Я не могу ответить на этот вопрос, старина. Ты же понимаешь, не могу.
Джексону многое известно обо мне. Он интересуется мной с какой-то определенной целью?
Не могу сказать. Сначала ты должен решить, хочешь ли поддерживать нас.
Я вас поддерживаю. Ты имеешь в виду, хочу ли я делать что-либо для вас?
Не для нас, а вместе с нами. Ситуация накаляется, теперь мы вне закона. Джефф улыбнулся своей быстрой, язвительной улыбкой. Если ты заметил.
Дэвид слышал репортажи по радио, где Британское Сопротивление объявляли изменнической организацией, гражданам полагалось сообщать о ее деятельности. Видел новые плакаты, на которых был изображен Черчилль в свою бытность министром во время войны 19391940 годов, в черном костюме и шляпе, с автоматом в руках. Подпись гласила: «Разыскивается живым или мертвым».
В новостях сообщают о вооруженных забастовщиках, о взорванном в Глазго полицейском броневике. Это правда? тихо спросил Дэвид, придвинувшись к другу.
Эти люди сфабриковали выборы, со значением проговорил Джефф. И объявили нам войну. Ты прекрасно знаешь, что такое война.
Я никогда не был пацифистом вроде Сары. Дэвид покачал головой. Но если я стану работать с вами, то поставлю под удар все. Свою собственную жизнь. Жизнь жены.
Нет, если она не узнает. На некоторое время повисла тишина, потом Джефф продолжил: Дэвид, все в порядке. Ты справишься, я знаю.
Ненавижу это все, сказал Дэвид негромко.
Джефф посмотрел на него:
Хочешь снова встретиться с Джексоном?
Дэвид сделал долгий, глубокий вдох.
Да, проговорил он наконец.
После нескольких встреч, в конце 1950 года, Джексон сообщил Дэвиду, что хочет сделать его агентом Сопротивления в Министерстве доминионов. Они вдвоем сидели в отдельной комнате в Вестминстерском клубе.
Нам нужна информация, нужны сведения о том, что делает и затевает правительство. Это касается не только внутренних дел, но также международных отношений и имперской политики. В конечном счете ключевым пунктом мирного договора сорокового года было то, что Гитлер получает Европу, а мы сохраняем империю. И расширяем ее до немыслимых прежде пределов, чтобы компенсировать утрату европейского рынка. Джексон грустно улыбнулся. Отступление в империю. Давняя мечта правых. Мечта Бивербрука.
Но мы добились того, что империя нас возненавидела.
Да, с этим не поспоришь. Снова печальная улыбка. Потом Джексон вперил в Дэвида пристальный, долгий взгляд. У Сопротивления есть свои люди в Министерстве по делам Индии и в Министерстве колоний. В Бенгалии, к примеру, с сорок второго года трижды разражался голод, о чем нам не сообщали. Нам нужен тот, кто сможет рассказать, что творится в доминионах. В Белой империи. Нам известно, что Канада, Австралия и Новая Зеландия не слишком довольны здешней политикой, а вот Южная Африка ее поддерживает. Мы хотим знать, как реализуются масштабные программы создания африканских поселений, каковы планы относительно образования новых доминионов Восточной Африки и Родезии. Вы можете передавать нам сведения и документы. Будете время от времени встречаться со мной, а также с нашими товарищами из Министерства по делам Индии и Министерства по делам колоний.
Джефф это ваш человек в Министерстве колоний? спросил Дэвид. И добавил мысленно: «А ты сам служишь в Министерстве иностранных дел». Джексон не ответил. Я занимаю слишком низкую должность, чтобы иметь доступ к документам министерства.
Джексон кивнул большой седой головой и улыбнулся в свойственной ему манере: наполовину доверительно, наполовину снисходительно:
Есть способы.
Какие? осведомился Дэвид.
Позже, оглядываясь назад, он сознавал, что именно в тот миг принял окончательное, бесповоротное решение.
Так вы с нами? спросил Джексон.
Дэвид помедлил, потом кивнул:
Да.
Джексон улыбнулся, и эта улыбка была по-настоящему теплой.
Спасибо, сказал он и крепко пожал руку Дэвида.
