Не плачь, Жозина.
Он почувствовал, что к женщине вернулась искренность, а с ней и нежность, теперь она не помнила их ссоры и волновалась за него.
Не ходи туда, Рауль, повторила она. Я знаю дом Боманьяна. Трое бандитов набросятся на тебя, и никто не придет тебе на помощь.
Тем лучше, возразил он, значит им тоже никто не придет на помощь.
Рауль, Рауль, ты все шутишь, а между тем
Он привлек ее к себе:
Послушай, Жозина, я последним вступаю в эту грандиозную аферу и намерен противостоять сразу двум шайкам твоей и Боманьяна. Ни одна из них, разумеется, не примет меня, третьего лишнего, в свои ряды так что если я не пущу в ход радикальные средства, то рискую остаться у разбитого корыта. Поэтому дай мне договориться с нашим общим врагом Боманьяном так же, как я договорился с моей подругой Жозефиной Бальзамо. Ты же согласна с тем, что у меня это вышло неплохо? И ты не станешь отрицать, что у меня в запасе много возможностей, чтобы добиться цели?..
Жозефина снова почувствовала себя уязвленной. Она высвободила руку, и любовники пошли рядом в полном молчании.
В глубине души Рауль задавался вопросом: не эта ли женщина с нежным лицом, которую он так страстно любил и которая страстно любила его, была его самым безжалостным противником?
Глава 9
Тарпейская скала[19]
Здесь живет господин Боманьян?
Окошечко в двери приоткрылось, и лицо старого слуги прижалось к решетке.
Здесь. Но месье не принимает.
Скажите ему, что я от мадемуазель Брижитт Русслен.
Квартира Боманьяна, занимавшая цокольный этаж, находилась в здании двухэтажного отеля. Привратника не было. Звонка тоже. Только дверной железный молоток, которым можно было постучать в дверь с тюремным окошечком.
Рауль ждал больше пяти минут. Появление молодого человека, должно быть, заинтриговало троих сообщников, которые ожидали визита молодой актрисы.
Не могли бы вы дать свою визитную карточку? спросил вернувшийся слуга.
Рауль протянул свою визитку.
Новое ожидание. Наконец слуга со скрежетом отодвинул засов, снял цепочку и повел Рауля через просторную переднюю с вощеным полом и поблескивающими от влаги стенами, которая напоминала монастырскую комнату для посетителей.
Они прошли через несколько дверей. Последняя, обтянутая кожей, оказалась двойной. Слуга, впустив молодого человека, сразу же закрыл ее, и Рауль предстал перед тремя врагами потому что как иначе он мог назвать этих людей, двое из которых встречали его в боксерской стойке, готовые вот-вот ринуться в атаку?
Это он, точно он! яростно крикнул Годфруа дЭтиг. Боманьян, это тот человек из Гёр, который украл рожок канделябра! И он еще посмел заявиться сюда! Зачем вы пришли? Если опять просить руки моей дочери
Рауль ответил со смехом:
Значит, месье, вы только об этом и думаете? Я испытываю к мадемуазель Клариссе все те же глубокие чувства и по-прежнему храню в душе глубокое уважение и надежду. Но сегодня, как и тогда в Гёр, цель моего визита совсем не матримониальная.
И в чем же ваша цель? процедил барон сквозь зубы.
Тогда вас нужно было запереть в погребе. А сегодня
Тут Боманьяну пришлось вмешаться, потому что барон бросился на незваного гостя.
Погодите, Годфруа. Сядьте, и пусть этот человек объяснит нам причину своего визита.
Сам он сел за письменный стол. Рауль устроился напротив.
Прежде чем начать говорить, он не спеша оглядел своих собеседников, и ему показалось, что они изменились со времени собрания в Этиговых Плетнях. Так, барон заметно состарился: у него ввалились щеки, а взор становился порой каким-то диким; это поразило Рауля. Такое же лихорадочное беспокойство, вызванное неотвязными мыслями и угрызениями совести, он увидел и на изможденном лице Боманьяна.
