Ничего сверхъестественного не было в том, что Натали, как любому современному подростку, всегда хотелось побывать в Америке, увидеть, услышать, попробовать, может, пожить какое-то время, как делают те, кто работает, учится и путешествует. Но за все время пребывания за океаном с Натали не случилось ничего того, о чем обычно грезят, представляя себя в Америке. Ничего. Казалось, что она побывала не в Соединенных Штатах, а в какой-то странной стране, которая приютила дядю Рудольфа и его жену из жалости к другим странам, где подобные типы могли портить жизнь остальным добропорядочным гражданам. Натали ни разу не видела, чтобы дядя и тетя общались с кем-то, вызывающим доверие. Обычно это были до нелепости роскошно одетые выходцы из России с пропитыми и отекшими лицами, какие-то латиноамериканцы с бегающими глазами и прочая малоприятная публика.
Жалеть мне не о чем, решила Натали, опустила кресло и попробовала немного вздремнуть. Через четыре часа она должна была уже оказаться в Петербурге.
Ситуация была сложная, но Натали после всего, что с ней случилась, любая проблема казалось пустяком, на преодоление которого требовалось либо время, либо немного усилий, либо то и другое. Это ее качество проявилось сейчас в полной мере, хотя в детстве бывало так, что Натали пыталась останавливаться перед многими преградами, но родители всегда старались, чтобы она научилась действовать несмотря ни на что. Возвращаясь домой, закрыв глаза и мучительно пытаясь успокоиться, Натали почему-то вспомнила, как мама учила ее играть на пианино.
Вот, посмотри, и раз-два, раз-два, мама стояла за спиной Натали, сидевшей на высоком табурете.
Мам, ну не получается у меня так, Натали готова была расплакаться.
Успокойся и попробуй снова.
Я уже пробовала, мама, много раз пробовала.
И что?
И никак, вздыхала Натали.
Но ты же видела, как другие играют на пианино двумя руками, улыбалась Анастасия. Значит и у тебя получится.
Не получится, я сразу сбиваюсь, а если играть одной рукой, то все получается.
Ты думаешь, что все должно получиться сразу, Анастасия придвинула стул и села рядом. Но так не бывает.
Бывает, ведь остальное-то получается!
Остальное, но не все, спокойно говорила Анастасия. Если понимать, что именно не получается, то легко можно преодолеть абсолютно все.
А я научусь это понимать?
Конечно, попытайся сейчас все повторить, только очень медленно.
Натали начала играть одной рукой, затем двумя, затем сбилась, начала снова и тут же сбилась.
Вот видишь, грустно сказала она.
Вижу!
Что ты видишь?
Вижу то, что ты слишком спешишь.
Нет, мама, ты же слышала, я играла очень медленно, отвечала Натали.
Это тебе так кажется. А ты попробуй еще медленнее, совсем медленно, делая паузу после каждой ноты. И начинай сразу двумя руками. Ну?
Натали положила руки на клавиши, брала ноту, останавливалась и смотрела на маму.
Дальше, дальше, не надо меня разглядывать, смеялась Анастасия.
Натали играла, останавливаясь и вслушиваясь.
Ой, мама, получается!
Я же тебе говорила, Анастасия потрепала дочь по волосам. Играй дальше, если можешь, то немного быстрее.
Могу, могу, смеялась Натали. Спасибо мама, теперь я буду так делать всегда. Хорошо? Всегда!
Глава третья
1
Натали довольно редко рассказывала подробности своего побега из Америки в Россию, поэтому о многом мы можем только догадываться. Точно можно сказать одно: это действительно был побег, и закончилось все благополучно. Известно и то, что Натали все время спрашивала у себя о том, почему судьбе угодно было сделать так, что тогда, в то самое утро, она осталась дома. Ей казалось, что это не совсем простое стечение обстоятельств двойки, недомогания, предчувствия, странный привкус во рту, тревоги и остальное.
