Виктор Калитвянский
Уроки советского
Вместо предисловия
Когда собираются старые друзья это праздник.
Когда дружбе пятый десяток, это праздник навсегда.
И вот мы сидели и наслаждались нашим дружеским общением. Нам было о чём вспомнить, что обсудить, о чём поспорить. Но и споры наши были такими, что всегда завершались общим согласием.
А затем один из нас заговорил о советской власти, о том, как нам жилось тогда, о крахе Советского Союза. Слово за словом и вдруг выяснилось, что дружеский круг раскололся. Какая-то недобрая тень несогласия легла между нами.
Мы попытались как-то прогнать эту тень, нам хотелось вернуть ту лёгкую, счастливую атмосферу, которая ещё недавно витала меж нами.
Но она не возвращалась слишком серьёзным было то, что разделило нас.
Эта линия мировоззренческого раздела проходит сейчас по всему российскому обществу.
Мы живём в XXI веке, а до сих пор не имеем общего мнения по главному вопросу: что же это такое XX век для России?
Столетие невиданных доселе свершений?.. Столетие подвига?.. Столетие неудач?
В XX веке Россия пережила две государственные катастрофы: в 1917 и в 1991 годах.
В начале века почти в одночасье на исторических часах исчезла гигантская империя, которая в предыдущие двести лет всегда была одним из главных действующих лиц мировой истории.
Исчезла Российская империя и на её месте возникла новая: по форме демократическая страна, а по сути тоталитарная империя, которая стала одним из победителей в самой страшной войне за всю историю человечества.
Снова Россия как ядро Советского Союза решает судьбы мира, является одним из главных игроков мировой политики.
И вот на рубеже 90-х годов это огромное государство тоже в очень короткий срок исчезает с мировой арены
Несомненно, XX век для большинства стран планеты Земля не был периодом спокойного развития и процветания. Чего стоят две мировые войны, которые нанесли громадный урон.
Вместе с тем последствия мировых войн и всего столетия для ведущих мировых держав весьма различны.
США, вступившие в первую мировую войну провинциальным союзником Англии и Франции, сегодня ведущая мировая держава, первая по экономическому развитию.
Германия, наряду с Россией наиболее пострадавшая в мировых конфликтах, в начале XXI века процветающее демократическое государство. Дважды потерпевшая поражение в мировых войнах, дважды заплатившая репарации победителям, Германия производит валовой внутренний продукт на душу населения в разы больше, чем Россия.
Япония во многом повторила путь Германии.
В лидерах Франция, Англия, Италия, Канада.
В лидеры рвутся Индия, Китай, Бразилия.
Россия же по общему мнению числится в мировых лидерах лишь по причине наличия у неё ядерного оружия да ещё потому, что владеет огромными запасами природных продуктов.
По многим показателям Россия в группе второразрядных, так называемых развивающихся стран.
Звучат пессимистические оценки о будущем России: население уменьшается, когда-нибудь иссякнет запас природных богатств.
Что же случилось с Россией в XX веке? Почему оказался так короток путь от внешнего могущества после триумфальной победы во второй мировой войне до нынешнего, невесёлого положения?
Вот уже несколько десятилетий мы пытаемся ответить на этот вопрос, но ответа, который бы удовлетворил всех, нет.
Треть населения страны сожалеет о разрушении СССР. Эта треть полагает, что Советский Союз был мощным государством, а советская власть всемерно пеклась о народных нуждах.
Вторая треть тоже сожалеет о распаде СССР как политического образования, но коммунистическую власть называет преступной, а её исчезновение закономерным.
Последняя треть, как правило, своего мнения не имеет и черпает суждения обо всём на свете из телевизора, хотя зачастую не отдаёт себе в этом отчёта.
Ожесточённые дискуссии о нашем недавнем прошлом продолжались все 90-е годы XX века, продолжаются они и сейчас, в XXI веке.
Не дерзая претендовать на окончательные ответы, автор в меру своих сил и способностей размышлял в этой книжке над этими вопросами.
А что из этого вышло судить читателю.
Великие вехи
1917. Народ и революция
Русская революция возможна была только как аграрная революция, опирающаяся прежде всего на недовольство крестьян и на старую ненависть их к дворянам-помещикам и чиновникам Только аграрная революция, которая есть не только революция социально-экономическая, но может быть прежде всего революция моральная и бытовая, сделала в России возможной диктатуру пролетариата, вернее, диктатуру идеи пролетариата.
Николай Бердяев
Попыткам понять причины русской катастрофы 1917 года уже более ста лет.
