Они будто закрылись в ЭльКрафте, где вместо стен зеркала.
Снаружи их видели все, а они видели только себя.
Артур! заорал у него над ухом Никита.
Сдвинув брови, Варламов отвёл взгляд от Улановой, что изображала танец яблочка.
ЧТО?! рыкнул он, крепче сжав бутылку.
Я говорю, ко мне можем поехать с бабами! У меня родители свалили! сообщил Авижич и без предисловий хлестнул: Чего ты их пасёшь?
Сука, неужели так заметно?
Да мне насрать на них! гневно выплюнул Артур.
Никита прищурился и поднял уголок рта в саркастической ухмылке.
Тупой ублюдок. Никогда не слышит слов, зато отлично видит, кто у кого на выпасе.
Они ведут себя, как дебилы! раздув ноздри, прошипел Варламов.
Убедительнее, убедительнее.
Самое время изобразить, что он без ума от подруги авижичской бабы.
Что он готов полцарства положить за этого коня.
Потому что он послал их сраную подругу, и они сейчас нам не дадут! И вечно так! Не могут заткнуть хлебала! Не могут быть как я попроще! А теперь ещё и эта заучка!
Петренко на танцполе усиленно повторял за Елисеенко украинский танец вприсядку, то и дело падая на сраку. Уланова, согнувшись пополам, вытирала слёзы от смеха.
Да ладно, нормальная она, глядя туда же, мирно отозвался Никита. Далеко не такая заучка, как тот же Елисей.
Спокойствие в голосе Авижича подогрело злобу и швырнуло её выше.
Теперь этот кипучий котёл бурлил уже в переносице.
Сбоку замаячили чеховские силуэты, и Артур хмуро подвинулся, пропуская обратно на диван Татьяну и её телохранителя.
Брось, проговорил Авижич, будто услышав его мысли. По-моему, прикольно. Один показывает, остальные повторяют. Расчехлись, чувак, давай не будем обсирать друг другу вечер.
Музыка стихла; со сцены весело и задиристо заорал диджей. Барабанные перепонки могли отдохнуть; настал «час конкурсов и реклам».
Яблочко! проорал Олег, плюхнувшись на диван первым; от него пахнýло пóтом, смешанным с лимонно-морским дезодорантом. Яблочко, Вера, было самым зрелищным! Вне конкуренции!
Отъехав в угол диванчика, он столкнулся с Никитой и шутливо ударил его в плечо жилистым кулаком. Втиснувшись на диван следом за Леопольдом, Уланова иронично закатила глаза, обмахивая ладонями разгорячённое лицо.
Нет. Елисеевская присядка победила, припечатала она. Хрен мы её повторили.
Я повторил! возмутился Петренко, шумно вскрывая очередную банку с пивом. Пить, пить Сука, сдохну сейчас Я всё повторил!
Повторил, да жопу отбил, лукаво парировала Уланова.
Елисеенко, что сел на диван последним, звучно расхохотался.
И хохотал куда дольше, чем весила шутка.
Хмыкнув, Артур демонстративно отвернулся. Каждую клетку тела заполняло унылое одиночество. Ему здесь больше не было места.
Пора пить что-то покрепче. Быть трезвым уже наскучило.
За спиной разливался трескучий бас Авижича. Он громогласно рассказывал троице, как их танцы выглядели со стороны, и зычно смеялся; смеялись и они.
Кто бы ни смеялся и как бы громко он это ни делал переливчатый смех Улановой всегда умудрялся вырваться на поверхность шума.
К каждой бочке затычка.
Я думал к вам уже пойти, настолько зрелищно выглядело, наконец добубнив свою былину, Авижич подвинул бутылку к танцорам. Давайте! Девочки, давайте!
«Девочки» угрюмо выставили вперёд руки с коктейлями; их лица выглядели так, словно из женского туалета выпускали только при условии, что бабы съедали по лимону с кожурой.
Теперь он был единственным, кто ещё не откликнулся на «давайте».
Сжав челюсти, Артур поочерёдно ткнул бутылку в елисеевскую и петренковскую банки, авижичскую бутылку и бабские коктейли.
Но сука-Уланова даже не заметила, что ей он объявил бойкот.
Она так упорно не замечала его, словно его здесь и не было.
Словно он остался гнить за ужином с маменькой и Володенькой.
Так надо было идти, сидел он! крикнул Свят Никите. Реально, а чего вы сидите?
