Прекратить! рявкнул Терентьев и злобно зыркнул на опомнившегося городового, кинувшегося оттаскивать разъяренного родителя от своего дитяти. Что всё это значит? Что он натворил?
От грозного начальственного окрика повар малость вошёл в разум и запричитал.
Ох, ваше высокоблагородие! Ведь вот какой паршивец! Мы ж с матерью-то его, гадёныша, только по божьему закону жить-то учили! А он!
Повар снова рванул к сыну, и тот шарахнулся в угол, прикрывая руками голову от отцовского гнева.
Терентьев поднял парня за грудки и как следует встряхнул.
А ну, рассказывай, что ты такое учудил! Отвечай! Не то папашу твоего отпустить велю.
Ой! Не надо! Всё расскажу! Только не отпускайте его! Он меня прибьёт!
Рассказывай!
Бутылку я спёр, заканючил официант, с опаской глядя на рвущегося из рук городового отца.
Какую бутылку?
Так эту Шампанскую
Продать что ли хотел?
Не-ет Это я для Фроськи припрятал
Повар снова забился в руках городового.
Курва твоя Фроська! заорал он. Как и мать ейная была! Хороших девок тебе что ли не хватает!
Тихо! снова призвал к порядку коллежский советник и кивнул официанту. Когда ты бутылку спёр?
Так сегодня и спёр Буфетчик-то отвернулся, я за полу-то и сунул Потом поднос забрал и ушёл с бутылкой-то Я отдам! Ей же бог, ваше высокоблагородие! Вы только тяте меня убить не позвольте!
То есть ты взял поднос и пошёл бутылку прятать? задал вопрос Руднев.
Ага Так и пошёл В оранжерейную, значит Там под пальмовым кустищем и спрятал Пальма там такая, с листьями, что наши лопухи
А что поднос? перебил Дмитрий Николаевич ботанические подробности.
Так я его тама при входе на скамейке пристроил А сам бутылку к пальме понёс. Она тама, в дальнем углу
Руднев с Терентьевым переглянулись, и Дмитрий Николаевич продолжил выспрашивать:
Когда дело было? В начале вечера или уж перед происшествием?
Глаза у официанта забегали.
Не помню я! слишком уж поспешно ответил он.
Стало быть, это тот самый поднос был, что ты мне и покойному подносил? Так? нажал на парня Дмитрий Николаевич.
Пройдоха совсем сник и кивнул.
Видал в оранжерее кого? спросил коллежский советник.
Не-е, тама не видал А на выходе меня старший официант заприметил Он-то, небось, отцу и нажаловался
Так дело было? обратился Анатолий Витальевич к взвинченному папаше.
Так, ваше высокоблагородие! Макар Семёнович, старший официант, за олухом-то нашим присматривает Позор-то какой!
Более никто из участников истории с похищенной бутылкой ничего ценного для дознания сообщить не смог, так что старшего официанта и повара Терентьев дозволил отпустить, а вороватого ловеласа приказал задержать до выяснения всех обстоятельств, чему парень был невероятно рад, так как всерьёз опасался неумеренного гнева отца.
Выходит, у убийцы была возможность отравить бокалы, констатировал коллежский советник.
Руднев скептически нахмурился.
Странная какая-то история, Анатолий Витальевич. Убийца действовал обдумано. Имел при себе яд и готов был отравить несколько человек, чтобы добраться до своей жертвы. Так неужели бы он стал рассчитывать на случай?
На первый взгляд, так, согласился Терентьев. Но, если рассудить, то возможны простые объяснения. Во-первых, юнец этот всё-таки может быть замешан. Нет никаких доказательств тому, что он не по чьему-то указанию весь этот цирк с бутылкой и пальмой разыграл. Оно же ведь очень хитроумно! Идеальная отговорка: стащил бутылку и прятал! Что там с подносом было знать не знаю и ведать не ведаю! Да ещё и свидетель удачно так подвернулся!.. А есть и второй вариант. Дурень этот ни при чём, а убийца просто воспользовался удачным стечением обстоятельств, хотя и имел какой-то иной надежный план.