Захватившие власть большевики дали простую и ясную формулу: «Февральская революция смела царское самодержавие. Однако пришедшее к власти буржуазное Временное правительство не удовлетворило народных требований Только социалистическая революция и диктатура пролетариата могли удовлетворить чаяния народа: вырвать страну из войны, осуществить конфискацию помещичьих земель и передать их крестьянам, превратить фабрики и заводы в собственность всего народа, преодолеть хозяйственную разруху и опасность экономического краха, уничтожить национальный гнёт, неравноправие народов».[1]
Противники большевиков искали другие ответы.
Одними из первых были русские религиозные мыслители, которые по горячим следам событий, летом 1918 года готовят сборник «Из глубины» (выйдет в свет тремя годами позже).
Вот что они писали.
«Если бы кто-нибудь предсказал ещё несколько лет тому назад ту бездну падения, в которую мы теперь провалились и в которой беспомощно барахтаемся, ни один человек не поверил бы ему. Самые мрачные пессимисты в своих предсказаниях никогда не шли так далеко, не доходили в своём воображении до той последней грани безнадёжности, к которой нас привела судьба», Сергей Франк.[2]
Кто виноват в катастрофе?
«Революция произошла тогда, когда народ пошёл за интеллигенцией Великое народное движение, во всяком случае, должно было произойти в результате кризиса русской жизни, усугубленного войной. Но путь, по которому пошёл народ, был указан ему интеллигенцией. И в том, что революция приняла такой вид, виновны не одни большевики, но вся интеллигенция, их подготовившая и вдохновившая», Валериан Муравьев.[3]
Что же делать? Что предлагали русские философы?
«На том пепелище, в которое изуверством социалистических вожаков и разгулом соблазнённых ими масс превращена великая страна, возрождение жизненных сил даст только национальная идея в сочетании с национальной страстью. Это та идея-страсть, которая должна стать обетом всякого русского человека Она должна овладеть чувствами и волей русских образованных людей и, прочно спаявшись со всем духовным содержанием их бытия, воплотиться в жизни в упорный ежедневный труд», Пётр Струве.[4]
При всём уважении к русским религиозным интеллектуалам следует признать, что суть этого коллективного труда всего лишь растерянный философский вопль. В этом вопле недоумение, непонимание, ужас, проклятия собственному «народу-богоносцу», который разрушает историческое государство и самою плоть жизни; проклятия виновникам революционного хаоса русской интеллигенции; надежда только на господа бога и какого-то совсем другого русского человека, который одумается, прекратит насилие и разбой, проникнется новой «идеей-страстью» и встанет на путь служения «великому Божьему и земскому делу»
Русская антибольшевистская мысль продолжала искать ответы в эмиграции. В дополнение к метафизическому анализу веховцев появились оценки причин революции, которые высказывали лидеры либеральной общественности той самой, которая пришла к власти после падения монархии, но власть не удержала.
В 1929 году в Париже в журнале «Современные записки» начали публиковаться мемуарные статьи видного деятеля кадетской партии Василия Маклакова, которые позже, в 30-е годы, составят книгу его воспоминаний «Власть и общественность на закате старой России». Главная мысль маклаковских мемуаров была такова: что либералы могли, но не сумели договориться с действующей властью о совместной деятельности по реформированию существующего политического порядка и тем самым обрекли страну на катастрофу.
«У либерализма не было самостоятельной силы, писал Маклаков. Она ещё была у исторической власти, которая тогда готова была идти на уступки; при соглашении её и либеральной общественности можно было идти путём эволюции и в союзе с исторической властью Великие реформы продолжать и закончить».[5]
Взгляды Маклакова подверглись критике со стороны его бывших однопартийцев. В ответ на обвинения в том, что кадеты прибегали к тактике борьбы с властью, когда нужен был компромисс, бывший лидер кадетов Павел Милюков отвечал, что «эта борьба должна была вестись не революционными, а парламентскими методами: в этом и заключался смысл существования партии и её воспитательная роль по отношению к обществу Формы парламентской борьбы оказались неприменимыми вследствие непримиримой тактики власти. Но ведь эта неприменимость форм мирной борьбы и открыла путь методам революционным. Маклаков хочет, чтобы никакой борьбы не было, а был бы компромисс. Но бессилие партии компромисса во что бы то ни стало, каковой была партия октябристов, бессилие компромисса на самой умеренной программе, как нельзя лучше демонстрирует невозможность той роли, которую он навязывает кадетам и которую он считает истинным выражением русского либерализма».[6]
По иронии русской исторической судьбы главный сторонник компромисса с царской властью «во что бы то ни стало» лидер «октябристов» Александр Гучков к 1916 году становится сторонником насильственной смены власти. «Вся хозяйственная, экономическая жизнь страны катилась под гору, потому что та власть, которая должна была взять на себя организацию <> тыла, была и бездарна, и бессильна, говорил Гучков на допросе в Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства. В этот-то момент для русского общества, по крайней мере, для многих кругов русского общества и, в частности, для меня стало ясно, что <> во внутренней жизни пришли мы к необходимости насильственного разрыва с прошлым и государственного переворота <> Вина, если говорить об исторической вине русского общества, заключается именно в том, что русское общество, в лице своих руководящих кругов, недостаточно сознавало необходимость этого переворота и не взяло его в свои руки, предоставив слепым стихийным силам, не движимым определённым планом, выполнить эту болезненную операцию».[7]
Наш великий писатель Александр Солженицын, закончив одну из частей «Красного колеса» «Март Семнадцатого» почувствовал «органическую потребность: концентрированно выразить выводы из той массы горьких исторических фактов». В течение 19801983 годов он пишет большую статью «Размышления над Февральской революцией» и пытается понять причины революции.[8]
У Солженицына в революции виноваты все.