Чье-то спасительное присутствие она ощущала постоянно. Как оказалось, что в суете дядя Рудольф оставил ключ в замке сейфа? А может, с ним такое случалось часто? Ей повезло и в том, что из того аэропорта, куда попала Натали, был рейс в Россию именно в этот день и в том, что стоимость билета оказалась Натали по карману. Впрочем, мы не знаем, вероятно, что Натали была хорошо осведомлена о расписании рейсов и стремилась попасть именно в международный аэропорт. К тому же, это могло случиться и не в тот день, когда она сбежала, а немного позднее. Но значения особого это не имеет. Она добилась того, чего хотела вернулась в Россию.
Суета российского аэропорта, досмотр, контроль все это показалось Натали лишь одним мгновением, прожитым дома. Конечно, до дома нужно было добираться на другой конец города. И, кажется, метро еще не работало. Натали сидела на скамейке в зале прилетов. Трудно сказать, что она испытывала в тот момент. То, чего она так боялась, не случилось дядя Рудольф не смог ее остановить и вообще был сейчас достаточно далеко для того, чтобы Натали чувствовала себя совершенно спокойно.
Но другое обстоятельство и о нем Натали подумала только сейчас делало ее пребывание дома довольно опасным. Что, если дядя Рудольф прилетит сюда первым же рейсом и силой увезет обратно? Да и что-то гораздо более страшное тоже может случиться. По телу Натали пробежали мурашки, но она тут же взяла себя в руки. Впадать в истерику не было никакого смысла все равно это ничего не решило бы.
Натали встала и медленно поплелась в поисках места, где можно было бы перекусить.
На сытый желудок, может, как-нибудь полегче будет соображаться, заключила она. Сейчас нужны силы.
Натали на ходу переложила в карман двести рублей и, увидев рядом кафе, зашла за его стеклянную дверь.
Сразу понятно, что я в России, заметила про себя Натали, поняв, что кофе и гамбургеры здесь пахнут несколько иначе, чем там, хотя стоят ничуть не дешевле. Пожалуй, это было в первый и в последний раз, когда Натали пожалела, что она не в Америке. Да и пожалела это слишком громко сказано. Взяв чашечку кофе и сосиску в тесте, сев за столик, она с удовольствием и аппетитом это поглотила. Потом на последние деньги взяла еще чашечку, села, достала плеер и долго, без спешки, наслаждалась остывшим кофе, слушая музыку.
Если и идти в милицию, то здесь и сейчас, приказала Натали сама себе. Уходить из кафе не хотелось, клонило в сон, но окружающее спокойствие было лишь иллюзией, и Натали отлично это понимала.
Я была предоставлена сама себе. Многие бы на моем месте пустились во все тяжкие. А мне хотелось просто жить. Пусть будет трудно, но от того будет интереснее. И мне надо было сделать все, чтобы обезопасить себя от дяди Рудольфа. Нужно было дать ему понять, что у нас разные дороги. По правде, мне вообще не хотелось его видеть и вспоминать о нем.
Скажите, а где здесь милиция? спросила Натали у официантки, забиравшей у нее чашку из-под кофе и протиравшей столик. Вопрос был вообще-то нелепым, потому что милиция в аэропорту была повсюду: у входа, выхода, у кафе, в зале.
Вон там, официантка указала рукой на проход в соседний зал. Пройдешь, а там увидишь сама.
Спасибо, сказала Натали и, пройдя в указанном направлении, наткнулась на пост милиции.
Она робко постучалась в дверь, затем чуть сильнее и, услышав из-за двери смех, открыла ее.
Ну, смотри, какая красотуля к тебе идет, сказал один милиционер другому и, присмотревшись к Натали, заметил. Ух, а тебя неплохо разукрасили.
Куда уж лучше, буркнула Натали.
Ну, садись, рассказывай, кто тебя и за что, произнес, поднимаясь из полу лежачего положения второй милиционер.
Через десять минут они уже знали в общих чертах историю Натали, как погибли ее родители, как опекуном стали дядя и тетя, как они увезли ее в Америку, что приключилось далее, как дядя пытался ее изнасиловать, ударил, как Натали сбежала и на какие деньги.
Ну, то, что тебя он пытался изнасиловать это не факт, сказал веселый милиционер, тот самый, что назвал Натали красотулей.
Почему не факт?
