Знаешь, есть у меня один орган, который начинает завидовать твоей стойкости, послышался голос, а я вспыхнула румянцем. Его называют честь.
Я мужественно стояла, облокотившись на толстые прутья решеки. Глаза привыкли к темноте. И в этой темноте я видела вальяжно развалившийся на скамейке силуэт. Дитрих и здесь умудрялся сидеть так, словно король на троне.
Ноги ныли, я со злостью смотрела на коротенькую скамейку, сомневаясь. В коридоре тускло горел светильник. Неподалеку раздавался забористый храп узника из соседней камеры.
Садись, милостиво хлопнула по уголку скамейки рука в черной перчатке. Двигаться Дитрих не собирался.
Закинув одну ногу на другую так, что одна нога стояла на полу, а вторая находилась параллельно полу, Дитрих смотрел на меня снисходительным взглядом.
Тебе же сказали отсидеть в камере, а не отстоять! Отстаивать нужно правду, а в камере отсиживают. Хотя, женщины такие удивительные создания, что им тяжело стоять и сидеть. Они всегда норовят лечь. По-крайней мере, так делает большинство женщин при виде меня, заметил он, пока я поражалась размерам его самомнения.
Тфе! хмыкнула я, но присела на край скамейки, понимая, что до утра не отстою. Но при этом демонстративно отодвинулась подальше.
А ну-ка? усмехнулся Дитрих, потянув ко мне руку. Он взял меня за подбородок и слегка повертел мое лицо туда-сюда, пока я с возмущением пыталась отцепить его руку от своего лица.
Ты напоминаешь мне одну девушку. Которую я знал давным-давно, заметил Дитрих, а мне наконец-то удалось отцепить его руку и стереть след его прикосновение о плечо.
В голове зрел план, пока я поглядывала профиль сидящего рядом. Я не собираюсь сидеть в одной камере с этим человеком! Я вообще хочу забыть его, как страшный сон! К тому же у меня лежит много заказов, которые я, обычно, шила по ночам!
Эх! Была ни была!
Помогите! Насилуют! крикнула я, сдирая с плеча платье и бросаясь всем телом на решетку. Прошу вас! Помогите!
Кто? осмотрелся Дитрих. Кто посмел и без меня?
В коридоре вспыхнул ослепительный свет светильника. На мои крики прибежали дежурные.
Он он ко мне пристает, прошептала я, делая испуганные глаза и косясь в сторону Дитриха. Помогите! Я прошу вас!
А вдруг его за это посадят по-настоящему? Было бы хорошо! Одной неприятностью было бы меньше!
Ему? спросила охрана, которая, видимо, сама была не прочь вздремнуть часок, а тут мои душераздирающие крики.
Нет, мне! со злостью выпалила я, зная, что свободных камер нет. А вдруг выпустят?
И куда ее? переглянулись жандармы, зевая и негодуя, что их разбудили. Все камеры битком забиты! Хотя, можем к этому, который жену убил по- пьяни! Или к маньяку!
Я перепугалась, с досадой понимая, что план не сработал. И лучше бы мне остаться здесь!
Стоило только полицейским уйти, я вернулась на место, демонстративно отодвинувшись на край.
Значит, ты решила так? Да? заметил Дитрих, когда в тюрьме воцарилась тишина. Ну, хорошо!
Внезапно он крикнул: «Насилуют! Помогите!!!».
Я даже вздрогнула от неожиданности, покосившись на него. Снова в коридоре вспыхнули факелы и послышались спешные шаги.
Ребята, полегче! Я просто хвастаюсь! рассмеялся Дитрих, запрокидывая голову. На нас обрушился поток таких отборных ругательств, что покраснели даже стены, а потом ленивые шаги удалились.
Ты Винаретта, кажется? Можно я буду называть тебя Вин? Так вот, Вин, рассказывай, кто ты, откуда? лениво спросил Дитрих. Видимо, ему было скучно.
Швея Из того места, откуда обычно появляются дети, буркнула я, не желая распространяться о себе.
О, так мы земляки! усмехнулся Дитрих, которому было явно скучно.
Нет, вы из соседнего места, которое находится сзади, съязвила я, глядя на него. Не хватало, чтобы я еще отчитывалась! Я еще помню вашу заметку про «Беглых дочерей».
Ай, поморщился Дитрих. Так я еще ласково. Нежно, можно сказать!
