Я проношусь мимо нее ураганом, разве что не задеваю плечом.
Сую ноги в балетки, от души пихнув стильные вьетнамки Сары, и выскакиваю за дверь.
Я не собиралась с ним воевать.
Я просто хотела поговорить. Но если ему ни черта не сдалось наше прошлое, то мне теперь тоже.
Юль, чай будешь? обращается ко мне мама, когда я пролетаю мимо стола.
Нет. Я домой, грубо отвечаю маме и не смотрю ни на кого, хотя чувствую, что внимание всех подарено моей персоне.
Я знаю, что мама удивлена, поскольку для них с папой я должна была быть трезвым водителем и отвезти нас троих домой.
Думаю, не будет проблемы вызвать такси, потому что я собираюсь покинуть место, где «мне не рады».
Слышу, как мне в спину кричит Софи, но я хочу побыть одна.
Мне это крайне необходимо. За сегодняшний вечер внимания ко мне было слишком много.
И когда, выйдя за территорию дома Игнатовых, я подхожу к припаркованной машине, только тогда я выдыхаю и в полной мере могу контролировать свои ощущения и действия.
Мои руки, сжатые в кулаки, расслабляются. И я вспоминаю, что всю дорогу что-то крепко стискивала в пальцах.
Поднимаю руку и раскрываю ладонь, на которой поблескивает в свете уличного фонаря конфета?
*ёко-гери тюдан удар ребром стопы в корпус или в голову в каратэ
** Стэф! Ты где? с иврита
*** Вот ты где! с иврита
Глава 7. Степан
От автора: в главе диалоги между героями происходят на иврите
Стэф!
Не оборачиваюсь.
Стэф! Я с тобой разговариваю. Стой!
Перешагиваю несколько ступеней сразу.
Ты ведешь себя отвратительно, Сара рычит мне в спину, еле поспевая за мной. Нам нужно поговорить. Я знала, что так будет.
Хара,* я тоже!
Сдерживаюсь.
Собачиться при родителях долбанное, мать его, неуважение, но я придурок, раз считал, что нас это обойдет стороной.
Вхожу в свою комнату.
Сара влетает следом.
И как только за ней закрывается дверь, оборачиваюсь, складывая руки на груди.
Эта Джулия тут же начинает шипеть, ты мне соврал. Она тебе не кузина. Теперь мне все понятно. Поэтому ты не хотел меня брать с собой, Сара зеркалит мои действие и встает напротив.
Ее глаза горят. Она сама горит и готова взорваться.
Я же я сдерживаюсь.
Леазазэль**, я и не думал, что «моя болезнь» из прошлого под названием «Филатова Юлия» устроит мне проблемы практически с того самого момента, как я переступлю порог своего дома. Я знал, что мы с ней увидимся, но не представлял, насколько скоро и при каких обстоятельствах. Моя детская болезнь ворвалась в комнату тем самым смерчем, каким раньше крушила деревянные бруски и мои юношеские чувства.
Мы не виделись шесть лет, и я бы предпочел не видеть ее столько же.
Возбужденная, приветливая до тошноты она всем видом кричала, как рада меня была видеть, ну а я Моя болезнь излечилась, и я был уверен, что не почувствую ничего. Ничего.
Это было так давно, что я успел ее забыть. Я заставил себя ее забыть, вырвав каждую улыбку, игривый смех, голос и каждую черточку на ее лице из памяти. Я не думал о ней чертовых лет пять. А если и думал, то примерно так же, как о любом своем однокласснике.
К слову, как с одноклассницей я и собирался с ней общаться на свадьбе сестры.
Но Юлия Филатова всегда отличалась непредсказуемостью и накинула мне говна на вентилятор сразу, как только появилась в поле моего нахождения.
Я не собирался вести себя с ней как дерьмо.
Но повёл.
Потому что Сара после того, как пунцовая Филатова вылетела за дверь, устроила то, чем планомерно занималась в последние два месяца вынесла мне мозг с тщательной изощренностью.
Я очуметь какой терпеливый.
Я сам себе удивляюсь, и мне кажется, что последние два месяца я терплю Сару и ее нездоровую ревность.
Она ревнует меня ко всему, что пишется в женском роде. Она считает, что я трахаюсь с каждой пациенткой, которую веду в медцентре у деда и его брата Натана.
