Я собирался в институт, жена готовила завтрак, и приемник на кухонном столе бормотал беспрерывно она включала его на все утро: «быстроходные катера в Персидском заливе продолжается выдвижение делегатов письма наших слушателей подтверждают альтернативы перестройке нет Всесоюзная девятнадцатая а вот мнение академика Татьяны Заславской»
Я снял трубку.
Это Сергей Иванович, услышал я радостный голос стажера. Только вы вслух не повторяйте, Юрий Ильич, а то жена Здравствуйте.
Здравствуйте, сказал я с омерзением и отчаянием. Значит, это еще будет продолжаться! И кончится ли?..
Очень надо! радостно сообщил Сергей Иванович. Очень надо встретиться! Вы же ведь уже написали? Вот и хорошо. Только в институте уже неудобно, Юрий Ильич. Так что вы приходите лучше к гостинице, Юрий Ильич, ага, к «Интуристу». Так точно, четырнадцать часов, Юрий Ильич. Ну, до свиданья, Юрий Ильич, Юрий Ильич, Юрий Ильич
До свиданья.
Я шваркнул трубку.
Кто это? спросила жена.
По делам, сказал я и тут же ужаснулся: значит, я уже выполняю их указания, скрываю от жены. По делам, из «Вестника»
У интуристовского подъезда меня ждал один Сергей Иванович, стажер. Как и положено, он был на посылках. Молча обменялись рукопожатием, молча ехали в лифте в толпе гогочущих и перекликающихся, как в лесу, немцев. Бабка в линялых джинсах, с сиреневой завивкой с доброжелательнейшим интересом разглядывала Сергея Ивановича. Я посмотрел на него ее глазами: нечто пухлощекое, пухлогубое, чубастое на гигантском теле девяностокилограммового мужика. Она могла нас принять за отца с сыном впрочем, одет по-сыновнему был я, на нем был приличненький универмаговский костюм с галстуком.
Игорь Васильевич встретил нас в номере радостными рукопожатиями и штатной улыбкой. Теперь я попытался и его портрет сформулировать: получилось нечто среднее между невзрачным современным киногероем и человеком с плаката по технике безопасности. Но улыбка у него была хорошая
Как путешествовалось, Юрий Ильич? Улыбаясь этой прекрасной улыбкой, морщившей все лицо, Игорь Васильевич двумя руками потряс мою руку и немедленно усадил в кресло у журнального столика, сам сел напротив, а Сергей Иванович пристроился на краю кровати. Номер был полуприбран, как при смене постояльцев. На столик тут же водрузилась пепельница, и мы, как водится, закурили разом. Довольны экскурсией?
Ну, замялся я, сами понимаете интересно, конечно
Я думаю! немедленно перебил Игорь Васильевич. Это ж надо: девяносто третий!
Я сам всю жизнь мечтал, вставил Сергей Иванович. Как Гюго прочитал, так и возникло желание: обязательно девяносто третий. Некоторые хотят, например, две тысячи какой-нибудь, а я почему-то именно в этот самый девяносто третий и все
Ну, нам не положено, с легкой грустью заметил Игорь Васильевич, это уж вам Как говорится, и с профессиональной точки зрения. Думаю, у вас в институте многие хотели бы, да не могут. На полгодика-годик пожалуйста, а чтобы сразу в другую пятилетку Ну это же понятно: у вас способности Если хотите знать, я уже двадцать лет вашими экспериментами интересуюсь, и вот даже Сергею говорил, не даст соврать: Юрий Ильич, говорю, из экстраполяторов самый в институте способный. Еще вы обычным экстраполятором работали, а я, как только в «Вестнике» ваш отчет прочту, так и говорю: обязательно надо бы Юрию Ильичу на пятилетку-другую рвануть! И руководству даже докладывал Да ведь вы сами понимаете, Юрий Ильич, времена были другие. Кто бы вас тогда на пятилетку вперед отпустил? Считалось нецелесообразно Даже однажды помнишь, Сергей, ты еще только стажером пришел, семнадцать лет назад требовали, чтобы я на вас, Юрий Ильич, написал субъективку, как говорится, ну это у нас так называется, мое, значит, субъективное мнение, я говорю: хотите пожалуйста, вот я кладу билет на стол, и можете тогда делать, что хотите, только я Юрия Ильича знаю и ручаюсь Видите, Юрий Ильич, и в те времена у нас тоже разные люди были.