Понемногу Дэвид узнавал, что у Сопротивления есть свои люди повсюду: на заводах, в конторах, на селе. Они организуют протесты, расклеивают листовки, устраивают забастовки и демонстрации. Существуют даже небольшие районы, шахтерские поселки и отдаленные сельские округа, где власть принадлежит им, и полиция не отваживается туда соваться, разве что большими силами. Фаза пассивного сопротивления закончилась полиция, армия и их здания стали законными целями. У оппозиции налажены связи с движениями Сопротивления на континенте. И у нее везде есть шпионы, «кроты», работающие в государственных учреждениях по всей стране и ждущие команды.
Вскоре после этого, когда они снова встретились в клубе, Джексон сказал:
Настало время представить вас на квартире в Сохо.
Почему в Сохо?
Сохо хорошее место для встреч, на все случаи жизни. Джексон улыбнулся. Если на улице мы столкнемся с кем-нибудь из коллег по работе, он решит, что мы явились туда с той же целью, что и он, и едва ли полезет с расспросами. Ведь так?
Дэвид в первый раз посетил конспиративную квартиру на следующей неделе, вечером после работы. Он испытывал странные ощущения, спускаясь в метро на «Пикадилли-серкус» и поднимаясь в Сохо. Дом располагался в узком переулке, в нужный Дэвиду подъезд вела дверь с облупившейся краской. Рядом был вход в итальянскую кофейню, где двое «джазовых мальчиков» стояли рядом с музыкальным автоматом, изрыгавшим модную жуть американский рок-н-ролл. Газеты писали, что музыкальные автоматы убьют живую музыку, что их следует запретить. Дэвид постучал. Послышались шаги человека, спускавшегося по лестнице, дверь открылась. На пороге стояла темноволосая женщина; несмотря на полумрак, Дэвид увидел, что она хороша собой. На ней была бесформенная блуза в пятнах краски. Женщина вперила в него зеленые, слегка раскосые глаза и сказала: «Входите». Говорила она резко, с легким акцентом, который ему не удалось определить.
Он последовал за ней по узкой лестнице, где пахло сыростью и затхлыми овощами, в квартиру-студию большую комнату с расставленными вдоль стен картинами на мольбертах, узкой кроватью и кухонькой в одном из концов. Картины, написанные маслом, были хороши. Одни изображали сцены городской жизни узкие улочки, церкви в стиле барокко, на других представали укутанные снегом просторы с горами на дальнем фоне. Было полотно с людьми, лежавшими в снегу с красными пятнами, это кровь, понял Дэвид. Сразу вспомнилась Норвегия: немецкие самолеты расстреливают колонну английских солдат, испуганно бредущих в снегу.
Джефф и Джексон сидели по обе стороны от электрического камина. Джефф неловко улыбался. Первой заговорила женщина.
Добро пожаловать, мистер Фицджеральд. Меня зовут Наталия.
Улыбка у нее была приятная, но какая-то сдержанная. При свете она выглядела старше, чем ему показалось сначала, лет на тридцать пять. Под слегка суженными и приподнятыми по краям глазами виднелась сетка тонких морщин. Длинные и прямые каштановые волосы, широкий рот над острым подбородком.
Вот здесь собирается наша маленькая имперская группа. Джексон посмотрел на женщину с уважением, изумившим Дэвида. Наталии можно полностью доверять. Когда меня здесь нет, она за старшего. На сходки являемся мы и больше никто, не считая нашего человека из Министерства по делам Индии.
Понял.
Ну что Джексон положил руки на колени. Всем чаю? Наталия, не окажете нам честь?
Первое, что они обсуждали тем вечером, в конце 1950 года, было получение Дэвидом доступа в кабинет, где хранились секретные папки Министерства доминионов. Дэвид не видел никакой возможности пробраться туда: ключи имелись только у начальника канцелярии Дебба, а также у мисс Беннет, работницы, отвечавшей за хранилище секретных документов, и оба, выходя из здания, сдавали их вахтеру.
Нам ключ не нужен, сказал Джексон резко. Только номер бирки. Как вам известно, на каждой отчеканен номер, четыре цифры, чтобы в случае утери ключа его могли сверить с записями в Министерстве труда.