Спросил самый безногий.
Елисей так кичился своими танцевальными пируэтами, словно ещё пару месяцев назад не он примерзал к стулу, когда танцевать хотела Измайлович.
Кто бы говорил! беззлобно проорал Авижич, явно подумав о том же.
«Я не люблю танцевать!» провозгласил Олег. Дело было не в бобине!
Уланова потёрла переносицу и опустила глаза; её губы сложились в ухмылке. Лениво улыбнувшись, Елисей уткнулся носом в её шею.
Ну всё, завёл прогретый пивом Петренко. Нам нужно отворачиваться, ребят.
Тебе и вовсе лучше уйти, Олег, вкрадчиво посоветовала Вера, запустив пальцы в волосы Свята. А то мы как выпьем, нараспашку открываем Хромма.
Елисеенко и Петренко оглушительно заржали. Авижич крепился, невинно глядя на Чингачгука с выражением «не понимаю, чего все угорают». Брюнетка же смотрела на Уланову взглядом, от которого сворачивалось молоко во всех пинаколадах бара.
Порывшись в рюкзаке, Олег выудил оттуда потрёпанную книжку, на обложке которой значилось: «Искусство любить». Едва он увидел книгу, как его лицо, уже знатно пропитанное пивом, будто посветлело.
И лампа не горит, замогильным тоном пропел Петренко, сжимая перед собой книгу, как Библию. И врут календари
И если ты давно хотела что-то мне сказать, то говори, мигом подхватила Вера.
Идеально попав в каждую ноту Сплина.
Любой обманчив звук мелодично продолжила Уланова, откинувшись на плечо Свята; в её глазах блестело полупьяное чувство мирского счастья. Страшнее тишина Когда в самый разгар веселья падает из рук бокал вина
Свят поглаживал плечо Улановой и с отрешённой досадой разглядывал стол.
Он будто не мог дождаться, пока пение стихнет.
Петренко же слушал совершенно неподвижно; со странным умиротворением в глазах.
Его рот был так приоткрыт, будто он не дышал.
И чёрный кабинет И ждёт в стволе патрон Так тихо, что я слышу как идёт на глубине вагон метро
Она сумела создать над столом такую закрытую атмосферу, что Артур почти забыл, что они в паршивом клубе. На миг показалось: они снова в хэллоуинском зале.
Больше не таясь, он в открытую смотрел через стол, почему-то опасаясь пропустить детали; в груди чередовались усталость, тоска, злость и презрение.
И вот, опять. Уланова сейчас была на кого-то мучительно похожа. На кого?..
Да успокойся ты уже, лениво протянул Свят, когда она замолчала.
Изумлённо взглянув на него, Уланова быстро отвела взгляд; удивление в её глазах сменилось гневной досадой, но и она тут же исчезла.
Артур сглотнул и вновь уставился на танцпол. Невероятно. Ему захотелось разделить её досаду. Фраза Свята и правда взбесила.
Стоило Елисею открыть рот и сумрак хэллоуинского зала тут же рассыпался.
Ещё бы, говнырь. Ему тот Хэллоуин до сих пор стоял в заднице распоркой.
Час конкурсной бесовщины подошёл к концу, и на танцпол полилась новая песня.
Take me with you14! оживилась Уланова, встряхнув волосами. Пойду-ка я
Встав на ноги, она жестом попросила полулежащего на диване Свята её пропустить.
НЕТ! бросил Елисей, сжав зубы. Потерпи без своих танцев! Не могу, устал.
Кто про тебя-то говорит? прокричала Уланова, непреклонно пытаясь перешагнуть через засов его коленей. Я хочу пойти потанцевать! Сама! Под эту песню!
ВЕРА! рявкнул Свят; его голос был похож на свист хлыста. Сядь, сказал! Алкашей и уродов там полно, нахрена идти одной?! СЕЛА, СКАЗАЛ, ТВОЮ МАТЬ!
Лицо Улановой дёрнулось и на миг перекосилось будто она была в шаге от слёз.
Но слёз не случилось.
Вместо этого она вырвала руку из елисеевской ладони, наклонилась к его лицу так, будто собиралась шептать, и во всю силу лёгких проорала:
С МАРИНОЙ БУДЕШЬ ТАК РАЗГОВАРИВАТЬ! ХОРОШО УСЛЫШАЛ МЕНЯ?!
