Руднев поклонился.
Для меня огромная честь познакомиться с вами, мадам! И не слушайте моего друга! Он слишком щедр на эпитеты в мой адрес.
Мадам Атталь протянула Дмитрию Николаевичу руку и рассмеялась.
Я знаю о вас, господин Руднев, произнесла она, неожиданно перейдя с французского на вполне хороший русский язык, слегка приправленный приятным мягким акцентом. Мне очень нравится ваша живопись. Я видела ваши работы ещё в Париже. Они похожи на английский модерн, но куда более живые и чувственные Это так по-русски
Благодарю вас, мадам, Руднев перешёл на родной язык. Я тронут столь лестной оценкой с вашей стороны! А ещё я восхищен вашим великолепным русским языком! Где вы ему так хорошо обучились?
Мой покойный муж имел тесные деловые связи с вашей империей. Мы часто бывали в России, и к нам приезжали русские партнёры. Я воспользовалась этой возможностью, чтобы выучить язык. Он очень красив, как и русские мужчины.
Особенно, русские князья, ввернул Вяземский и снова исхитрился поцеловать француженке руку.
Ах, мой милый le prince Paul (фр. князь Павел)! рассмеялась мадам Атталь. Вы, как это у вас правильно говорят?.. Пробка для любой бутылки
В каждой бочке затычка, с улыбкой поправил Руднев.
Дмитрий Николаевич настолько был увлечён новым знакомством, что утратил бдительность и совершенно упустил из виду хозяйку вечера, которая внезапно возникла рядом с ним и взяла его под руку.
О! Дмитрий Николаевич, наконец-то я вас нашла! слащаво промурлыкала графиня. Извините меня, господа! Князь! Мадам! Но я намереваюсь похитить у вас господина Руднева.
Наградив Вяземского лучезарной улыбкой, а госпожу Атталь кислой миной, Анна Романовна решительно увлекла Дмитрия Николаевича за собой.
Дорогой мой друг, говорила она, цепко держа пленника своей пухлой холёной ручкой. Вы нужны нам для крайне серьёзного эксперимента.
Почту за честь быть вам полезным, сударыня! обреченно ответствовал Руднев. Что же за эксперимент вы желаете осуществить?
Мы хотим провести спиритический сеанс, с несколько преувеличенным восторгом объявила Каменская. Вы знали, что наша Танечка великолепный медиум?
Нет, графиня, я не знал, что среди многочисленных талантов Татьяны Фёдоровны есть и такой выдающийся дар
Да-да! Вы правильно сказали, Дмитрий Николаевич! Именно выдающийся! И мы намерены воспользоваться им, чтобы призвать дух Фридриха Барбаросса5 и спросить славного воина минувших веков, когда же закончится эта ужасная война.
Как это интересно! неубедительно восхитился Руднев. Но боюсь, для подобного опыта я совершенно не подхожу! В вопросах мистицизма я абсолютно бездарен!
Что вы! Я чувствую, какая у вас сильная аура! Вы сможете помочь нашей девочке установить контакт с духовной сущностью. И, кроме того, вы хорошо знаете немецкий и будете переводить нам послание древнего короля.
Сударыня, Фридрих Барбаросса изъяснялся на средневерхненемецком. А я не силён в архаичных наречиях!
Да будет вам, Дмитрий Николаевич! Анна Романовна игриво хлопнула Руднева веером по руке. Я уже всё решила! Вы участвуете!
Дмитрию Николаевичу ничего не оставалось, как смиренно повиноваться.
Графиня Каменская отвела его в комнату, соседствующую с большой гостиной. Там во всю шло приготовление к мистическому ритуалу: слуги опускали на окнах глухие портьеры и расставляли на круглом столе канделябры с горящими свечами, участники сеанса рассаживались, зрители перешёптывались, занимая места на почтительном расстоянии от стола.
Анна Романовна усадила Руднева рядом со взволнованной и смущённой дочерью.
Ах, маменька! пролепетала девица, заливаясь целомудренным румянцем. А вдруг ничего не получится!
Ну, что ты, дорогая! уверенно заявила графиня, соединяя руки Татьяны Фёдоровны и Дмитрия Николаевича. Тебе поможет господин Руднев. Чувствуешь, какая у него аура?!