Однако именно этот последний лучше всех владел собой. Если воспоминание о мертвой Жозине и преследовало его, то было похоже, что, судя собственные поступки, он лишь утверждался в своей правоте. Такие душевные терзания обычно не имеют внешних проявлений и нарушают спокойствие только ненадолго и только в минуты слабости.
«Эти минуты мне надо создать самому, если я хочу добиться успеха, сказал себе Рауль. Он или я но один из нас дрогнет первым!»
Боманьян повторил свой вопрос:
Что вы хотите? Имя мадемуазель Русслен позволило вам проникнуть в мой дом, но с какой целью?
Рауль смело ответил:
С целью продолжить разговор, который вы начали с ней вчера вечером в театре «Варьете».
Это была лобовая атака. И Боманьян не уклонился от нее.
По-моему, заметил он, этот разговор может возобновиться только с ней, и ждал я именно ее.
Мадемуазель Русслен помешала прийти серьезная причина, объяснил Рауль.
И какова же эта серьезная причина?
Ее пытались убить.
Что?! Что вы такое говорите?! Пытались убить? Но почему?
Чтобы забрать у нее семь драгоценных камней так же, как вы и эти господа забрали у нее семь колец.
Годфруа и Оскар де Беннето заерзали в креслах. Боманьян, сохранивший спокойствие, с удивлением смотрел на этого, в сущности, мальчика, чье необъяснимое вмешательство выглядело таким вызывающим и высокомерным. Как бы то ни было, противник показался ему слабаком, и это чувствовалось в небрежном тоне его ответа:
Вот уже второй раз, месье, вы вмешиваетесь в дела, вас не касающиеся, да к тому же столь неподобающим образом. Это может вынудить нас преподать вам урок, который вы заслуживаете. В прошлый раз, в Шато-де-Гёр, заманив моих друзей в ловушку, вы завладели предметом, принадлежавшим нам, что на обычном языке называется кражей. Сегодня ваша наглость еще более возмутительна, потому что вы явились сюда и осыпаете нас оскорблениями, хотя прекрасно знаете, что мы не похитили эти кольца, а получили их с согласия мадемуазель. Так вы можете объяснить мотивы вашего поведения?
Вы тоже прекрасно знаете, ответил Рауль, что к моим поступкам совершенно не подходят слова «кража» и «наглость». Я попросту действовал как человек, который преследует ту же цель, что и вы.
А, так вы преследуете ту же цель, что и мы И какова же эта цель, если не секрет? поинтересовался Боманьян с усмешкой.
Найти десять тысяч драгоценных камней, спрятанных под межевым камнем.
Боманьян сразу почувствовал себя обезоруженным, о чем красноречиво свидетельствовали его замешательство и растерянное молчание. И тогда Рауль усилил напор:
Ну а раз мы оба ищем сказочные сокровища старинных монастырей, наши пути иногда пересекаются, что неизбежно приводит к столкновениям. Вот в чем все дело.
Монастырские сокровища! Межевой камень! Десять тысяч драгоценных камней! Каждое из этих слов било Боманьяна как обухом. Выходит, надо было считаться и с этим соперником! Калиостро умерла, но в охоте за миллионами появился еще один конкурент!
Годфруа дЭтиг и Беннето обменивались яростными взглядами и переминались с ноги на ногу, демонстрируя готовность к бою. В отличие от них, Боманьян, делая над собой усилие, старался сохранять хладнокровие, чувствуя в нем настоятельную потребность.
Это все мифы! сказал он, стараясь говорить уверенно. Бабские пересуды! Россказни! И на это вы тратите свое время?
Я трачу его не больше, чем вы, отозвался Рауль, который совсем не хотел, чтобы к Боманьяну вернулся его апломб, и потому не упускал любой возможности дополнительно ошеломить противника. Не больше, чем вы, все действия которого направлены на поиски этого сокровища не больше, чем тратил его кардинал, чьи свидетельства отнюдь не были бабскими пересудами. Не больше, чем десяток людей, чьим предводителем и вдохновителем вы являетесь.
Господи боже мой! воскликнул Боманьян с нарочитой иронией. Как же вы хорошо осведомлены!