Несколько дней назад Сара сказала, что я выбрал специализацию пластического хирурга только ради того, чтобы тискать бабские сиськи, а каждая наша встреча стала начинаться с её слов: «Сколько сисек ты облапал сегодня?».
Когда я на работе, для меня женская грудь это молочные железы, выделяющие грудное молоко для вскармливания младенцев, а пластический хирург это не только про увеличение сисек. И как бы я ни старался донести до нее эту информацию, с аргументом «если ты познакомился во время приёма со мной, почему ты не можешь сделать этого с другой?» мне становится с каждым разом сложнее и сложнее спорить.
С Сарой мы познакомились полгода назад. На приеме у деда Натана, которому я ассистировал и у которого уже как полтора года подрабатываю, набираясь врачебного опыта. У него же я планирую проходить годовую стажировку.
Шесть месяцев я встречаюсь с девушкой, которую четыре первых месяца трахал я, а последние два она меня. Точнее мой мозг.
Сара пришла на консультацию по исправлению носовой перегородки. Она хотела убрать горбинку, которая тогда мне показалась очень милой. Мои младшие братья сами не в курсе того, насколько близки оказались к истине, когда неудачно прикалывались над Сарой. И если бы за столом я рассказал, при каких конкретно условиях мы познакомились с моей девушкой очередного троллинга избежать бы не удалось.
Проржавшись внутри, я сберег Саре репутацию.
Ее горбинка то, что делает Сару уникальной.
Я до сих пор считаю ее милой.
Горбинку.
Ни Сару.
Милота и Сара понятия несовместимые. Но понял я это позже, когда Сара решила познакомить меня со своими родителями, считая, что у нас рука об руку прямо до гроба.
Если бы моя сестра Софья знала иврит, думаю, они бы неплохо спелись. Они похожи характерами. Но, увы, Софи не в её команде. Это я понял ещё на пороге дома, когда сестра после того, как я представил Сару, как свою девушку, мерзко скосила физиономию.
Моя мама сделала примерно также. Но с толикой удивления и снисхождения, когда любимый сын зажал её в крепких объятиях. А отец отец мировой мужик, хотя даже в его выгнутой брови я прочитал удивление. Оно и понятно: месяц назад родители приезжали ко мне в Тель-Авив на вручение диплома, и о Саре даже близко никто не знал.
То, что я в отношениях полгода, не знал никто.
И Сара тоже не подозревала того, что наши скупые встречи в течение недели не результат моей дикой занятости в медцентре, а всего лишь приезд моих родителей.
Я не так часто их вижу.
Да что говорить, я вижу их редко и ту неделю, во время которой они были в Израиле, я жадно хотел провести с ними.
С семьей.
Я не стал знакомить Сару с родителями.
Черт его знает почему.
Но я так чувствовал.
Не готов, не уверен, побоялся хрен поймешь. Может, всё вместе.
Но на воре, как говорится, и шапка горит, когда, обедая вдвоем с мамой в не самом популярном заведении Тель-Авива, каким-то немыслимым образом нас увидела Сара. Я не знаю кого мне благодарить, но разбор полетов моя девушка устроила не в ресторане, а в моей съемной квартире.
Тогда мы впервые сильно поругались. Тогда мое терпение начало давать протечки.
Сара бросала в меня посуду, которая даже не моя, а хозяйки квартиры. Она орала о том, что я кобель и мерзавец, а также изменщик. Когда я признался, что та «старая шлюха» моя мать, Сара осталась верной себе, заменив кобеля на лжеца, а изменщика на подонка.
Короче, при любом раскладе я остался мерзавцем.
Три дня назад мы поругались вновь.
Я уладил все дела со стажировкой и освободился раньше, чем планировал. В тот же день я купил билет в Россию, решив провести выпавшие свободные дни с семьей.
Вечером я сказал об этом Саре, на что получил версию того, что мой скорый отъезд повод скорее смыться и начать изменять ей прямо на борту самолета.
Сара уверена, что я приехал не на свадьбу к сестре, а чтобы поиметь всё, что движется.
Мы ругались до тех пор, пока я не купил ей билет. Даже мои доводы о том, что иврит, кроме мамы, в моей семье не знает никто и ей будет попросту некомфортно, Сару не остановили.