А здорово вы ее, неожиданно сказал Сергей Иванович и улыбнулся. В отличие от старшего, он улыбался сдержанно и тонко. Здорово! Раз и скрутили. Могла ведь шум поднять! Убить, конечно, не убила бы, а шуму было бы много
Так я же всегда говорил, тут же включился в неожиданно повернувшийся разговор Игорь Васильевич, всегда говорил, что Юрий Ильич исключительно смелый человек! Вы же ведь смелый человек, Юрий Ильич?
Как вам сказать, я смутился, пожал плечами. В общем, я действительно в последнее время мало чего боюсь. Семья у меня небольшая, жена человек самостоятельный, чего мне бояться?
Вот и я говорю, согласился Игорь Васильевич. Вы же и нас не боитесь, правда? Написали все, как будет, ничего не смягчили. Как будет так и написали. И про интернационалистов, и про молодежь И правильно! Зачем скрывать, если вы уверены? Нам ведь надо знать чистую правду, если мы правду знать не будем, кто же и предостережет руководство? А руководство надо предостерегать
И про наших-то, Сергей Иванович опять тонко улыбнулся, пухлые его щеки едва заметно дрогнули, про наших-то как они на стрельбу-то примчались и цепью, цепью тоже не побоялись сообщить, Юрий Ильич?
И правильно сделали, что не побоялись! воскликнул Игорь Васильевич. Кстати, вы случайно в лицо никого из них не запомнили? А то у нас есть такие факты, что там некоторые товарищи ну, в общем, не из наших, а только под наших маскируются Да что я вам объясняю, вы такую возможность не хуже меня знаете, вы в одном из своих экспериментов ее даже отработали, только в прошлом, конечно
В ушедших временах, уточнил Сергей Иванович, правильно, Юрий Ильич?
В общем, да, вяло согласился я, только не в ушедших, а в давно ушедших, если вы читали отчет
Именно, именно, согласился Игорь Васильевич, в давно ушедших. Мы того вашего отчета, правда, не читали
Но откуда же Сергей Иванович тогда знает? удивился я.
Так вы же сами только что сказали, удивился и Игорь Васильевич. Только что: «В общем, да, только не в ушедших, а в давно ушедших» Правильно, Сергей?
Сергей Иванович кивнул. И тут мне стало нехорошо. «Они же ни черта не знают сами, с ужасом понял я, они же ни черта не знали, пока я сам им все не рассказал, и они могут сколько угодно говорить, что я уже и о последнем путешествии отчет написал, но я ведь точно знаю, что я его еще не писал! И тот, старый отчет они не читали, а уж могли бы прочесть, его только ленивый не читал, и в институте, и вообще, он мне, собственно, и сделал известность, если она у меня есть хоть какая-то Он был отдельным бюллетенем, о нем даже на конференции докладывали в Риме!.. Они ничего не знали, повторял я про себя в панике, они же ничего не знали, я сам им все наговорил, я сам стал им помогать»
Вот только зря вы не указали, сказал Игорь Васильевич, не встречали ли вы там кого-нибудь из ваших коллег, только из тех. С той, значит, стороны
Да, подтвердил и Сергей Иванович и стал еще важнее, чем выглядел обычно, очень важный пацан. Мы ведь чем интересуемся? Мы же ведь женщинами, например, из Днепропетровска или даже ребятами из военно-патриотических объединений не интересуемся, у нас совершенно другое направление.
Конечно, продолжал Игорь Васильевич, только с той стороны! Разве мы стали бы предлагать вам о женщинах или, например, о прохожем каком-нибудь, поклоннике, например, популярной певицы Это ж все наши люди! Нам это не нужно, и мы вас как порядочного человека об этом и не попросим. Но у нас есть данные
Совершенно точные, вставил Сергей Иванович.
что имеется их экстраполятор, продолжал Игорь Васильевич, который
Или которая, уточнил Сергей Иванович.
