитятей) или дактилическая (хвалится-печалится), то с тремя безударными слогами на конце (покрякивает-вскакивает); число слогов в каждом стихе свободное.

Л.И. Поливанов приводит для сравнения подобный стих с лубочной картинки, чтобы показать, от какого простонародного текста, отличающегося от прозы только рифмами, отталкивался Пушкин в работе над сказкой:

Немец нанял себе батракаДеревенского мужика,Чтобы год ему служил,Не пьянствовал бы, а воду только пил.«Немного тебе будет работы,Иной даром бы пошел из охоты За домашними глядетьИ дома бы сидеть», 

и какой получился у него в результате свободный и упругий текст, написанный «чисто народным русским лубочным стихом, который не выдерживался вполне в произведениях лубочной печати» (Сочинения А.С. Пушкина с объяснениями их и сводом отзывов критики. Изд. Льва Поливанова для семьи и школы. М., 1887. Т. 2. С. 230). Сказка вышла веселая и лукавая, одобряющая ум и находчивость простого человека и наказывающая жадность и корыстолюбие, но далеко не самым жестоким способом и достаточно иронично.

Именно про эту сказку писал через год с восторгом Н.В. Гоголь, услышав чтение ее Пушкиным: «Одна сказка даже без размера, только с рифмами и прелесть невообразимая» (Летопись Пушкина. Т. 3. С. 360). Однако при жизни создателя сказка напечатана не была. Только в 1840 году она стала известна читателям, переделанная из-за цензуры Жуковским и с другим названием «Сказка о купце Кузьме Остолопе и работнике его Балде».

Работа в Болдине над обеими сказками была, конечно, экспериментом. «Сказка о попе», в которой использован «лубочный стих», имела результат блистательный; став известной читателям, она воспринималась большинством как истинно народное создание. <Сказка о медведихе> создавалась с ориентацией на народную песню, что П.В. Анненков отметил в 1855 году: «Склад и течение речи удивительно близко подходит к обыкновенным приемам народной фантазии», и текст ее кажется «деревенской песней, пропетой великим мастером Песня, или, лучше сказать, рассказ о медведице, создан по этому способу, который так редко удается писателям менее гениальным, менее проникнутым духом народных созданий» (Поливанов. С. 146). А Н.Н. Страхов в 1868 году отметил необыкновенную удачу Пушкина при создании болдинских сказок 1830 года: «Другое чудо, еще более удивительное представляют подражания Пушкина народным стихам. Дух и склад народной поэзии уловлены так, что сомневаешься, действительно ли это сочинено Пушкиным, а не подслушано у народа» (Поливанов. С. 146).

Однако поэт не «подражал» народным сказкам. У него была другая задача. Используя народные сказочные сюжеты, простонародную лексику, опираясь на народные представления о явлениях жизни, привлекая истинные детали народного быта, он творил произведения в сказочном духе, совершенно отвечающие народному сознанию и родственные ему. Судьба пушкинских сказок, всеобщее приятие их на протяжении почти двух столетий тому свидетельство.

Через год, летом 1831 года Пушкин с женой жили в Царском Селе под Петербургом. Снова свирепствовала холера, и Царское было окружено карантинами. В июле сюда переехал из холерного Петербурга царский двор, и Жуковский, воспитатель наследника престола, стал соседом Пушкина, они встречались ежедневно и читали друг другу все написанное каждым за долгие месяцы разлуки.

Когда Жуковский прочитал «Сказку о попе», он был в восхищении и затеял состязание, в котором они с Пушкиным должны были написать по стихотворной сказке. Из сказочных текстов, записанных Пушкиным в Михайловском, оба избрали для себя сюжеты. Жуковский даже два; нянино повествование о Кащее бессмертном вылилось у него в «Сказку о царе Берендее, о сыне его Иване Царевиче, о хитростях Кащея Бессмертного и о премудростях Марьи-царевны, кащеевой дочери», а текст «Царевна заблудилась в лесу» преобразился в «Спящую царевну». А у Пушкина нянин текст «Некоторый царь задумал жениться» преобразился в «Сказку о царе Салтане, о сыне его славном и могучем богатыре князе Гвидоне Салтановиче и о прекрасной царевне Лебеди». В течение августа оба поэта с удовольствием работали над сказками, а само соревнование их обернулось важным литературным спором, в который оказались втянуты многие современники и в котором решалась судьба русской литературной сказки. Однако разговор об этом впереди.


