Кристина Французова
Ревность
От автора: мысли вслух, навеянные прочтением сборника писем Анны Ахматовой. Использованные эпиграфы не являются основополагающими, но тем не менее идеально передают общий дух.
Часть 1. Ревность.
Любовь всех раньше станет смертным прахом.
Смирится гордость, и умолкнет лесть.
Отчаянье, приправленное страхом,
Почти что невозможно перенесть.
Любовь покоряет обманно,
Напевом простым, неискусным.
Ещё так недавно-странно
Ты не был седым и грустным.
И когда она улыбалась
В садах твоих, в доме, в поле,
Повсюду тебе казалось,
Что вольный ты и на воле.
Был светел ты, взятый ею
И пивший её отравы.
Ведь звёзды были крупнее,
Ведь пахли иначе травы,
Осенние травы.
А. Ахматова, 1911
Глава 1
Ранним утром, когда за окном только рассвело серые, недовольные тучи надёжно перекрыли дорогу солнцу, но рассвет всё равно наступил дверь в палату распахнулась, и я увидела совсем не того, кого ждала и кто должен был приехать самым первым.
Доброе утро, Мирослава Андреевна. Я привёз для вас сумку, мужчина вежливо поприветствовал и протянул в мою сторону сложенный в несколько раз чёрный спортивный баул.
Володя? Доброе утро. А где Георгий? отразившиеся в моём голосе недоумение и растерянность скрыть не удалось.
У шефа возникли непредвиденные дела на работе, я здесь по его поручению. Не спешите, собирайтесь, я подожду столько, сколько потребуется. Здесь рядом, в коридоре.
Я смолчала, по-прежнему стискивая в руках порожнюю сумку.
«Она пуста так же, как и я», глупое сравнение резало без ножа.
К моему оправданию, сейчас мне сгодилась бы любая, даже крошечная поддержка пусть её не рассмотреть с первого взгляда, но если она есть, невидимая и могущественная, и от любимого мужа, то приобнимая за талию, она не позволит согнуться под тяжёлой ношей чтобы жизненный мрак разбавился рассветным туманом.
А серый это уже не чёрный, ведь так? Но если муж был занят, что ж Каждый из нас переживал горе, и каждый по-своему справлялся с ним.
Вещи я складывала, не задумываясь, прокручивала в голове недавнюю сцену. Почему Гера не приехал? Что настолько срочное приключилось на работе? Одежды у меня было не много: два халата, несколько пижам, домашний брючный комплект, тапочки, предметы гигиены. Я переоделась в спортивный костюм, который с вечера оставил Георгий. И ведь ни словом, партизан, не обмолвился, что у него на утро запланированы важные дела. Хотя ему прекрасно известно о моём далёком от приподнятости настроении.
«Ты постоянно забываешь одну важную вещь, Мира. Подавленное состояние не у тебя одной», внутренний голос мудрее меня самой. Конечно, я не имела права упрекать, раз уж сама кругом виновата.
Стянув потускневшие волосы в низкий хвост, я поплескала в лицо ледяной водой. Видок у меня был ещё тот. В таких случаях чаще всего говорят в гроб краше кладут. «Тьфу, тьфу. Сплюнь дурная, шутить про гроб в больнице».
Да, Мира, довела себя, пробормотала отражению в зеркале. А после тряхнула головой и решительно вернулась в палату из смежной туалетной комнаты.
Должна признать, что муж не поскупился. После того как мне сделали экстренную операцию во время отдыха на море, Гера в срочном порядке устроил мою перевозку в родной город. Королевский уход, который мне организовали можно было принять за санаторный, если бы не скорбный повод Отдельная палата, туалет совмещён с душевой кабиной, напротив кровати широченная плазма. Муж даже расщедрился на услуги личной медсестры. Валечка целыми днями просиживала рядом со мной, заставляя голову раскалываться от боли по причине неумолкаемой трескотни. Но как бы я ни мечтала накрыть очаровательную белокурую головку подушкой, чтобы приглушить хотя бы на время бесконечный поток слов, льющийся из не менее очаровательного ротика-бантиком. Но я, проявив недюжинную стойкость и мужество, сдерживала себя. А всё потому, что, слушая истории из жизни юной девушки, я на время отстранялась от собственных невзгод, бежала от невыносимой боли, разрывающей моё несчастное сердце на части каждый проживаемый день.