Юная графиня окончательно смешалась и уже едва не плакала, так что Дмитрию Николаевичу и впрямь пришлось прийти ей на помощь.
Не волнуйтесь, Татьяна Федоровна! В крайнем случае обещаю вам подыграть, шепнул он девушке на ухо. Просто несите какую-нибудь околесицу на смеси немецкого и латыни, а я якобы стану это переводить и незаметно пихать стол. Все в таком предвкушении, что разоблачение нам с вами не грозит!
Каменская-младшая прыснула смехом, а внимательно следившая за ней мать, занявшая стратегическую позицию по другую руку от дочери, победно просияла и торжественно объявила:
Господа, мы начинаем! Прошу соблюдать тишину!.. Участники сеанса, закройте глаза, возьмитесь за руки и сосредоточьте свою гетеротетическую энергию на медиуме и её помощнике. Я чувствую, что у нас должно получиться! Сегодня грань между нашим миром и миром духов особенно тонка!
В зале воцарилась гробовая тишина так, что было слышно, как изредка шипит воск на свечах и шуршит атлас дамских платьев.
Руднев послушно закрыл глаза и ободряюще пожал холодную трепещущую девичью руку. Татьяна Федоровна тоже ответила робким пожатием и звонким, слега дрожащим голосом провозгласила:
О, великий дух! Повелитель древней империи! Ответь на зов ныне живущих!
Ничего не происходило, а тишина сделалась практически осязаемой. Руднев почувствовал, что юная Каменская начала дрожать.
Попробуйте по-немецки, сударыня, произнёс он пафосно. Я стану вам подсказывать Großen König! Erschein vor uns und Antwort! (нем. Великий король! Предстань перед нами и ответь!)
Едва он успел договорить, как напряжённую тишину разорвал отчаянный крик, раздавшийся из большой гостиной. Руднев на мгновение замер со всё ещё закрытыми глазами, а потом, опомнившись, первым бросился в соседнюю залу.
Гости, не заинтересовавшиеся спиритическим сеансом и остававшиеся в гостиной, столпились в её центре вокруг чего-то, что, очевидно, и являлось причиной всеобщей тревоги. Истеричный женский голос звал на помощь, ему вторил мужской, требующий вызвать доктора.
Дмитрий Николаевич растолкал всполошённую толпу и, к своему ужасу, увидел, что причиной всеобщего смятения является его друг князь Вяземский.
Павел Сергеевич лежал на полу и бился в судорогах. Красивое лицо исказилось и посинело, на губах выступила кровавая пена, глаза остекленели. Тело подполковника изгибалось, руки со скрюченными пальцами скребли пол. Правая рука была окровавлена и загребала осколки разбитого бокала.
Пашка! воскликнул Руднев и кинулся к другу. Врача! Быстрее врача!
Однако Дмитрий Николаевич уже наверняка знал, что врач здесь бессилен. Рудневу случалось видеть разную смерть, и он не только разумом, но каким-то почти животным чутьём понимал, что Вяземский умирает, и помочь ему уже нельзя.
Упав на колени, Дмитрий Николаевич обхватил голову друга и придерживал её, не давая биться об пол.
Паша!.. Паша!.. Как же это?! шептал он. Кто тебя так?
Внезапно глаза офицера Генштаба приобрели осознанность. На короткое мгновенье сквозь невыразимую муку в них мелькнуло узнавание. Вяземский разжал оскаленные зубы, силясь что-то произнести.
Что, Паша? Что?!
Руднев склонился к самым губам бившегося в агонии друга.
Вевервольф прохрипел Павел Сергеевич.
Тело его резко скрючилось, а потом так же стремительно вытянулось в полный рост и обмякло.
Князь Павел Сергеевич Вяземский был мёртв.
Разом осознав это, Дмитрий Николаевич обмер. Он был не в силах ни шелохнуться, ни вздохнуть.
Из оцепенения его вывело легкое прикосновение.
Шарлотта Атталь положила Рудневу руку на плечо.
Il est mort (фр. Он умер) тихо и скорбно произнесла она и накинула на лицо покойного свою серебристую шаль.
С превеликим трудом Дмитрий Николаевич заставил себя разомкнуть руки и выпустить голову мёртвого друга.