Нет, Анатолий Витальевич! возразил Руднев. Второй ваш вариант совсем никуда не годится! Ну, подбросил убийца яд. И что дальше? Где гарантия, что именно с этого подноса Павел Сергеевич бокал бы взял?
Значит, официант всё-таки в сговоре! И он принёс вам отравленное шампанское целенаправленно.
Да тоже не вяжется! Слишком всё на авось! Бокалы могли разобрать, пока их несли через зал. Вяземский мог и вовсе бокал не взять. А самое главное, это ж как же всем повезло, включая меня, что никто яда, кроме Павла Сергеевича не выпил.
Если официант замешан, он мог остальные бокалы и убрать, так что вы, возможно, единственный, кого бог отвёл. Но на остальные ваши замечания мне возразить нечего. Надеюсь, ситуация прояснится, когда мы опросим других свидетелей происшествия.
С опросом остальных свидетелей дело обстояло непросто, так как все они были людьми солидными и даже очень. Во избежание скандала, который в конечном счёте только бы повредил следствию, дипломатичный и прозорливый Анатолий Витальевич гостей всех отпустил по домам, предупредив лишь, что в ближайшее время будет вынужден явиться к ним для формального снятия показаний. Таким образом за исключением прислуги и Руднева, по горячим следам коллежский советник мог опросить лишь Каменских.
Фёдор Андреевич принял коллежского советника в своём кабинете. Граф был растерян и подавлен и даже не пытался это скрывать.
Я надеюсь, господин коллежский советник, дёргано проговорил он, вы избавите графиню от ваших вопросов? Анна Романовна потрясена случившимся! Мы все потрясены! Такое несчастье!.. И у нас в доме!.. У всех на глазах!.. Вы же понимаете?
Анатолий Витальевич проявить понимание не возжелал.
Простите, ваше сиятельство, но я всё-таки вынужден просить вас дозволить мне переговорить с её сиятельством, произнес он холодно и официально.
Каменский истерично всплеснул руками.
Господи! Неужели это так необходимо?! В любом случае сегодня это невозможно! Анна Романовна сейчас при Танечке. У бедной девочки случился нервный припадок Пришлось уложить её в постель. Доктор дал ей успокоительного Графиня не может оставить дочь в таком состоянии!
Тогда, с вашего позволения, я задам свои вопросы её сиятельству завтра, настойчиво произнес Терентьев. А сейчас прошу ваше сиятельство уделить мне время.
Граф раздраженно поджала губы, бросил сердитый взгляд на молчавшего всё это время Руднева и надменно ответил.
Да, конечно! Делайте свое дело, господин коллежский советник.
Анатолий Витальевич сдержано поклонился, сел напротив графа, так и не дождавшись приглашения, вынул блокнот и надел очки.
Где вы находились в тот момент, когда случилось несчастье? спросил Терентьев, глядя на собеседника поверх стёкол и слегка склонив голову набок, что придало ему вид особой заинтересованности.
Я был в гостиной, нервно ответил Каменский. Всё случилось у меня на глазах.
Расскажите, что именно произошло?
Павел Сергеевич внезапно упал, и у него начался этот ужасный приступ.
Приступ?
Ну, да Это же был эпилептический припадок?
Анатолий Витальевич вопросительной интонации, кажется, не заметил и снова спросил.
Вы обратили внимание, кто находился рядом с его сиятельством?
Он разговаривал с мадам Атталь Я бы сказал, любезничал Но вы не ответили, господин коллежский советник!
Терентьев проигнорировал и это восклицание.
Кто знал, что князь Вяземский был к вам сегодня приглашён?
Да он всегда желанный гость в нашем доме!.. Но всё же?
Кто знал, что он сегодня будет?
Многие могли знать Вот господин Руднев, например
А ещё?
Да практически все! Князь отписался, что сможет быть, я рассказал графине, а она, я слышал, говорила об этом на воскресном сборе «Русских жён» Да почему вы задаёте такие странные вопросы?!.. Дмитрий Николаевич, хоть вы объясните!
Руднев вопросительно взглянул на Анатолия Витальевича, и тот утвердительно кивнул.
Должен вас расстроить, Фёдор Андреевич, сухо сказал Руднев. Есть основания предполагать, что смерть Павла Сергеевича имела насильственный характер.