Это Юрию Ильичу все равно, сморщился в улыбке Игорь Васильевич, вон он как ловко Не жарко было, не раздеваясь-то?
Как жарко, буркнул я, уже ничего не соображая, иней на скамейке
Иней! Игорь Васильевич захохотал. Ну что такому мужику иней, а? Ну вы даете, Юрий Ильич
А экстраполятор с той стороны обязательно там должен быть. Сергей Иванович стал проявлять странную для него самостоятельность и упорство, вовсе не поддержав фривольный разговор. И вам надлежит войти с ним в контакт, не вызывая подозрений, ни в коем случае не пресекая его действий, а наоборот, пообещать ему помочь, даже если его действия будут направлены на дальнейшую дестабилизацию
Ну, Сергей, это уж слишком для Юрия Ильича, примирительно сказал Игорь Васильевич, увидев, наверное, что лицо мое изменилось. Это уж слишком Это уж наша работа, Сергей, ты ее на Юрия Ильича не перекладывай Вы только не вспугните, Юрий Ильич, только не вспугните
И я уже оказался стоящим у двери в номер. И, заглядывая мне в глаза и снова тряся обеими руками мою руку, Игорь Васильевич повторял:
И никто никогда ни за что об этом не узнает, поверьте нам, это ж не в наших интересах, вы самый дальний экстраполятор, и талант большой, вам надо писать и писать, а если, допустим, мы вас обнаружим, так нам же от руководства и нагорит, потому что теперь мы уже в одной обойме, Юрий Ильич, и вам надо только не вспугнуть, не вспугнуть, не вспугнуть
Они оцепили дом в одну минуту. Все были в форме, в своей обычной форме, видимо, дело сегодня предстояло настолько рутинное, что нужды в штатской маскировке не было. Только командовали трое в хороших серых пальто и меховых шапках они вылезли из последней бээмпэ и сразу стали в стороне.
Мы лежали на тонком снегу за кустами и, еще зажимая ей рот, я прошептал в ухо этой гадине:
Крикнешь либо сам тебя убью, либо они возьмут. Они свидетелей не любят. А мне уж тогда все равно. Поняла?
Она кивнула, насколько могла, стиснутая моей рукой. И я отпустил ее рука уже окоченела, долго лежать так было невозможно. Едва слышно всхлипнув, она повернула ко мне лицо и даже не прошептала, только показала губами: «Прости, Христа ради прости! Не выдавай! Забудь!»
Молчи, шептал я снова ей в ухо. Лежи молча, не шевелись. Уедут пойдешь дальше одна. Все.
Она кивнула и сразу же успокоилась с невероятным интересом она смотрела теперь на то, что происходит возле дома. Я смотрел тоже, хотя то, что там делалось, уже не было ни для кого тайной.
Одно отделение вошло в дом. Все окна в доме уже горели неяркий ночной свет пониженного, как всегда, напряжения казался на темной улице сиянием. Прошло примерно минут двадцать
И вот дверь подъезда раскрылась, и показались они.
Мужчины были все как один в хороших серых пальто и меховых шапках, в руках они несли плоские чемоданчики. Женщины были в шубах и полушубках из овчины. Дети и подростки шли в куртках, без шапок, в небрежно накинутых капюшонах.
Их было около сотни.
Они вышли из подъезда довольно тихо и так же тихо выстроились на мостовой в колонну по четыре два солдата, слегка подталкивая их, справились с построением буквально за минуту. Последний из группы обнаружения, мгновенно вытащив из полевой сумки огромный висячий замок, запер двери и побежал к танку, над которым возвышалась радиоантенна, влез в него. Прошло еще две минуты, и во всех окнах дома погас свет теперь навсегда.
Прыткий солдатик выскочил из танка уже с небольшой табличкой в руках, снова подбежал к подъезду и повесил ее на ручку двери поверх замка. Немедленно после этого один из тех, кто командовал операцией и своей одеждой не отличался от выведенных из дома, прошел в голову колонны и негромко но в ночном беззвучии было слышно каждое слово сказал:
По поручению Московского отделения Российского Союза Демократических Партий, я, начальник третьего отдела первого направления Комиссии Народной Безопасности тайный советник Смирнов, объявляю вас, жильцов дома социальной несправедливости номер он взглянул в какую-то бумажку номер восемьдесят три по общему плану Радикальной Политической Реконструкции, врагами Радикальной Реконструкции и в качестве таковых несуществующими. Закон о вашем сокращении утвержден на собрании неформальных борцов за Реконструкцию Пресненской части.