Вызовите полицию! приказал он глухим голосом, поднимаясь на ноги. И заприте все двери В доме произошла смерть при подозрительных обстоятельствах
Глава 2
Коллежский советник Анатолий Витальевич Терентьев, помощник начальника московской сыскной полиции, мерил шагами библиотеку в доме графа Каменского и бросал косые тревожные взгляды на застывшего в кресле Дмитрия Николаевича. Руднев выглядел профессионально собранным и хладнокровным, но Анатолий Витальевич видел и понимал, что, несмотря на демонстрируемое Дмитрием Николаевичем самообладание, в душе у того творится ад.
Терентьев знал Дмитрия Николаевича с тех ещё времён, когда тот только-только закончил гимназию. И именно Анатолий Витальевич привлёк Руднева уже после окончания университета к сотрудничеству с сыскным управлением. Вместе они расследовали много тяжких и жестоких преступлений, не раз на пару рисковали жизнью и прикрывали друг другу спины, так что на поверку были они давними и верными друзьями.
Дмитрий Николаевич, в который уже раз, лишь слегка меняя формулировку, спросил коллежский советник, отчего вы так уверены, что смерть его сиятельства носит насильственный характер?
От того, что его абсолютно точно убили! с явственным оттенком раздражения ответил Руднев. Это отравление, Анатолий Витальевич!
Свидетели, присутствующие при последних минутах Вяземского, описывают симптомы, крайне схожие с эпилептическим припадком
Анатолий Витальевич! Павел Сергеевич подполковник Генштаба был им Он не то в разведке, не то в контрразведке служил. Туда с падучей не берут!
Ну, так, может, сердце? Вы же сами знаете, как оно бывает. Был человек и нет человека
Вот именно! Я отлично знаю, как выглядит сердечный приступ! И это был не он! У Вяземского были конвульсии, и пена изо рта шла
Так агония
Анатолий Витальевич! Прекратите, ради бога!.. Пашка Павел Сергеевич умер у меня на руках!..
В вашем случае, друг мой, это заявление достоверности показаниям, как вы понимаете, не добавляет! хмуро отрезал коллежский советник.
Руднев хотел было что-то возразить, но осёкся. Терентьев был прав, тот факт, что Дмитрий Николаевич стал непосредственным свидетелем смерти князя, только усиливал сомнения в его точке зрения.
Дмитрий Николаевич Руднев, признанный мастер сыска, проявляющий в экстремальных ситуациях исключительную выдержку и отвагу, как это ни парадоксально, всю свою жизнь страдал некрофобией, причём в той степени, что при виде мертвеца мог запросто лишиться чувств. Он приходил на место преступления только тогда, когда оттуда убирали трупы, и никогда не присутствовал при аутопсии. Жертвы он исследовал исключительно по фотографиям и прозекторским рапортам.
Анатолий Витальевич, давайте рассуждать по-другому, предложил Руднев. Ошибаюсь я или нет, мы узнаем только после аутопсии и Стаса-Отто6 который и полторы недели занять может. Если я прав А я, чёрт возьми, прав!.. Так вот, если я прав, к тому моменту, когда мы в этом убедимся, след преступника уже простынет. Ну, а если все-таки окажется, что Вяземский своей смертью умер, то
То мы потратим уйму времени на бессмысленное расследование и взбаламутим высшее московское общество! И это ещё наименьшее зло! сердито закончил Анатолий Витальевич.
А что вы видите как наибольшее?
Анатолий Витальевич не ответил, а лишь что-то хмуро буркнул себе под нос.
Хорошо, сказал он наконец. Давайте с самого начала. Вы сказали, что князь просил вас о встрече?
Да, он прислал мне записку, подтвердил Руднев.
Что в ней было?
Там дословно было написано: «Стид Боннет намерен свистать наверх сэра Галахада на борту «Графа Каменского»»7. Дальше стояла сегодняшняя дата.
Что, простите?! опешил Терентьев.
В детстве мы с Вяземским придумали себе прозвища, объяснил Руднев. Он был Стид Боннет, а я сэр Галахад Не важно!.. Он использовал детские прозвища в записке, чтобы я понял, что у него ко мне какое-то важное дело Важное и секретное!
Понятно И что это было за дело?
Он не успел ничего мне рассказать. Только намекнул, что дело касается государственной безопасности.
Час от часу не легче!..