Сару не остановили мои предостережения от того, что моя семья ни чета ее, в которой мне выдалось однажды побывать. В еврейской семье моей девушки чтут национальные традиции, правила поведения и воспитания, дипломатично и спокойно решая вопросы. В моей семье по-другому: мы шумим, перебиваем друг друга, у нас устоявшийся сложившийся юмор и общение между собой, в котором не каждому может быть уютно. Но держать меня за яйца Саре оказалось важнее собственного комфорта.
Я купил ей билет.
А после у нас был охрененный секс.
Она кузина, в который раз подтверждаю свои слова, сказанные Саре в комнате.
Мне пришлось назвать бывшую подругу детства родственницей.
Дальней.
С которой мы общались в последний раз сотню лет назад.
Чтобы сберечь нервные клетки Саре и себе.
Я говорю на несколько тонов тише, давая понять своей девушке, что и в моем доме неплохо бы уважать хозяев.
Она не смотрит на тебя как родственница! ядовито выплевывает. Она пялится на тебя, тычет пальцем мне в грудь.
Примерно что-то похожее от Сары я слышал во время дороги сюда. Как только мы сели в самолет, моя девушка обвинила каждую стюардессу в том, что из 250 человек на борту они не сводят глаз только с меня.
Два утомительных перелёта Сара насиловала мой мозг и не удивительно, что, оказавшись дома, в знакомой, комфортной мне обстановке, я, черт возьми, позволил себе расслабиться.
Сара, потише, прошу сдержанно.
То есть ты не отрицаешь, что она на тебя пялится? Ты поэтому меня не хотел брать? Из-за нее? У вас что-то есть?
Сила воли выдержка терпение, мать твою! Я призываю всё это, надеясь стать хорошим врачом, поэтому я не позволяю себе грубить Саре.
Я ничего подобного не заметил.
Я заметил.
Еще как заметил.
Какими непонимающими и ангельскими глазами смотрела на меня моя «детская болезнь», но я, как никто другой, знаю, как этот ангел умеет проезжаться катком по мужским яйцам.
Она так театрально и будто бы искренно была оскорблена моим равнодушием, что хочется спросить: «А ни ты ли меня сама об этом просила?».
Но я не спрошу, потому что сейчас мне это на хрен не надо.
Сара обреченно прикрывает глаза, а затем, резко их распахнув, цедит сквозь стиснутые губы:
Я повторяю еще раз: у вас что-то есть?
Захнах!***
Моя башка начинает раскалываться. Я дико устал с дороги, но моя девушка считает иначе.
Сара, мы встречаемся полгода! я повышаю голос, но не так, чтобы она смогла упрекнуть меня в том, что я на нее ору. Я разве хотя бы раз давал тебе повод считать, что где-то на расстоянии, да и вообще, у меня кто-то есть?
Я не знаю, как до нее донести эту истину!
Я не изменял Саре никогда.
У меня даже в мыслях такого не было.
Я совершенно не тот, кто будет левачить, но, зараза, в такие моменты, как сегодня, у меня в башке звенит и требует сходить налево! Ну чтобы ее обвинения хотя бы были ненапрасными!
Я утрирую, конечно.
Я не мудила.
Я вырос в многодетной семье, где мой отец яркий показатель отношения к своей половине при том, что моя мать не самая удобная женщина.
Сара мои первые серьезные отношения, и вводить в них традицию с леваками я не собираюсь.
Ты делаешь это постоянно! Ты скрыл от меня приезд твоих родителей, перечисляет Сара. Ты и сюда меня не собирался брать. Тебе плевать на меня, губы Сары начинают подрагивать, и это говорит о том, что в скором времени она будет реветь. Истерить, будто умер ее близкий родственник, причитая на иврите так, как умеют это делать чистокровные евреи. Меня комары искусали, а тебе до фонаря, что у твоей девушки огромные волдыри, возмущенно всхлипывает.
О, хара!
Я всплёскиваю руками и поднимаю лицо к потолку.
Немыслимо.
Перед тем, как спуститься к ужину, я доступно объяснил своей девушке, что вечера в наших краях не настолько комфортны, как в Тель-Авиве. Я предложил ей спрей Сара фыркнула. Какие ко мне теперь претензии?
Сара, я не хочу ругаться, достаточно спокойно, но твердо сообщаю я и ухожу в ванную.