Лицо графа вытянулось.
Этого не может быть! хрипло прошептал Каменский. Я уверен, что такое невозможно!
От чего же вы так уверены, ваше сиятельство? резко спросил Терентьев, подавшись вперед и впившись в Фёдора Андреевича острым взглядом.
Коллежский советник, по чести сказать, и сам не ожидал того эффекта, что произвел на графа его вопрос. Каменский отшатнулся, вскочил, и взгляд его наполнился ужасом. Фёдор Андреевич несколько раз беззвучно открыл и закрыл рот, не в силах вымолвить ни слова, а после рухнул обратно в кресло. Выглядел граф так, что Руднев с Терентьевым не на шутку перепугались, что сейчас у них на руках окажется ещё один труп.
Дмитрий Николаевич метнулся к винному шкафу, по английской моде красовавшемуся в углу, нашёл там бутылку коньяка, налил в рюмку и подал Каменскому.
Фёдор Андреевич, выпейте! потребовал он и едва ли не насильно влил коньяк в потрясённого графа.
Терапия эта возымела на Каменского живительное действие.
Простите, господа, пробормотал он. Это так ужасно
Убедившись, что их сиятельство передумало отдавать богу душу, Терентьев сурово произнес тоном, не терпящим возражений.
Мне кажется, вам, Фёдор Андреевич, есть, что нам рассказать.
Граф вздрогнул как от удара и весь сжался.
Господа, это ужасно повторил он.
Что именно? сурово спросил коллежский советник, Каменский молчал. Вы говорите об убийстве, ваше сиятельство?
Нет, едва слышно ответил Фёдор Андреевич. Я говорю о самоубийстве
Теперь пришла очередь онеметь Рудневу и Терентьеву.
Объяснитесь! выговорил наконец Анатолий Витальевич. Вы хотите сказать, что имеете основания предполагать, что Вяземский сам себя убил?
Фёдор Андреевич трагически кивнул.
Боюсь, так и было, господа. Надеюсь только, что Павел Сергеевич сделал это не целенаправленно
Каменский отпер ящик своего стола и достал оттуда флакон с каким-то белым порошком.
Что это? спросил коллежский советник.
Я точно не знаю, ответил граф. Но это было в руке у Павла Сергеевича, когда он упал. И это не похоже на лекарство Я видел такие склянки раньше Думаю, и вы, господин полицейский, такое видели.
Анатолий Витальевич взял флакон в руки и помрачнел. Ему действительно не раз случалось видеть такие пузырьки с характерными отметинами на донышке. Чаще всего он изымал их у всяких сомнительных личностей, у проституток и у посетителей новомодных богемных притонов.
Это похоже на наркотик, констатировал он, обращаясь не столько к Каменскому, сколько к Дмитрию Николаевичу.
Да, похоже, скорбно качнул головой граф. Поэтому я и не поверил, что это могло принадлежать Павлу Сергеевичу Но когда вы сказали, что смерть его была не от естественных причин Господи! В моём доме! При моих гостях!
Каменский махнул рукой, очевидно, не в силах продолжать, а после несколько раз позвонил в стоящий на столе серебряный колокольчик. Через минуту в кабинет вошёл строгого вида слуга средних лет.
Корней, обратился к нему Фёдор Алексеевич. Расскажи, голубчик, всё про склянку, что ты нашёл Это Корней, мой камердинер, пояснил он собеседникам.
Корней почтительно поклонился господину и чётко изложил:
Его сиятельство Фёдор Алексеевич изволили послать за мной, чтобы я принёс им новую пару запонок, поскольку они одну свою потеряли. Я исполнил поручение, и когда воротился в залу с запонками, как раз их сиятельству князю Вяземскому худо сделалось. Я недалеко от князя был и увидел, что, когда он упал, у него из руки что-то выпало и отлетело. Я поднял, а после отдал господину графу.
Каменский подал камердинеру знак, что тот может идти.
Все трое мужчин молчали, наконец коллежский советник заявил.
Я забираю этот флакон и приобщаю к делу как улику. Вас же, ваше сиятельство, до выяснения всех обстоятельств прошу не разглашать факт его обнаружения и слуге своему велите, пожалуйста, помалкивать.