Гораздо лучше, чем вы думаете.
И от кого же вы получили эти сведения?
От одной женщины
Женщины?
чье имя Жозефина Бальзамо, графиня Калиостро.
Графиня Калиостро! вскрикнул пораженный Боманьян. Так вы ее знали?
План Рауля внезапно сработал. Достаточно ему было ввернуть в спор имя Калиостро, как противник пришел в смятение, и смятение это было настолько сильным, что Боманьян, позабыв об осторожности, заговорил о Калиостро так, словно ее уже не было в живых:
Вы ее встречали? Где? Когда? Что она вам рассказала?
Я познакомился с ней в начале зимы, как и вы, месье, ответил Рауль, форсируя наступление. И всю эту зиму, вплоть до того дня, когда я имел счастье встретиться с дочерью барона дЭтига, мы виделись почти ежедневно.
Вы лжете, заявил Боманьян. Она не могла видеться с вами ежедневно. В этом случае она обязательно упомянула бы вас в разговоре со мной! Мы были достаточно близкими друзьями, и она не утаила бы от меня факт вашего знакомства.
И тем не менее она его утаила.
Какая гнусность! Вы хотите нас уверить, что между нею и вами якобы была близкая связь? Это ложь, месье. Жозефину Бальзамо можно было упрекнуть во многом: в кокетстве, коварстве, но только не в склонности к разврату.
Любовь это не разврат, спокойно парировал Рауль.
О чем вы говорите? О любви? Жозефина Бальзамо вас любила?
Да, месье.
Боманьян был вне себя и яростно потрясал кулаком перед лицом Рауля. Теперь уже друзьям пришлось его успокаивать, но он все равно дрожал от бешенства, а по его лбу катились капли пота.
«Он у меня в руках, радостно подумал Рауль. В том, что касается преступления и раскаяния, он непоколебим. Но его все еще пожирает любовь, и я буду дергать его за ниточки, как мне заблагорассудится».
Прошла минута-другая. Боманьян вытер лицо платком, выпил залпом стакан воды и, поняв, что враг, несмотря на юный возраст, не из тех, от кого можно избавиться одним махом, продолжил:
Мы отвлеклись, месье. Ваши личные чувства к графине Калиостро не имеют ничего общего с тем, что волнует нас сегодня. Поэтому я возвращаюсь к своему первому вопросу: что привело вас сюда?
О, все очень просто, и я могу обойтись коротким объяснением. Касательно средневековых церковных богатств которые лично вы хотите передать в казну ордена иезуитов нам известно следующее: пожертвования, собираемые со всех провинций, отправлялись в семь главных аббатств Ко и там поступали к тем, кого можно назвать уполномоченными распорядителями; их было семеро, но только один из них знал место, где хранятся, так сказать, сейф и шифр к замку. Каждое аббатство владело одним епископским кольцом, которое из поколения в поколение передавалось уполномоченному распорядителю того или иного аббатства. Символом своей миссии Комитет семи избрал семирожковый канделябр, каждый рожок которого был украшен, в память о древнееврейской литургии и скинии Моисея, таким же камнем, что и епископское кольцо, которому он соответствовал. Так, рожок, который я нашел в Гёр, украшен красным камнем, имитацией граната, который представлял это аббатство; с другой стороны, мы знаем, что брат Николя, последний главный попечитель монастырей Ко, был монахом аббатства Фекан. Согласны?
Да.
Следовательно, достаточно выяснить названия семи аббатств, и мы будем знать семь мест, где поиски тайника имеют хорошие шансы на успех. Но семь названий аббатств написаны на внутренней стороне семи колец, которые Брижитт Русслен подарила вам вчера вечером в театре. Именно эти семь колец я прошу у вас, чтобы внимательно их осмотреть.
То есть вы хотите сказать, медленно произнес Боманьян, что сразу готовы заполучить то, на что мы потратили целые годы поисков?
Вот именно.
А если я не стану вам в этом помогать?
Простите, вы отказываетесь? Мне нужен прямой ответ.
Разумеется, я отказываюсь. Ваше требование абсолютно бессмысленно, и я отказываюсь самым решительным образом.