Я сказал ему, что госбезопасность не мой профиль
И поэтому он не стал продолжать разговор?
Нет, Дмитрий Николаевич задумался. Он тщательно ломал комедию, изображал неожиданную встречу друзей О деле же несколько раз принимался говорить, но потом прерывался Я теперь начинаю думать, что, возможно, он опасался чьих-то глаз.
Хотите сказать, он опасался кого-то конкретного?
Вполне вероятно
Вы что-то заметили? Имеете кого-то на примете?
Нет. Гостей было много, я не обращал внимания.
В голосе Руднева послышалась такая горечь, что Терентьев поспешил утешить друга.
Дмитрий Николаевич, с чего бы вам за людьми следить! Вы же не могли знать, что такое случится Лучше на другой вопрос мне ответьте. Князь что-нибудь пил или ел?
Шампанское пил. Мы вместе пили.
Кто ему подавал?
Официант. Подносил на подносе несколько бокалов. Павел Сергеевич сам брал два и один мне отдавал. Пока я был при нём, мы выпили по два бокала и взяли ещё по одному. Чтобы он пил из третьего, я не видел и не знаю, брал ли ещё, когда я ушёл с графиней духов вызывать.
Вяземского, выходит, спиритический сеанс не заинтересовал?
Именно так. Я оставил его в гостиной в обществе Шарлотты Атталь.
Шарлотта Атталь, повторил Терентьев и записал. Вы её хорошо знаете?
Нет. Павел Сергеевич нас как раз только познакомил.
Значит, придётся выяснять, что за мадам такая Ладно, вернёмся к шампанскому. Как, по-вашему, Руднев, яд мог быть добавлен в бокал и целенаправленно подсунут князю?
Уверен, что нет! Вероятность того, что отравленное шампанское попало бы в какие-то определенные руки, была крайне низка. Но, возможно, ему уже без меня яд подали.
Такое мне тоже кажется сомнительным! возразил Терентьев. Слишком открыто! Выходит, версия с отравлением в ходе приёма не очень-то убедительна
Да почему же вы, Анатолий Витальевич, так упорно отметаете убийство! взорвался Руднев.
Спокойно выдержав гневный взгляд друга, коллежский советник с расстановкой ответил.
Потому, что их светлость был подполковником Генштаба и по вашим же словам имел прямое касательство к разведке. А ещё потому, что он хотел вашей помощи в каком-то тёмном политическом деле. И, главное, потому, что он ваш друг, и вы ни за что не отступитесь и станете землю рыть в поисках убийцы.
Я не понимаю вас, Анатолий Витальевич!
А я вам на примере объясню! коллежский советник тоже стал распаляться. Тут вот на прошлой неделе провели мы облаву по Грачёвским бардакам. Совсем там девки распоясались. Каждая вторая марьяжит8. Определили аж полторы дюжины мамзелей, и тут мне звонок от его превосходительства чиновника каких-то там совсем особых поручений господина Лисякина. Излагает он мне, что есть основания подозревать появление шпионской гнили в славных рядах московских шалав, вследствие чего мне с самого верха предписано этих самых агенток незамедлительно ему Лисякину передать. Я, конечно, к требованию такому с полным пониманием. Кого, говорю, вам, ваше превосходительство, в казематы ваши велите препроводить? А он и отвечает: «Всех!». Я такому-то повороту изумился. Неужто все, говорю, шпионки? Лисякин давай визжать, что аж телефон вскипел: «Не вашего, говорит, господин коллежский советник, ума дело! Исполняйте, что велено!» Тут уж и я завёлся. Отвечаю ему: «Девок я вам, само собой, направлю. Но вам в одиночку с таким количеством легкомысленных барышень не сдюжить» Грубее, понятное дело, выразился А на следующий день получил я от Аркадия Францевича9 такой разнос, что глаза поднять не смел, будто гимназистка. Орал он на меня благим матом, а как малость остыл, поведал, что через какие-то там свои связи перехватил бумагу, адресованную куда надо, в которой доходчиво так было изложено подозрение, что коллежский советник Терентьев Анатолий Витальевич является германским агентом, и за ним должен быть установлен специальный надзор. Бумагу эту Аркадий Францевич, само собой, в ретирадное (уст. уборная, туалет) определил, но и ему по кляузе этой ответ держать пришлось.