«Она идёт по жизни, смеясь» пели когда-то. Жаль, что поэт не удосужился уточнить, кто кого пересмеёт в итоге, та, которая она, или которая жизнь. Мне же судьба ясно дала понять, что владела чёрным юмором на уровне выше гроссмейстерского и подпоясывалась чёрным поясом карате. Может пришло и моё время «собирать камни»
Планшет, зарядка, мобильник отправились в небольшой кожаный рюкзак, его я повесила на плечо. Напоследок оглянулась на некогда пышный букет из роз и хризантем в плетёной корзинке. Цветки за время пребывания в больнице успели пожухнуть и свесить горемычные головки, бесследно утратив красоту. Очарование и нежность лепестков растворились в прошлом, откуда не возвращались. По крайней мере в первозданном виде, разве только сменив шелка и бархат на пепел и тлен.
«Очень похоже на меня», промелькнуло очередное сравнение под диктовку угрызения совести и мрачного сожаления. Я открыла дверь и, вытянув шею, выглянула в коридор; Володя, как обещал, сидел неподалёку в кресле для посетителей, но при моём появлении моментально подскочил.
Мира Андреевна, Георгий Родионович строго-настрого запретил вам носить что-то тяжелее телефона. Поэтому все сумки отдайте, пожалуйста, мне.
Я внимательно посмотрела на крепкого плечистого мужчину, преградившего путь. Его брови недовольно хмурились, углубляя борозду на переносице, делая молодое лицо значительно старше:
Так сумка в палате, я не поднимала её.
Тогда Володя сделал ещё шаг, подходя ближе, почти вплотную, и осторожно подцепил лямки рюкзака с плеча.
Говоря все сумки, эту я тоже имею в виду, Мира Андреевна.
Слегка наклонившись, я позволила лямкам скатиться вниз по руке и перехватила кистью.
Мне для выписки, вероятно, понадобятся документы, а они в рюкзаке, со словами безропотно протянула мужчине ношу.
Не переживайте, у меня приказ не отходить от вас ни на шаг.
Володя ушёл в палату за большим баулом, а я задумалась над его последними словами. Муж не приехал за мной на выписку, но позаботился о комфорте. Или не комфорт тому причина? Больше смахивало на контроль. Но Георгий никогда не демонстрировал обидных подозрений или ревности, чтобы вдруг потребовался контроль. Пф, это даже смешно, подумала и отмахнулась от нелепицы.
Честно говоря, порою я завидовала сама себе. Да, со мной и такое случалось. Но со всей искренностью я верила, что выиграла в многомиллионную лотерею, умудрившись повстречать на жизненном пути такого невероятного мужчину, как мой любимый супруг. Расписались мы семь лет назад, до этого встречались около года. И ни разу, за всё время Гера не дал ни единого повода усомниться в наших взаимных чувствах. Когда закончилась пора первой влюблённости (столкновений с повседневным бытом никому не избежать, разница лишь в степени повреждений после удара), я по-прежнему чувствовала глубокую привязанность и уважение к нему. Ждала его каждый вечер с работы и не могла сдержать порывов, рвущихся из глубины души, расцеловать при встрече и прижаться к нему всем телом, вдохнуть неповторимый, приевшийся, но самый любимый аромат, понежиться в крепких, надёжных руках, сжимающих в ответ до хруста в рёбрах.
Первые годы об ужине вспоминалось только после того, как с положенным интимному моменту чувством и страстью исполнялся супружеский долг. Постепенно, со временем нам удалось укротить эмоциональную бурю. А последние полгода примерно, в наш быт незаметно вошла новая семейная традиция: отныне мы ужинали, словно великосветская интеллигентная пара, чинно восседая за длинным обеденным столом, накрытым шуршащей накрахмаленной скатертью. И только после трапезы, либо после того, как Георгий уделял внимание незавершённым рабочим делам, мы исступлённо и без оглядки отдавались взаимным ласкам.