Тогда я выдвину против вас обвинение.
Боманьян растерялся. Он смотрел на Рауля как на сумасшедшего.
Выдвинете против меня обвинение Это что еще за новости?
Обвинения против всех троих.
Всех троих? Но в чем же вы нас обвиняете, любезнейший?
Я обвиняю вас троих в убийстве Жозефины Бальзамо, графини Калиостро.
В ответ ни одного возмущенного возгласа. Ни одного протестующего жеста. Годфруа дЭтиг и его кузен Беннето еще глубже вжались в кресла. Боманьян смертельно побледнел и попытался усмехнуться, но его лицо лишь исказила жуткая гримаса.
Он встал, запер дверь и положил ключ в карман, что несколько приободрило его приспешников. Явное желание предводителя перейти к насилию придало им сил.
Рауль имел дерзость пошутить:
Месье, когда новобранец прибывает в полк, его сажают на лошадь без стремян, чтобы он научился держать равновесие.
Что вы хотите этим сказать?
А вот что: я дал себе клятву не носить с собой оружия, пока буду способен справляться со всеми сложностями при помощи собственного мозга. Так что вы предупреждены: у меня нет стремян точнее нет револьвера. Вас трое, вы все вооружены, а я один. Так что
Так что довольно слов, грозно перебил его Боманьян. Перейдем к фактам. Вы обвиняете нас в убийстве Калиостро?
Да.
И у вас есть доказательства, подтверждающие это чудовищное обвинение?
Есть.
Я слушаю.
Извольте. Несколько недель назад я бродил вокруг Этиговых Плетней, надеясь, что счастливый случай позволит мне увидеться с мадемуазель дЭтиг, и увидел, как к дому подъехал экипаж с одним из ваших друзей на козлах. Экипаж въехал во двор, следом в открытые ворота вошел я. Женщину, которая была Жозефиной Бальзамо, перенесли в зал старой башни, где вы все собрались на так называемый суд. Процесс проходил самым нечестным и вероломным образом. Вы были прокурором, месье, и ваша ложь и тщеславие заставили окружающих поверить, будто эта женщина избрала вас в любовники. Что касается присутствующих здесь двух господ, то они исполняли роль палачей.
Доказательства! Доказательства! взвизгнул Боманьян, лицо которого исказилось до неузнаваемости.
Я был там и лежал в оконной нише прямо над вашей головой.
Это невозможно, пробормотал Боманьян. Если бы это было правдой, вы бы попытались вмешаться и спасти ее.
Спасти от чего? возразил Рауль, который как раз не хотел раскрывать тайну спасения графини. Я поверил, как и остальные ваши друзья, что вы приговорили ее к заточению в английском сумасшедшем доме. Поэтому я покинул свой наблюдательный пост тогда же, когда все разошлись. После этого я бросился в Этрета. Арендовал лодку и вечером поплыл впереди английской яхты, о которой вы говорили, с намерением пристращать ее капитана.
Но это была ошибка с моей стороны, которая стоила жизни несчастной графине. Только потом я понял ваш гнусный обман и смог восстановить картину преступления во всей ее жестокости: то, как ваши сообщники спускались по Лестнице Кюре, то, как пробивали дно лодки, то, как утопили ее.
Слушая Рауля с видимым испугом, трое сообщников постепенно придвигались все ближе друг к другу. Беннето оттолкнул стол, который был препятствием между ними и молодым человеком. Рауль заметил свирепую физиономию и кривую ухмылку Годфруа дЭтига. Один знак Боманьяна, и барон покончит с ним, заставив заплатить за его безрассудство.
Но может быть, именно это необъяснимое безрассудство и удерживало Боманьяна от последнего шага. С тихой угрозой он сказал:
Повторяю вам, месье, вы не имели права действовать подобным образом и вмешиваться в то, что вас не касается. Но я не собираюсь лгать или отрицать что бы то ни было. Только только я задаю себе вопрос: раз уж вы раскрыли такое преступление, как же вы посмели прийти сюда и угрожать нам? Это же чистое безумие!