Монархия как институт «как бы заснула. После Столыпина она не имела ясной активной программы действий, закисала в сомнениях. Слабость строя подходила к опасной черте».
Дворянство как класс «столько получивший от России за столетия, так же дремал, беззаботно доживая, без деятельного поиска, без жертвенного беспокойства, как отдать животы на благо царя и России. Правящий класс потерял чувство долга, не тяготился своими незаслуженными наследственными привилегиями, перебором прав, сохранённых при раскрепощении крестьян, своим всё ещё, и в разорении, возвышенным состоянием».
Церковь в дни величайшей национальной катастрофы «и не попыталась спасти, образумить страну. Духовенство утеряло высшую ответственность и упустило духовное руководство народом. Масса священства затеряла духовную энергию, одряхла».
При всем том, по Солженицыну, не пропала бы страна, «сохранись крестьянство её прежним патриархальным и богобоязненным. Однако за последние десятилетия обидной послекрепостной неустроенности, экономических метаний через дебри несправедливостей одна часть крестьянства спивалась, другая разжигалась неправедной жаждой к дележу чужого имущества Это уже не была Святая Русь».
Что касается интеллигенции, образованного общества, либералов им достаются самые нелестные эпитеты и характеристики.
По мнению Солженицына, Россия избежала бы революции в том случае, если бы власть монарха была незыблема и он бы защищал эту власть во что бы то ни стало; если бы дворянство проснулось от своей спячки и снова стало лидирующим государственным сословием; и главное чтобы крестьянство под руководством церкви оставалось бы тем же патриархальным сословием, каким оно было многие сотни лет, молчаливо и терпеливо несла бы тяготы и повинности, обеспечивая самоё существование государства
К 90-м годам прошлого века среди немалой части историков и публицистов в России сложилась, во многом под влиянием авторитета Александра Солженицына, такая формула: предреволюционная Россия, ведомая Петром Столыпиным и его идеями даже после его смерти, развивалась успешно; если бы не мировая война, то никакой революции не случилось бы; «либералы» раскачали лодку, а когда монархия пала, власть удержать не сумели.
Эта формула всем хороша, кроме одного, но самого главного: она не объясняет причин и результатов революции. Тезис «либералы раскачали лодку и трёхсотлетняя империя пала» не выдерживает серьёзной критики. Грандиозная русская революция, полностью уничтожившая прежний строй жизни огромной страны, предстаёт каким-то случайным эпизодом, а глубоких причин её не находит даже такой упорный исследователь, как Солженицын, который чуть ли не в лупу рассматривает предреволюционные события. В конце концов, он приходит к выводу, что виноваты все. Но ведь если виноваты все это означает, что никто не виноват
27 сентября 1915 года газета «Русские ведомости» опубликовала статью Василия Маклакова «Трагическое положение». В статье автор предлагал читателям представить такую ситуацию: по горной дороге едет автомобиль, управляемый безумным шофёром, который не хочет уступить руля. Вырывать руль опасно, но ведь автомобиль вот-вот сорвётся в пропасть Читатели прекрасно поняли Маклакова, в безумном шофёре все узнали императора Николая.
Но что же делать обществу в таких случаях когда судьба государства в руках неадекватных правителей?
В современном демократическом государстве существует сложная процедура принятия важных государственных решений. Исполнительная власть имеет определённые права по принятию решений, эти права ограничены конституцией, законом и традицией. Закон и право регулируются законодательной властью. Законодательная власть избирается гражданами. Возникающие проблемы с законом и его применением решаются властью судебной. За всеми решениями трёх первых властей наблюдает четвёртая свободная пресса.