Можно идти в регистратуру. Володя бесцеремонно ворвался в мои размышления.
С бумагами закончили быстро. Оказалось, что вчера муж всё подготовил и забрал с собой рецепты и график приёма лекарств. Поэтому от меня потребовался только паспорт и несколько подписей.
Улица встретила запахом сырости и промозглостью. Но даже унылая погода не давила сильнее, чем здание, которое я покидала. На календаре середина сентября. Низкие свинцовые тучи, нависшие над городом, вместе с порывистым ветром и моросью зловеще пугали, что солнце будет выкатываться на небо всё реже и реже. Я поёжилась.
Пойдёмте быстрее, Мира Андреевна, пока вы не замёрзли. Извините, я не знал, что нужно захватить куртку. Но машина недалеко. Володя не оставил без внимания мою зябкость. А я в ответ скорчила недовольную мину. Забота это, бесспорно, положительное человеческое качество, но, когда её становилось чересчур, невольно появлялось желание раздвинуть личные границы. Или за меня говорили приобретённые в больничных стенах капризы.
Широкий размашистый мужской шаг не чета моему дрожащему, пугливому. Когда я подошла к припаркованному внедорожнику, Володя успел сложить сумки в багажник и терпеливо поджидал, предусмотрительно открыв заднюю дверь. Путь домой показался слишком коротким. Я даже заметила, что несколько раз оглянулась. Странное чувство, учитывая, что как правило все нормальные люди, кто покидал лечебные учреждения, наоборот, стремились уехать как можно дальше и чем быстрей, тем лучше. Меня подташнивало, и незнакомое беспокойство шевелилось возле солнечного сплетения.
«Самое страшное, что могло произойти, я пережила две недели назад».
«Нужно время. Вокруг тебя лишь отголоски, что приносит злое эхо».
Перед самым входом в особняк, я потопталась досадливо хлопнула себя по бёдрам и тогда перешагнула порог. Наш с мужем дом, всегда казался мне слишком большим, пустым и холодным. В нём не хватало житейского шума, но дорогого для любой семьи детского смеха и лая собак; уют и тепло старательно обходили дом стороной, не прельщаясь богатым, роскошным убранством. Первый этаж удивлял высоченными потолками, мраморными полами и огромной хрустальной люстрой в холле. На стенах дорогие полотна картин, обрамлённые в затейливые рамы. Напротив входной двери широкая центральная лестница, разветвляющаяся после первого пролёта на два ручейка, упиралась в огромную картину почти два метра высотой, на которой изображены я с мужем в день бракосочетания. Художнику пришлось писать картину по фото. Поскольку Гера категорически отказался позировать, ссылаясь на занятость, но стребовал у несчастного выполнение заказа в лучшем виде и в установленный срок. Поэтому позировать мне приходилось одной. Не совсем одной Просто Гера вместо себя присылал кого-то из охранников со своей фотографией. И смех, и грех, одним словом. Но в этом был весь Георгий я хочу, мне надо, значит остальные подстраивались под сумасшедшую карусель обстоятельств, учинённых мужем.
Мирушка, ты вернулась! Дородная женщина пятидесяти пяти лет в цветастом фартуке со следами муки на лице обняла меня крепко, по родному, прижимая к внушительному бюсту.
Здравствуй, тётушка, давно не виделись.
Вдоволь насмотревшись на меня, она прижала руки к груди, унимая сердце, а за линзами очков блестели капли непролитых слёз.
Ох, горюшко какое, Мира. Как же так? За что же вам с Герушкой столько испытаний? Ох, бедные-бедные дети.
Полно те, Мария Мстиславовна, что ж ты слёзы льёшь. Итак тошно, не рви душу, прошу.
Конечно-конечно, Мирушка. А я тут тесто поставила. Герушка, молодец-то какой, вчера предупредил, что тебя привезут сегодня. Вот с утра пораньше я и расстаралась.
Неужто вкусными булочками побалуешь? Приветливо улыбнулась беспокойной женщине.