Во всех правительственных учреждениях шкафы для документов и ключи изготавливаются слесарями Министерства труда, пояснил Джефф. Когда вступили в силу правила сорок восьмого года, запрещающие евреям состоять на государственной службе, их всех уволили. По соображениям безопасности.
Да.
Дэвид помнил ту ночь, когда парламент принял очередной антисемитский акт: он лежал рядом со спящей женой, сжав кулаки и широко открыв глаза.
Был один старый еврей, слесарь, которого тогда выперли, сказал Джексон. Он пришел к нам и принес с собой спецификации на все ключи. Нам требуется только знать номер ключа секретного хранилища, а копию он сделает. Он улыбнулся. Эти дурацкие еврейские законы иногда играют нам на руку.
Но как мне узнать номер? спросил Дэвид.
Джексон переглянулся с Джеффом.
Расскажите о мисс Беннет.
Она из набора тридцать девятого сорокового годов, когда женщин принимали на административные должности по причине войны.
Джексон кивнул:
Мне часто кажется, что женщины, оставшиеся на работе после мирного договора, должны чувствовать себя не в своей тарелке. Не замужем, естественно, иначе ей пришлось бы уволиться. Какая она, эта мисс Беннет?
Дэвид замялся:
Славная женщина. Как я понимаю, ей очень скучно на этой рутинной работе.
Он подумал о Кэрол, о ее столе за стойкой, заваленном папками с красным крестом и надписью «Совершенно секретно», о сигарете, вечно дымящейся на пепельнице.
Привлекательная? осведомился Джексон.
Дэвид вдруг понял, куда они клонят, и что-то екнуло у него в груди.
Не особенно.
Кэрол была высокой и худой, с большими карими глазами, темными волосами, вытянутым носом и таким же подбородком. Одевалась она хорошо, всегда добавляя цвета в виде броши или яркого шарфа, тихо бросая вызов правилам, которые предписывали служащим-женщинам придерживаться консервативного стиля в одежде. Но Дэвида она нисколько не интересовала.
Увлечения, хобби, мужчина? Какую жизнь она ведет вне работы?
Мы с ней разговаривали пару раз, не больше. Кажется, ей нравятся концерты. У нее есть прозвище, как у большинства младших сотрудников. Дэвид помедлил. Ее называют Синим Чулком.
Значит, одинокая, скорее всего. Джексон ободрительно улыбнулся. Что, если вы подружитесь с ней, сводите раз-другой на обед? Ей наверняка польстит внимание со стороны красивого образованного парня вроде вас. Может, вам и выпадет шанс увидеть ключ.
Вы мне предлагаете
Дэвид обвел собеседников взглядом. Наталия улыбнулась ему с некоторой печалью.
Соблазнить девушку? спросила она. Лучше не надо. Это может породить слухи и даже неприятности, учитывая, что вы женаты.
Джексон посмотрел на него:
Но вы можете сблизиться с ней, уделять ей время.
Дэвид молчал.
Сегодня мы все вынуждены делать то, что нам не нравится, сказала Наталия.
Вот так Дэвид подружился с Кэрол. Он подходил к ее рабочему месту в конце длинной стойки, чтобы отдать или получить бумаги, и пользовался возможностью поболтать. Это оказалось просто. Кэрол не пользовалась популярностью в канцелярии с ее душной, консервативной атмосферой и была рада поговорить с кем-нибудь. Однажды Дэвид заметил, что она, кажется, училась в Оксфорде, как и он. Кэрол сообщила, что изучала английский в колледже Соммервилл, но истинная ее любовь это музыка, вот только у нее не обнаружилось способностей ни к одному из инструментов, какие ей довелось пробовать. Он узнал, что она очень одинока: лишь пара подруг да несносная мать, о которой приходится заботиться.
Соратники советовали ему не спешить, но вышло так, что спустя месяц Кэрол сама проявила инициативу довольно нерешительно. Она сказала, что иногда ходит на обеденные концерты в местных церквях, и поинтересовалась, не хочет ли он составить ей компанию. Дэвид притворился, будто интересуется музыкой, и разглядел робкую надежду в ее глазах.