Как только Дмитрий Николаевич и Анатолий Витальевич покинули кабинет хозяина дома, Руднев вцепился коллежскому советнику в рукав и пылко заговорил:
Анатолий Витальевич, тут что-то не так! Я Пашку с малолетства знаю! Он хоть и всегда рисковым был, границ разумного никогда не преступал! Не мог он быть наркоманом! И рук на себя наложить не мог!
Уймитесь, Руднев! осадил Дмитрия Николаевича коллежский советник. Никто пока и не утверждает, что князь от порочного пристрастия скончался. Но и отметать такой вариант, к сожалению, нельзя, что бы вы там про друга своего мне не говорили. Сами знаете, и достойнейшие к такому зелью пристрастие имеют. А среди офицеров и вовсе таких тьма. После ранений привычку получают и не могут избавиться Всё, Дмитрий Николаевич, хватит с вас на сегодня впечатлений! Домой езжайте!
Анатолий Витальевич, погодите! Давайте ещё раз с графским камердинером переговорим. Фёдор Алексеевич уж как-то слишком бурно отреагировал, когда вы ему про насильственную смерть сказали. Вяземский ему не брат и не сват! С чего такие аффектации?
Нет, Руднев! решительно возразил Анатолий Витальевич. Во-первых, ничего нам Бригелло10 этот нового не скажет, хоть до смерти его запытай. Я таких знаю. А, во-вторых, пусть граф и впрямь повёл себя странно, гусей я дразнить не стану, покуда точных фактов на руках не имею. Может, в склянке этой снадобье от кашля или желудочное. Незачем из-за того на конфликт с их сиятельством идти, задавая лишние вопросы его челяди. Ещё, глядишь, и без этого беседы неприятные предстоят А вы, Дмитрий Николаевич, поезжайте домой и сами в себя придите! Говорить будем, когда вы без сердца рассуждать сможете. Я же здесь ещё задержусь, покуда для нашего Аида улики и отпечатки собирают Идите, говорят вам!
Руднев был вынужден подчиниться настойчивому требованию коллежского советника, однако уходить не торопился и решил перед уходом заглянуть в ту самую оранжерею, где воришка-официант якобы прятал краденое шампанское.
Он осмотрел скамью, на которой должен был оставаться поднос и проверил обзор от двери до угла, где росла пресловутая пальма. Оказалось, что кадушка с лопушистым растением и впрямь находилась в самом укромном месте, которое было сокрыто от глаз практически из любой точки зимнего сада. Два нижних листа пальмы были слегка помяты, а опилки, заменявшие ей грунт, с одной стороны взрыхлены, словно в них что-то прикапывали. Похоже официант и действительно схоронил свой трофей под растением, причем не очень-то церемонясь с заморским бурьяном.
Напоследок Дмитрий Николаевич решил на всякий случай заглянул за кадушку и сунулся головой под раскидистые листья. Собравшаяся на них влага липкими каплями стекла ему за воротник. Руднев чертыхнулся и с отвращением дёрнулся назад, отводя рукой мясистые лопухи. Край кадушки открылся, и Дмитрий Николаевич увидел, что на нём грифелем нацарапан ряд цифр и знаков: «1.5.0.5.0.7.1.4 1.5.0.6.0.1.1.0?».
Он переписал надпись, тщательно воспроизводя особенности начертания символов, и поспешил покинуть оранжерею. Уже выйдя на улицу и сев в экипаж, Дмитрий Николаевич с видом человека, запамятовавшего что-то незначительное, подозвал дежурившего у подъезда городового, ещё совсем молодого парня, очевидно новенького и виденного Рудневым впервые.
Позовите-ка ко мне коллежского советника Терентьева, властно приказал он.
Дежурный стушевался, не зная, как поступить. Оставить пост, да ещё и передать сообщение самому помощнику начальника сыскной полиции, что какой-то партикулярный франт требует его к себе, казалось городовому едва ли не должностным проступком, но манеры неизвестного господина и орденская лента на его шее говорили о том, что он имеет полное право отдавать распоряжения не то что коллежскому советнику, но и кому повыше.