Конечно, твоими любимыми, с орехами. Как не побаловать, когда любое горе нужно как следует заесть, чтобы изгнать поганой метлой из души и из сердца. Чем вкуснее и сытнее заешь, тем быстрее сможешь вернуться в привычную колею. Или ты со мной желаешь поспорить? Её тревожный взгляд блеснул хитрецой.
С тобой никто не рискнёт спорить, тёть Маш, сразу признала поражение и смиренно опустила голову. Сердобольная женщина тут же чмокнула меня в макушку, но я резко отстранилась.
Я же после больницы, дай мне прежде помыться и смыть с себя ужасный запах лекарств.
Кстати о лекарствах. Имей в виду, что твои таблетки у меня, с утра ребята смотались в аптеку и всё привезли. Герушка оставил мне график приёма, поэтому ни о чём не беспокойся, отдыхай, а я сама за всем прослежу.
Ну зачем ты! Вина мгновенно растопырилась изнутри иголками, я недостойна заботы чуткой женщины: Я не маленькая девочка и позабочусь о себе сама. У тебя полно хлопот на кухне.
Тю, разве то хлопоты, протянула тётя и пухлой рукой разогнала мои надуманные возражения, сплошное удовольствие. И вообще, не серди меня. Сказала, что принесу сама, значит не перечь. Ой! громко воскликнув, она всплеснула руками, прикладывая ладони к раскрасневшимся щекам, тесто наверно убежало, после чего поспешно развернулась и скрылась на её любимой кухне, которую уже много лет по праву считала своей вотчиной.
Мария Мстиславовна приходилась Георгию родной тёткой по отцу. У женщины не было своих детей, муж умер рано, угорел по пьянке в бане. А Гера, когда отстроил свой огромный особняк так сразу и забрал тётю к себе. Та же, проявив невиданные кулинарные способности, умудрилась подмять все кухонные дела под себя. Ребята из охраны, которые жили на территории, примыкающей к особняку, в одном из флигелей, настолько полюбили стряпню Марии Мстиславовны, что практически носили женщину на руках. По крайней мере, стоило той попросить кого-то об услуге, просьба выполнялась в мгновение ока. Гера с хитрецой и снисходительностью поглядывал на творимое самоуправство, но вместе с тем не позволял парням выходить за рамки. Работа прежде всего, для остального свободное время. Поэтому парни научились распределять задания между собой. Если кто-то из них оказывался свободен, то именно ему выпадала честь исполнять прихоти Марии Мстиславовны.
Также за домом, вернее, за садом вокруг присматривал дед Василий. Он обитал неподалёку, в соседнем посёлке. И несколько девушек-домработниц, которые, согласно договорённости с клининговым агентством, приезжали раз в неделю, обычно по понедельникам, чтобы провести уборку в доме. А за ежедневным порядком в обжитых комнатах со вторника по пятницу следила внучка деда Василия Алина. И только в воскресенье особняк замирал. Мария Мстиславовна занималась личными делами или, как часто бывало, уезжала в город повидаться с подругами. А мы с Герой оставались одни, именно эти моменты я любила больше всего. По воскресеньям он не отговаривался работой и весь день не отходил от меня.
Мы нежились и упивались минутами, проведёнными наедине. В такие дни любые комнаты особняка могли стать невольными свидетелями проявления наших неистовых чувств. Гера любил периодически обновлять разные поверхности. После чего в понедельник я красная от смущения и неловкости перед клининговой службой скрывалась в самом дальнем и необитаемом углу дома. Или же убегала подальше в сад на заднем дворе, или помогала тёте Маше по хозяйству. Именно в этот день я старалась записаться к косметологу или парикмахеру. Гера не ограничивал и не сдерживал себя, делом доказывая, насколько сильна его любовь, в следствие чего биологические жидкости могли оказаться в совершенно неожиданных местах. Он-то в понедельник уезжал в офис на работу, а я оставалась одна посреди пустующих комнат, не считая кухни и хозяйничающей в ней тётушки. Пока однажды не застала разговор двух девиц, мерзко хихикающих и обсуждающих нашу с мужем бурную сексуальную жизнь. С той поры я предпочитала исчезать с поля зрения уборщиц. Возможно, кто-то сочтёт меня глупой трусихой, но попадать в прицел грязных сплетен не каждому придётся по душе.