Если бы о них снимали мульт, волосы Елисея сейчас рванулись бы назад и затрепетали за ушами будто ему в лицо подул могучий ветер.
До того яростным был её крик.
Распрямив спину, Вера бросила на Свята ледяной взгляд, перепрыгнула через его колени и исчезла в толпе. За столом набрякла неловкая тишина. Авижич переглядывался со своей тёлкой, а она с бодигардом в парадном костюме подруги.
Если тебя парит, чтобы к ней не лезли бичи, небрежно бросил Олег, поднявшись. То я посмотрю. Сиди.
Старательно удерживая тело в вертикальном положении, Петренко протиснулся вдоль столика, отлавировал между танцующими и подошёл к Вере. Свят наблюдал за ними, сжав на столе руки в потный замок; его лоб прорезали две глубокие морщины.
Антон Палыч бы сейчас написал, что он «обтекал зримо и густо».
Ядовитая злость не могла упустить свой шанс.
Не боишься, царевич? выплюнул Артур, кивнув на танцпол.
Что ты наблюёшь, как тогда? сухо поинтересовался Святослав, одарив бабу Авижича одной из своих безотказных улыбочек. Нет, не боюсь.
Его голос был спокойным, но выглядел!.. Выглядел Елисей так, будто хотел избить всех, кто танцевал, всех, кто сидел за столами, диджея, бармена, учредителя клуба
Мэра города и губернатора области.
К горлу подкатил хриплый хохот, и Артур поспешно отвернулся.
Моя харя слишком близко к его кулаку.
Уланова смеялась, подпевала и двигала плечами в такт музыке. Олег пытался продолжать игру и повторять её движения но получалось у него не ахти.
До того женскими её движения были.
Рассмеявшись, Вера схватила его за руку и жестом подтолкнула к кружению.
Долговязый Леопольд проскользнул под её локоть и небывало ритмично провернулся вокруг своей оси. Уланова рассмеялась громче и так же ловко крутанулась сама. Её волосы хлестнули Олега по лицу; он заморгал и заулыбался.
Стол гулко поехал в сторону и заскрипел; это поднялся Елисей. На его виске билась венка. Поджав губы так, будто на что-то решился, он медленно взял с дивана улановский рюкзак и рассеянно пожал руку Никиты. Увидев, что он приближается, Олег закатил глаза отпустил ладонь Веры и направился к столику.
Будто больше ни один дьявол не заставил бы его быть на танцполе втроём.
Пошли в холл, буркнул Олег, подойдя к столу. Подышим.
Душераздирающая компания по остаточному принципу?
Возмущаться отчего-то не было сил. Угрюмо кивнув, Артур встал, забрал со стола Винстон и зашагал следом. Олег шёл так быстро, что его футболка вихлялась по бокам от джинсов, как парус мелкого судна. Затормозив, Варламов оглянулся на танцпол.
Елисей что-то говорил Вере в ухо. Она хмуро слушала, закусив нижнюю губу.
Вся танцпольная весёлость сползла с её лица; оно было похоже на уставшую маску.
Когда Свят договорил, она несколько секунд смотрела ему в глаза, потом молча кивнула, обняла его за пояс и потянула к выходу.
Они слишком быстро приближались, и Артур поспешно отвернулся.
Ты тоже меня прости, негромко сказал улановский голос позади него.
Теперь они были совсем близко; они шли за ним.
И спина отчего-то превратилась в каменный флагшток.
Тебя не за что, пробурчал Свят.
Она не ответила.
* * *
Воздух холла был прохладным, звонким и ядрёным; хоть и слегка прокуренным.
Петренко стоял у пузатой колонны, что осталась в этом здании с тех пор, как здесь был дворец профсоюзов. Его жилистые руки были скрещены на груди; он смотрел в пол и не поднял глаз, когда к нему подошёл Артур.
Он не поднял глаз и когда к ним обоим медленно подошла Вера.
Уланова вела себя так, словно они были на автобусной остановке рядом стоять вынуждены, но друг друга не знают.
Что он бухтел тебе на танцполе, амазонка ты?
«Амазонка». Встряхнув головой, Артур с недоумением ею покачал.
Он только недавно употреблял слово «амазонка». В адрес какой-то бабы.
И это же слово идеально подходило Улановой.
Вернувшись из гардероба, Свят похлопал себя по карманам, выудил оттуда несколько купюр, задумчиво поглядел на них и словно рассеянно зажал деньги в ладони.