Машины зарычали и двинулись по краям мостовой, один танк шел впереди, другой замыкающим. Колонна шла посередине
Через десять минут на улице было пусто и тихо.
Куда их? спросила женщина. Она стояла в двух шагах от меня, пытаясь дрожащими руками счистить снег и грязь с кожаного пальто.
Неужели не знаешь? мне уже не хотелось даже делать вид корректного обращения с этой жлобской бабой, которая, видно, не слышала ни о чем, кроме обувного изобилия в столице. Во МХАТ на Тверском, потом туда стволом калашникова я показал на небо.
А шо ж в том мхати? с ужасом спросила она. Никакого желания объяснять ей подробности у меня не было.
Комиссия, вяло пробормотал я, уже прикидывая, как быть дальше. Удивительно, что она может так спокойно, так уверенно в своей безопасности говорить с человеком, которого полчаса назад пыталась ограбить, может, и убить, крыла матом Хотя удивляться не приходилось: по нынешним понятиям, ничего особенного между нами не произошло, а прежние понятия из сознания этих людей исчезли настолько быстро, что можно предположить эти понятия и прежде были им не слишком близки. Одно ясно она не отвяжется от меня до самой площади, рассчитывая так или иначе выманить талоны. Воевать не было сил.
Пошли, сказал я, и мы двинулись дальше по Спиридоновке. Проходя мимо подъезда, я покосился на табличку. При свете луны крупные черные буквы на белом читались ясно. «Свободно от бюрократов. Заселение запрещено» было написано на табличке. В темных окнах молочными отблесками отражались луна и снег. Ветер дул все сильнее, белые змеи ползли по мостовой все торопливее
Мы свернули на Бронную. Я хотел снова выйти на Тверскую, потому что идти по закоулкам было еще опасней.
Но дойти до Тверской нам не удалось.
Справа, из подворотни, от бывшей библиотеки метнулись тени и через секунду все было кончено.
У меня с шеи сорвали автомат, с треском разодрали ворот свитера.
Крэст, негромко сказал, дохнув мне в лицо запахом сырого мяса, тот, кто разорвал свитер, в густой черной щетине, кривоносый. Ворот рубахи под его драной дубленой шубой был распахнут, из ворота лезла черная шерсть. Тот, что стоял сзади, уперев мне в поясницу ствол моего же автомата, уточнил:
Грегориан, а?
Православный, мгновенно сообразил я, русской веры
А, ладно, православный, армян, какая разница! раздраженно крикнул третий, занимавшийся тем временем чуть в стороне с моей спутницей. Он запустил ей руку за пазуху, она ойкнула, а он, даже вздохнув, сообщил: И у эта биляд крэст Во двор веди.
Подталкивая стволом, меня впихнули в подворотню. Я обернулся и успел поймать несчастную охотницу за сапогами, которую обыскавший ее отправил к месту сильнейшим пинком в зад.
Та ой же, вскричала она почти без голоса, та який же крест, я ж неверующая, то ж золото, для красоты
И осеклась. Держа ее в вынужденных объятиях, я, видимо, от этих слов скроил такую рожу, что она испугалась меня больше, чем чернобородых.
Во дворе таких же, как мы с распахнутыми, разорванными воротниками, с болтающимися и поблескивающими крестиками, было, наверное, около пятидесяти. Двор был довольно просторный, мы стояли не тесно, как бы стараясь не объединяться друг с другом. За эти годы я успел побывать по крайней мере в пяти облавах и заметил, что люди никогда не объединяются в окруженной стражей толпе наоборот, каждый пытается сохранить свою отдельность, особенность, рассчитывая, видимо, и на исключительное решение судьбы. Спутница моя немедленно выпросталась из моих объятий и отошла метра на полтора.