И они отправились на концерт, а после него зашли перекусить в «Британский уголок». Кэрол спросила:
А ваша жена любит музыку?
Сара редко выходит в последнее время. Дэвид смутился. Мы потеряли маленького сынишку в начале этого года. Несчастный случай в доме.
Ой, нет. Она выглядела искренне огорченной. Мои соболезнования.
Дэвид не ответил, ему вдруг стало не по себе. Кэрол осторожно коснулась руки Дэвида. Тот резко отдернул ее, и женщина слегка покраснела.
Простите, сказал он.
Я понимаю.
Хорошо, когда в обед можно отвлечься, заняться чем-то другим.
Да. Да, конечно.
Потом были новые концерты, новые походы в закусочную. Кэрол рассказала ему о проблемах с матерью. А сидя рядом с ним на концерте, старалась делать так, чтобы их тела соприкасались. Дэвид ненавидел себя за то, как поступает с ней. Но его связи с Сопротивлением крепли, как и он сам. В Сохо он узнавал то, о чем молчала пропаганда в прессе и на Би-би-си: о забастовках и стычках в Шотландии и на севере Англии, о хаосе в Индии, о бесконечной жестокости войны, которую вела Германия в России. Он видел, что чернорубашечники на улицах ведут себя все наглее, а отмеченные желтой звездой евреи жмутся в сторонку, потупив взгляд.
Ключ удалось увидеть только в январе. Наблюдая за Кэрол, Дэвид подметил, что на работе она хранит его в сумочке, а перед выходом всегда сдает вахтеру. Во время последнего концерта Дэвид обратил внимание, что Кэрол выглядит слегка рассеянной. За обедом она призналась, что мать стала совершенно невыносимой и обвинила дочь в краже денег из ее кошелька, хотя это чепуха, ведь обе живут на зарплату Кэрол. Женщина опасалась, что у матери начинается старческое слабоумие.
Дэвид придумал, как воспользоваться случаем. На следующей неделе он предложил посетить еще один концерт, на Смит-сквер. Кэрол с восторгом согласилась. Он сказал, что купит билеты по пути домой. В день концерта Дэвид принес документы в канцелярию и подошел к столу Кэрол. Та расшивала одну из секретных папок на две части, кропотливо перекладывая бумаги из одной в другую. Как обычно, Дэвид тщательно избегал смотреть на них при всей своей симпатии к нему, Кэрол была отлично вышколена и непременно уловила бы его интерес.
Ну, идем на концерт? спросил он.
Да, это будет здорово.
Дэвид заметил блеск в ее глазах.
Какие там места?
Она недоумевающе улыбнулась:
Так билеты же у вас.
Нет-нет. Я отдал их вам.
Кэрол воззрилась на него:
Когда?
Вчера. Я уверен.
Она аккуратно закрыла папки, взяла сумочку и, как и надеялся Дэвид, открыла ее, поставив на стол. Затем достала из нее кошелек, наклонила голову, и стала рыться в его отделениях. Сумочка стояла открытой. Дэвид быстро огляделся: на них никто не смотрел их дружба никого уже не удивляла. Дебб, начальник канцелярии, деловито перебирал бумаги. Дэвид немного наклонился, чтобы видеть содержимое сумочки. Там лежали пудреница, пачка сигарет и ключ с металлической биркой. Скосив глаза, он сумел разобрать вычеканенные цифры: 2342. И отступил на шаг как раз в тот миг, когда Кэрол оторвалась от кошелька.
Ничегошеньки тут нет.
В ее голосе звучала тревога.
Дэвид достал свой бумажник, проверил и, изобразив удивление, извлек билеты.
Мне так жаль. Они все время лежали тут. Простите, Кэрол.
Та с облегчением выдохнула:
На минуту я испугалась, что у меня мозги съехали набекрень от переживаний за мать.
Возвращаясь на свое рабочее место, Дэвид зашел в мужской туалет. Он зашел в кабинку, и его жестоко стошнило. Он согнулся, тяжело дыша; вместе с рвотой вышло почти невыносимое напряжение, которое он чувствовал во время охоты за номером, но стыд никуда не делся.