Потому что, девочка, если бы он тебя изнасиловал, то мы бы так и написали, и это можно было бы подтвердить.
Да, добавил второй милиционер. Мало ли что тебе там померещилось.
Не померещилось мне, смутилась Натали. Вам самим бы такое померещилось!
Ну, ну, давай без этого, более общительным оказался веселый милиционер, его напарник предпочитал молча слушать. Без подробностей.
Натали притихла.
Так что мне делать?
В смысле?
А если он прилетит сейчас за мной и заберет меня обратно?
А вроде смышленая такая, из Америки сбежала, милиционер сунул ей лист бумаги и ручку. Заявление пиши, вот тебе образец.
И что писать?
Что, что, милиционер первый раз за всю беседу выругался. Про избиение пиши. Напишешь, снимем побои, и гуляй, дадим ход делу. Только ты понимаешь, что тебе нужно будет выбирать тебе восемнадцати-то нет.
О чем он говорит, Натали не поняла. Милиционер снова выругался и объяснил подробно и доходчиво.
Ты, начал он, несовершеннолетняя. Твои опекуны в Америке. Допустим, их лишают права опеки. Но ты отправишься в детдом. Тут уж либо одно, либо другое.
Тогда я осознала, что меня ждет. Но лучше уж так, чем возвращаться туда, к дяде и жить страхом. Если он такое делал со мной, то сделал бы это и в дальнейшем. Я особо не раздумывала. Хотя в детдом мне тоже не хотелось. Но что-то внутри подсказывало мне, что я все делаю правильно. Может, это был он, тот, кто всегда со мной.
Натали пододвинула к себе лист бумаги и принялась писать. Она всегда была краткой, но точной. Про попытку изнасилования она упоминать не стала, мысленно согласившись в этом с милиционером, изложила лишь про избиение, про плохое к ней отношение, про невозможность полноценно учиться.
Что-то много ты понаписала, милиционер покачал головой.
Переписать? спросила Натали.
Нет, нет, зачем, сойдет. Кстати, где ты живешь?
Натали назвала адрес.
И сейчас едешь туда?
Не сбежишь?
Куда? Натали посмотрела на милиционера в упор.
А кто тебя знает, познакомишься с каким-нибудь парнем, да пустишься во все тяжкие, или с друзьями, или уедешь куда-нибудь
Ага, в Америку, к родственничкам, оборвала его Натали. Никуда я не денусь.
Ладно, поверим тебе, но смотри, если по адресу тебя не найдут, то будут неприятности и тебе, и нам. Присмотреть за тобой есть кому?
Есть, соседка.
Понятно, сказал милиционер, а сам посмотрел на Натали крайне недоверчиво. Сейчас вызовем тебе скорую, съездишь в больницу, снимешь побои, лягушка-путешественница.
А дядя?
Не бойся его, заявление твое у нас, возьмем на заметку, милиционер снова посмотрел на Натали, хотя, если вдруг чего, то вызывай милицию и объясняй ситуацию.
Милиционеры еще долго обсуждали эту историю после того, как за Натали приехала скорая и она, вопреки правилам, упросила везти ее на переднем сидении, а не там, где обычно возят больных. Понимая, что сопротивляться напору этой молодой особы бесполезно, или приняв ее за дебоширку, врач сдался, и медсестра нехотя перебралась в салон.
Натали отпустили из больницы после осмотра примерно через полтора часа. Она вышла на Ленинском и медленно зашагала по направлению к Московскому проспекту. Натали еле наскребла денег на метро. Менять доллары не хотелось, да она была настолько уставшей и измученной, что было просто не до этого. Сидя в вагоне, Натали рассматривала людей вокруг себя. На каждой станции люди выходили и входили. Ни надменных типов, ни латиноамериканцев с зубочистками во рту, ни вечно недовольного и готового в любую минуту взорваться дяди Рудольфа, ни его жены, которую заботили только деньги и вращение в высшем, как ей казалось, обществе.