Давай, Леопольд. Это обычно говоришь ты.
Петренко молчал, глубоко дыша и всё ещё глядя в пол. Казалось, он вообще с трудом осознаёт, что в холле есть другие люди.
Чёрт с ним, я сам.
Елисей, глухо пробормотал Артур. А ты не станешь Ну Это самое.
Нет, не стану, сухо отозвался Свят, надевая куртку. Сами скиньтесь. До связи. В понедельник меня на парах не будет. Мне горбатиться с Ромой в суде.
Знаком показав Вере, что ждёт её на улице, он зашагал в сторону дверей и испарился.
«Горбатиться». «Горбатиться в суде».
И эти слова тоже. Они тоже недавно звучали. Они касались
Стоп, нет. Не может быть. Не может б
Забыв о деньгах, Артур уставился в мозаичный пол с отколотыми плитками. Во рту было так сухо, словно он пять часов назад выпил цистерну спирта. В плечи толкали бухие люди; какого-то чёрта все именно сейчас валили на улицу курить.
Курить; до остервенения хотелось курить.
Топать на воздух вместе со всеми и уродовать его табаком; ни о чём не думать.
Он не видел и не слышал никого вокруг; он словно превратился в отцепленный вагон на улановской автобусной остановке.
Пойдём, хрипло сказал Олег, подняв пустые глаза. Поживём без спонсорства.
«Пойдём Поживём без колонок» Сраный миротворец Тёма Весь в отца.
Удивляться больше не было сил, и Артур просто молча глотал то, что слышал.
Вы хоть раз задумались, почему он вообще должен вас спонсировать? холодно припечатала Вера, просовывая руки в рукава куртки.
«Вы хоть раз задумались, почему Володя вообще должен»
Её фраза была обращена в пустоту, но горло всё равно перехватило.
Подняв глаза, Артур уставился в лицо Улановой бледное, блестящее от пота; сложенное в смелой мимике. На её голубые глаза падали пряди цвета жгучего золота.
Так вот оно что, сука. Да ты же вылитая моя мать.
Так просто. Так зловеще и так просто; кошмарно и естественно.
А Елисей и Леопольд тогда это
Не дождавшись застывшего друга, Олег равнодушно шагнул к лестнице, увидел что-то на полу, сдвинул брови и подобрал мелкий цветной прямоугольник.
Карточка для таксофона пробормотал он. Прикол. Вдруг пригодится.
Сунув ненужную пластмасску в карман джинсов, он пошёл вверх, шагая через две ступеньки. Артур отвёл от него рассеянный взгляд и моргнул.
Я едва ли видел и слышал, что происходит вокруг.
Вера пересекла холл и исчезла за входными дверями.
Я остался у пузатой колонны один. Я был один хоть меня в плечи и толкали люди.
Ладони покрывал мерзкий пот; глаза бегали; чёртова цепочка с крестиком резала шею как никогда. Так вот почему! Вот почему на Чердаке нет фото Веры, Олега и Свята!
Их там нет, потому что они там есть но под другими лицами!
Олег отец. Вера мать. А Свят перспективный отчим.
Сглотнув острый ком, Артур поднял лицо, уже зная, что увидит на потолке.
Да. Потолок холла был таким же, как потолок цокольного этажа.
Выложенный кривыми зеркалами купол, откуда на него смотрела дроблёная на запчасти клоунская маска.
ГЛАВА 24.
Если в самый дивный день
с неба вдруг блеснёт некий новый луч
и пронзит вас пониманием, что без него
даже самый распрекрасный день был,
оказывается, пасмурным и дождливым,
разве вы [] сумеете замкнуть
свою душу для такого луча?
Разумеется нет: уже хотя бы потому,
что для вас теперь кроме этого луча
ничего в мире не существует 15
4 апреля, воскресенье
За окном полетел вниз осколок последней сосульки, что устала бороться за свою мёрзлую жизнь. Дождь лил уже несколько дней; апрель будто с порога решил выяснить, кто останется верен противоречивой весне.
На апрельский дождь смотреть надоело, и Свят медленно опустил веки.
Ромина квартира. Вот чего сегодня не хватало.
Жадного, фамильярного и бесцеремонного разговора о том, кем он должен быть вместо себя. Эта комната тоже давно стала чужой, но подростковое логово было единственным углом в доме, куда от этих разговоров хотелось сбегать.