Я правда не хочу с ней ругаться. За два месяца я понял: лучше смолчать и отступить. Сара эмоциональна, но и быстро отходчива.
Моя голова трещит, и мне до ломоты в костях хочется смыть с себя этот резиновый день, в котором было много всего намешено. У меня не было времени его обмозговать, и ночью я этим заниматься не буду тоже.
Я хочу спать.
Включаю душ и встаю под прохладную воду.
Закрываю глаза, позволяя воде смыть с себя напряжение и физическую усталость.
Я слышу, как закрывается дверь.
Поворачиваюсь на звук и вижу Сару.
Она абсолютно обнажена.
Скольжу по ее изящной фигуре, которую знаю, как свои пять пальцев.
Сара компактна и сексуальна: маленькая грудь, плоский живот и узкие бедра.
Я слежу, как с особой оточенной грацией моя девушка вплывает ко мне в душевую кабинку, и на ее лице, кроме предвкушения скорейшего удовольствия, нет ни намека на то, что минутой ранее она ревела и осыпала меня своей ревностью.
Я отступаю, давая Саре встать под душ. Ее острые соски царапают мне грудь.
Она поднимает руку и пробегается пальчиками по моему животу.
Я вздрагиваю.
Везде.
Слежу за тем, как порочно Сара облизывает губы. Я знаю, что это означает, и провожаю взглядом то, как она опускается передо мной на колени.
Снизу вверх она смотрит преданными глазами. Они сейчас доверчивые и искренние. Такие, как тогда, когда впервые я увидел ее на приеме: сомневающуюся и робкую.
Улыбаюсь ей.
Провожу указательным пальцем по горбинке ее носа. Очерчиваю губы, отчего Сара прикрывает глаза.
В тот день я запретил ей что-либо менять в себе.
Я вообще против вмешательства в то, что даровано нам природой. И если нет основательных медицинских показателей к пластике, я считаю все эти следования модным трендам и погоню за «канонами красоты» пустым и глупым.
Знаю, что в дальнейшем мой основной заработок будет как раз из этого складываться, но я не поощряю. Как мужчина я не поощряю, и мне плевать, какого размера у моей девушки грудь, если она мне нравится.
Сара мне нравится.
Тебе точно она безразлична? умоляюще шепчет.
Черт.
Да, отвечаю.
Зарываюсь Саре в волосы и сжимаю их в кулаке, когда чувствую, как на мой член опускаются женские горячие губы.
Утыкаюсь одной рукой в кафель и закрываю глаза, под веками которых вижу пшеничные длинные волосы и кристально-голубые глаза.
Хара
*хара с иврита ругательство по типу «дерьмо».
**леазазэль! Черт! (с иврита)
***захнах ругательство на иврите (блть)
Глава 8. Степан
Втягиваю в дом два чемодана со шмотками младшей сестры.
Еще два прикатит отец. Он во дворе загоняет тачку в гараж.
Когда мы ждали багаж Ди, я не думал, что половина курсирующих на ленте баулов принадлежит моей сестре.
На вопрос, для чего ей столько вещей, ели она прилетела всего на неделю, Диана ответила в свойственной ей манере: «Я что, должна каждый день ходить в одном и том же? И не завидуй так громко».
Закрываю за нами дверь и смотрю на сестру, падающую на пуф в прихожей.
Ну и жара, чокнуться можно, Ди стягивает с головы шляпу и бросает ее на пол.
В аэропорту, куда мы поехали вдвоем с отцом, чтобы встретить Ди, я долго ржал над ее головным убором.
Из гейта Ди выплыла так, что под полями ее шляпы уместились два корейца, выходящие следом, а внимание всех встречающих и провожающих аэропорта мгновенно переключилось на сестру, поскольку в нашем небольшом южном городке так не ходят.
Но Диане, конечно же, до звезды.
М-м-м, сестра тянет носом ароматы, доносящиеся из кухни, и сбрасывает босоножки на бесконечной шпильке. Пахнет фирменной игнатовской курицей, хохотнув, заключает Ди.
Оно так и есть.
С раннего утра все на ушах.
Принцесса же должна приехать.
Мать даже близнецов припахала помогать готовить.
И Сара тоже должна была. По крайней мере я оставил ее с матерью. Потому что они хотя бы как-то контактируют на иврите.