Доехав до своей станции, Натали поднялась и пошла пешком, как делала это прежде много раз одна или с родителями. Знакомые дома, загруженное машинами шоссе, деревья, ларьки, парк, спуск к озеру. Даже урны были те же каменные, серые, с отбитыми краями. Вокруг ничего не изменилось, зато изменилась Натали. Уезжала испуганная девочка, оплакивающая родителей и брата, а приехала и направлялась сейчас в сторону дома, где совсем недавно жила, симпатичная девушка с грустными глазами, добрая, почти уверенная в своих силах и пытающаяся вопреки всему обустроить свое счастье.
А вот и дом. Натали свернула к соседке, прошла к ее дому и постучала в окно. Тамара Львовна выглянула, приоткрыв занавеску. Увидев Натали, она всплеснула руками и побежала открывать дверь.
Натали, девочка моя! радовалась Тамара Львовна. Ты приехала с дядей? Ой, что это с тобой?
Тамара Львовна, у вас ключи от нашего дома? Натали как будто бы не замечала радости соседки, которая знала ее с детства. Дайте их, пожалуйста.
Ой, а что это с тобой, соседка стала серьезнее, отогнула капюшон Натали. Кто это тебя так?
Долгая история.
Пока не расскажешь, ключи не дам, или дяде сейчас позвоню, строго сказала Тамара Львовна. Хочешь?
Вот только дяди здесь точно не хватало!
Почему? Вы с ним поссорились? Он же тебе лучшего желает, в Америку тебя увез
И что, Тамара Львовна? Что вы все повторяете про эту Америку? Вы ничего не знаете о моем дяде.
Так, Натали, или ты мне говоришь, что случилось, или я звоню дяде, подытожила соседка.
Это дядя, наконец произнесла Натали. Ну, дайте ключи.
2
Натали открыла один замок, потом повернула ключ в другом, но долго не решалась войти. Ей очень хотелось, чтобы дверь вдруг открыла мама и заворчала на нее за то, что она опять натоптала на крыльце. Или выбежал Володя похвастаться новой машинкой. Или папа через весь дом крикнул бы:
Натали, это ты?
А кто же еще, ответила бы Натали. Как работается?
Отлично, милая, просто отлично, раздался бы его веселый голос. Приходи оценить мой вернисаж.
И все было бы как прежде, счастливо, размеренно, и даже дядя Рудольф своими появлениями не смог бы ничего испортить в этой идиллии.
Она потянула на себя дверь, та со скрипом открылась. Внутри было темно и совершенно безжизненно. Натали прошла по коридору, заглянула в комнаты. Никого. На каждый шаг, сделанный Натали, из разных углов дома возвращалось едва уловимое эхо.
Мама, прошептала она. Мамочка.
Эхо снова ответило. Натали побежала на кухню, затем зашла в свою комнату, в комнату родителей. Без сомнения, это был тот самый дом. Фотографии и картины на стенах, мебель, скатерти, люстра все было знакомо с детства с той лишь разницей, что сейчас было украшено заметным слоем пыли. Но в этом доме находиться Натали было как-то тяжело, было не по себе. На нее снова нахлынули воспоминания, а увидев в вазе на шкафу стоявшие там засушенные цветы, Натали заплакала. Она так не плакала ни во время ссор с тетей, ни когда дядя Рудольф пытался изнасиловать ее, а потом ударил скорее тогда были слезы обиды. Стоя одна в пустом доме, облокотившись на дверь, Натали плакала искренне, как плачут тогда, когда понимают свою неспособность что-то изменить и чувствуют от этого безумную боль, несопоставимую по силе с болью физической.
Натали вытерла слезы рукавом и прошла на кухню. На обеденном столе лежала связка ключей. Это были старые ключи от замков, которых давным-давно уже не существовало, которыми запирали двери пятьдесят или даже сто лет назад. Обычно они лежали в ящике буфета вместе с инструментами, крышками для банок и прочими вещами. Очевидно, что дядя Рудольф, осматривавший внимательно все шкафы в доме в поисках денег и ценностей, надеялся, что сможет ими отпереть некую дверцу, за которой скрываются несметные богатства.
Она усмехнулась. Как странно, дядя Рудольф утверждает, что у него успешный бизнес, а сам он всегда, сколько Натали себя помнила, остро нуждался в деньгах, причем в больших.