Ласково? Да у меня были такие неприятности! возмутилась я, глядя на него с затаенной обидой и жаждой отмщения.
Дитрих зевнул и потянулся. Я нахохлилась, чувствуя, что камере не так уж и тепло. Зябко поежившись, я втянула сопли. Глаза слипались после долгих бессонных ночей. Я вспоминала, чьи заказы лежат у меня на столе. Нужно будет
Я зевнула, чувствуя, что глаза почти слиплись. Мне казалось, что я лежу у себя, на втором этаже мастерской, на старенькой кровати и смотрю на стену, на которой висели рисунки из модных журналов. Роскошные дамы в роскошных платьях улыбались глупыми улыбками. Платья оживали, словно по волшебству. Я видела роскошный зал, реверансы и поклоны. Шуршание юбок, легкий, непринужденный смех, запахи духов и звон бокалов, которые берут с подноса. Все оживало, словно наяву. Мне казалось, что я стою в этом зале, окруженная вниманием со всех сторон. «Вильгельмина Анна Генриетта!», позвал меня далекий голос, заставив проснуться.
Эй, усмехнулся Дитрих, а я вздрогнула, открывая глаза. Перед глазами была решетка камеры, а я
я уснула, привалившись к его плечу, а нос мне щекотала меховая опушка. Ему-то тепло!
Фу! улыбнулся Дитрих, смахнув пыль с того места, где покоилась моя голова. Как неприлично!
Я промолчала, понимая, что это была месть за «соотечественников». Тогда почему он не стряхнул меня раньше с плеча? Сколько я так проспала?
Я будил тебя, орал, требовал, чтобы тебя от меня убрали, развлекался Дитрих, пока я морщилась. Всю тюрьму перебудил. Но ты спала, как убитая.
«Спала, как убитая!», проворчала я мысленно. Ну еще бы! Я сплю по три часа в день, чтобы все успеть!
Пока ты спала, я придумал план побега, заметил Дитрих, искоса глядя на меня.
Неужели? подозрительно напряглась я.
Да! самодовольно улыбнулся Дитрих. И тут же понизил голос до страстного шепота. Я планирую дерзкий побег! Это очень рискованно, опасно, но оно того стоит! Или ты хочешь просидеть здесь до конца ночи? Знаешь, вон тот бедолага в соседней камере
Я прислушалась к храпу, понимая, о ком идет речь.
Сидит здесь уже месяц. Просто о нем постоянно забывают, вздохнул Дитрих. Сэм, ты как?
Храп прервался.
Намана, послышалось ворчание. Лучше, чем дома с этой сварливой гадюкой! Ик!
Откуда вы это знаете? спросила я, глядя на него с подозрением. Вы что? Здесь постоянно бываете?!
Я округлила глаза от ужаса, понимая, что Дитрих вполне может иметь здесь прописку. За кого я вышла замуж? Вот это позор!
Что ты! возмутился Дитрих. Постоянно? Да ты меня обижаешь! План такой! Только учти, если кто-то об этом узнает
Мне что-то не по себе. Я посмотрела на ржавую решетку окна, на ржавую дверь и убогие удобства. Потом я вспомнила, что у меня лежит гора недошитых заказов, за которыми придут утром.
Хорошо, согласилась я, понимая, что на кону моя деловая репутация. Я так растеряю всех немногочисленных клиентов! Что нужно делать?
Неужели? Ты согласилась? А с виду добропорядочная горожанка! Ай-я-яй! изумился Дитрих, залезая в карман и доставая оттуда маленькую пилочку для ногтей.
Это для чего? спросила я, поглядывая то на решетку камеры, то на решетку окна.
Пили решетку окна! приказал полушепотом Дитрих. А я буду отвлекать лейтенанта, чтобы он не слышал. Если что, скажешь, что тебе дурно! Поэтому ты возле окна. Поняла?
Я кивнула, ненавидя его всем сердцем! Это не мужик! Это ходячие неприятности. Как я хочу вернуться к обычной жизни, вы бы знали!
Эй, лейтенант! громко и требовательно произнес Дитрих, слегка растягивая слова. От этого появлялась чувство небрежности и пренебрежения.
Послышались шаги, а я встала ногами на скамейку и стала осторожно пилить решетку.
Чего тебе? спросил сонный лейтенант, на которого я мельком обернулась. Что она там делает?