Г. Чернецов. Крылов, Пушкин, Жуковский и Гнедич в Летнем саду. 1832


Сюжет о Салтане занимал Пушкина давно: впервые он записал его в 1822 году в виде короткой программы «Царь не имеет детей», в ней сюжет будущей сказки уложился только в самых общих и приблизительных чертах (Летопись. Т. 1. С. 309). Запись няниной сказки «Некоторый царь задумал жениться, но не нашел по своему нраву никого» довольно пространна и соответствует в общих чертах содержанию пушкинской сказки. Летом 1828 года поэт уже начинал над ней работать, записал в рабочей тетради первые 14 стихов начала и прозаическую программу продолжения, но тогда же остановился (Летопись. Т. 2. С. 398399).

Эта радостная, веселая, многоцветная сказка, в которой нет непоправимого зла, а жестокость, злоба и обман, без которых не обходится ни одна сказка, в конечном счете оборачиваются на благо героев, была закончена 29 августа 1831 года. Пушкин избрал для нее стихотворный размер, каким до сих пор не писал четырехстопный хорей с парными рифмами, мужскими и женскими попеременно. Интересно, что и Жуковский избрал тот же размер для своей «Спящей царевны», но только с мужскими рифмами. Возможно, поэты договорились использовать один размер в своей работе. В том и другом случае получился стих свободный и живой, вполне соответствующий «отрывистому слогу сказки», гармонирующему с наивным сказочным тоном. Верно угаданный размер оказался наиболее подходящим для рифмованного стиха сказки. Позже Пушкин написал им «Сказку о мертвой царевне и семи богатырях» и «Сказку о золотом петушке», а в будущем им воспользовался и П.П. Ершов для своего «Конька-горбунка», которого наравне со сказками Пушкина приняла и затвердила вся Россия.

Первым отозвался на новые сказки двух поэтов Гоголь, слушавший их в августе в Царском Селе. Через некоторое время (2 ноября 1831 г.) он писал своему приятелю Данилевскому: «Почти каждый вечер собирались мы, Жуковский, Пушкин и я. О, если б ты знал, сколько прелестей вышло из-под пера сих мужей! У Пушкина сказки русские народные не то, что "Руслан и Людмила", но совершенно русские Боже мой, что-то будет далее? Мне кажется, что теперь воздвигается огромное здание чисто русской поэзии». Гоголь первый осознал тот огромный шаг в становлении народного начала русской литературы, который делал Пушкин, и одновременно чутко уловил разницу между созданиями двух поэтов.

Исходя из одной, казалось бы, идеи и одного материала (сказок Арины Родионовны), поэты создали произведения, обнаружившие разный подход не только к народно-сказочному миру, но и разное понимание народного творчества вообще. Фольклорные интересы Пушкина на протяжении его жизни достаточно изучены, они этапы его пути к народности. Понимание фольклора как одной из форм постижения народного духа и одновременно как способа его выражения, к началу 1830-х годов вполне у него сложилось. Синтез всех фольклорных элементов Пушкин видел именно в сказке.

Обращаясь к народной сказке, он интуитивно нашел свой метод работы над нею, родственный методу русских сказителей. И, создавая сказку, свободно отбирал сюжет, детали, мотивы из разных источников русских и иностранных, устных и книжных, заботясь лишь о главном: передать точно дух народного произведения, сохранить верность его структуре, то есть воспроизвести тип подлинной фольклорной сказки, сохранить народный взгляд и народное понимание ее смысла.

Каждая сказка Пушкина как бы действующая модель, созданная по фольклорной системе, но не обязательно только из фольклорных материалов. Смысл работы в воспроизведении национального сознания. Если это удается, то не важно, из каких кирпичиков строится целое.

Это положение прекрасно иллюстрирует история создания «Сказки о рыбаке и рыбке» (написана в Болдино в октябре 1833 г.). Очень долго ее считали «самой народной» у Пушкина. Вс. Миллер, исследователь конца девятнадцатого века, считал даже, что поэт полностью заимствовал этот сюжет из русского фольклора, плененный его «ясностью и нравственной чистотой», и, обработав, «возвратил народу алмаз в форме бриллианта чистейшей воды» (Цит. по: Азадовский М. Литература и фольклор. Л., 1938. С. 66).

Но среди русских сказок нет сюжета аналогичного пушкинскому! На европейской территории России и в Сибири распространена совсем иная формула народного сюжета о наказании жадной старухи. По ней желания исполняют чудесное дерево, святой, живущий на дереве, птичка-дрозд, коток-золотой лобок, грош; завершается сюжет всегда превращением старика и старухи в зверей медведей, свиней, быка и свинью. И ни в одной русской сказке нет ни рыбки, ни моря.

Назад Дальше