Я стиснула зубы, стараясь пилить очень тихо. Свежий ветер заставлял меня вдыхать полной грудью ночной воздух и придавал мне сил.
На стену лезет, нагловато усмехнулся Дитрих. Он стоял возле решетки, как бы закрывая обзор массивной фигурой. Я старалась пилить тихо, чувствуя, как на пальцы сыплется ржавчина. У тебя никогда женщины на стену не прыгали, лейтенант, от экстаза?
Чего тебе? хмуро спросил сонный, от того и злой лейтенант.
Дело есть, произнес Дитрих. В его голосе чувствовалась улыбка.
Глава девятая
Я пилила, понимая, что решетка не поддается. Изо всех сил я пыталась спилить хотя бы один прут, чувствуя, как на потные пальцы осыпается ржавчина и прилипает к ним. У меня уже руки устали! Одной рукой я крепко держалась за прутья, а второй пилила. Сейчас рука отвалится. Я отчаянно сдувала волосы с лица, остервенело пытаясь снова попасть пилкой в собственный надпил.
Так бы сразу и сказал! усмехнулся лейтенант, звякая ключами. Послышался скрип за спиной, и камера открылась.
Держи, дружочек, похлопал по плечу его Дитрих. До меня только дошло, что нас выпускают.
Дорогая! На выход! скомандовал Дитрих, спокойно покидая камеру.
Я звякнула пилочкой, слезла со скамейки, отряхивая руки и глядя на лейтенанта, закатывающего глаза: «Живее!». Я задушу этого негодяя своими руками!
Выбежав из камеры, пока не передумали, я стремглав устремилась к выходу. Ничего! Я еще успею все дошить!
Так это и был твой дерзкий и опасный план побега? возмутилась я, видя, как Дитрих заслонил собой проход. Но внутри я обрадовалась, что не придется отсиживаться в камере до утра.
А что? По-твоему, он не дерзкий и не опасный? усмехнулся Дитрих, отряхивая свой дорогущий костюм. Мы стояли во внутреннем дворике участка.
Стоять! послышался далекий, задыхающийся голос лейтенанта, который спешил за нами на улицу. Неужели он передумал?
А вот и страшная погоня. Чувствуешь, как адреналин застилает глаза, заметил Дитрих, поворачиваясь к запыхавшемуся лейтенанту. Да-да?
Вы это задохнулся молодой лейтенант и замолчал, словно забыл, что хотел сказать. Вы только не пишите в газете об этом!
Постараюсь, усмехнулся Дитрих. Это все?
Но молодому лейтенанту нужны были гарантии.
Дайте слово джентльмена! потребовал лейтенант, который несколько минут назад получил взятку.
Конечно! Слово джентльмена! легко кивнул Дитрих, пока я пыталась осторожно сбежать. Но меня неглядя схватили за плечо, не давая мне улизнуть.
Лейтенант вернулся в участок. Я попыталась освободиться, но рука в перчатке цепко держала меня, не давая уйти.
Отпустите! Мне нужно в ателье, строго произнесла я. У меня заказы недошитые! Завтра утром клиенты придут! А у меня ничего не готово!
Подожди, усмехнулся Дитрих. Ты, как-никак моя жена. И нам нужно решить несколько вопросов.
Я отказываюсь быть вашей женой! Я не хочу быть женой человека, который сидел в тюрьме! съязвила я, вспоминая, что не прострочила подъюбник.
Вы что? Думаете, что я здесь постоянно? спросил Дитрих, изобразив такую обиду, что я остановилась. Между прочим, я честный человек, который принадлежит высшему свету. Про меня много что говорят, но большая половина из этого неправда!
И тут послышался звук подъезжающей кареты, который гулко отдавался от каменных стен. Красивая карета остановилась напротив нас, а я ожидала, что из нее кто-то выйдет, но из нее так никто и не вышел
Хозяин! послышался хриплый голос кучера. Вы куда запропастились! Я починил колесо, а вас нет! Я к этому святоше! А вас там тоже нет! Я к этой в ателье! И там закрыто! Я к борделю Мадам Жюли, в котором вы бываете по пятницам и средам! Но девочки сказали, что сегодня вас не было! Красотка Сиси передает вам привет!
Значит, честный язвительно начала я, но кучер еще не закончил.
Потом я вспомнил, что сегодня у герцога Баррингтона пьянка. И поехал к нему. Вы же ни разу не пропускали его пьянки! прокашлялся кучер. Но и там вас не было!
О, потянула я многозначительно и глядя на «честного джентльмена».
И тут до меня дошло, что вы у любовницы! заметил кучер. Я туда! Но ни у мадам Лореаль, ни у мадам Дэрвиль, ни у мисс Шарлотты, ни у мадам Каттерфакс вас тоже не было!
Да неужели? прищурилась я, глядя на Дитриха, который только что мне доказывал, что слухи о нем преувеличены.
И тогда я сообразил, что вы здесь! Собственно, как обычно! отчитался кучер, пока я смотрела на мужа.
И какие конкретно слухи про вас преувеличены? ядовито спросила я, понимая, что молва даже слегка приуменьшила!
Про то, что я помогаю приюту для бездомных, заметил Дитрих, затаскивая меня в карету. Трогай! Не переживай, мы не надолго.
Ну, раз ненадолго, то это хорошо. Побыстрее бы от него отделаться!
Мы проехали не так много, чтобы я успела все обдумать. Карета свернула, и остановилась возле респектабельного дома.
Это был самый дорогой и престижный район, который мог себе позволить не каждый аристократ, предпочитающий жить в городе. Но были и такие, которые не любили городской шум и суету. И они жили за городом в роскошных поместьях.
Богатые дома на этой улице были слегка похожи, особенно ночью. Многоэтажные, с большими окнами, залитые огнями. Возле многих стояли шикарные экипажи, где-то слышались музыка и смех. Пока город спал, жизнь здесь кипела страстями и бурлила шампанским.
Яркие фонари освещали всю улицу, а от одного фонаря отделалась тень и бросилась к нам. На ходу тень что-то выронила, а потом остановилась, вернулась и неуклюже, роняя несколько раз подряд, подобрала.
Мистер Бергендаль! послышался запыхавшийся мужской голос, а в свете окон и фонарей над домом я увидела молодого, вихрастого юношу в старом сюртуке, который несся к нам на всех парах.
Мой взгляд тут же оценил крой, ткань, и я поняла, что юноша ужасно беден, но не хочет этого показывать. На шее у него был длинный фиолетовый летний шарф, обмотанный несколько раз, чтобы прикрыть потертости на плечах и вороте сюртука. От этого вид у юноши был поэтичный и слегка растерянный.
Он был кудрявым, светлым с карими собачьими глазами на миловидном лице. Легкая щетинка проклевывалась над верхней губой, но, дальше расти отказывалась. В руках у юноши был потертый кожаный блокнот и магическое перо.
Я знала таких юношей со взором страстным и горящим, поэтичных и вечно влюбленных. Обычно они были мелкими клерками, наемными работниками, счетоводами, но в душе оставались немножечко поэтами! Каждый из них считал своим долгом безответно влюбиться, чтобы остаток жизни страдать!
Но и тут все было загвоздка.
Разве можно посвящать стихи и любовь какой-нибудь уставшей горничной с опухшими от вечной беготни ногами? Или прачке, с красными от щелока руками? Или торговке с облезающим от палящего солнца носом? Конечно же нет! Объект их страсти всегда был прекрасен и редко достижим!
Такие, как Фогс влюблялись в тонкое кружево перчатки, в стройную ножку, показавшуюся из-под пышных дорогих юбок, в осиную талию с расшитом корсете, за которую снимали красавицу с подножки кареты. В томный и скучающий взор, которым она по обыкновению своему окидывала все вокруг, в идеальные локоны, которые служанка укладывала полдня.
«Прекрасная богиня!», шептало им влюбленное сердце, не давая покоя ни днем, ни ночью. Они дежурили под окнами, рисовали тонкую ножку в изящной туфельке, томный изгиб лебединой шеи и вздыхали, вздыхали, вздыхали. Вздыхали под окнами роскошных домов, прячась в тени фонаря, вздыхали сидя на скамеечке, когда красавица совершала променад. Посвящали ей тысячи стихов и красивых слов. А некоторые, особо отважные, даже присылали их ей.
Они ревниво следили за каждым кавалером, с которым она появлялась. И напивались вдрызг в тот день, когда родители выдавали ее замуж.
Но если вдруг судьба улыбалась им, и красавица отвечала взаимностью, то часовня Бесподобного Елауария объединяла влюбленные сердца.