Ваше начал было он зычным голосом, но, увидев, что Дмитрий Дмитриевич поморщился, стушевался и умолк на полуслове.
Как тебя зовут? спросил Филиппов.
Околоточный надзиратель Кутышкин
Твоё имя? перебил полицейского начальник сыскной полиции.
Василием родители назвали.
Вот что, Василий, ты мне расскажи, как убиенных обнаружил.
Околоточный взглянул на пристава. Тот кивнул мол, поведай без утайки.
Полицейский несколько раз кашлянул.
Так, начал он, но снова вытянулся во фрунт, господин Васильев нам приказали обойти дома, находящиеся по соседству с трактиром Моисея Андреевича, с уважением произнёс имя убитого околоточный. Так я сразу же и занялся. Обошёл всех, но никто ничего подозрительного не видел. Хотя мы на отшибе находимся, и баловство всякое у нас бывает, но спокойствия больше
Ты о деле, перебил подчинённого пристав и грозно нахмурился.
Полицейский вначале смутился, но потом продолжил:
Решил я дома в конце улицы проверить. Не знаю, словно под руку кто толкнул, околоточный осёкся и исподлобья посмотрел на Васильева, негодуя за свою словоохотливость. Постучался к Анциферовым, а там тишина. Сперва я ничего не заподозрил. Мало ли куда могли семейством поехать. Ну, я дальше с проверкою пошёл по соседям. Вот они мне и сказали, что уже дня два-три никого в доме не видели. А Иона Фёдорович, так хозяина зовут, всегда загодя предупреждал, если куда отлучался. Да и кухарка при них жила, она точно дома должна была быть. Вот тут-то меня и осенило
Осенило его вполголоса пробурчал пристав.
Где это они могут быть, думаю про себя, зайду позже. Всякое бывает. Вот под вечер и зашёл. Опять же, ни огонька в доме, тишина. Подозрительно мне стало. Я послал городового за понятыми. Понимаю, что не след вот так в дома врываться. Когда Иванов, это городовой, с двумя соседями пришёл, вот тогда я приказал дверь взломать. Первым вошёл я с проверкой, а как хозяев убитых увидел, то городовых поставил у парадных дверей и у чёрного входа, чтобы никто не смог на место убийства попасть, а сам бросился к господину приставу.
Это всё?
Так точно, ваше превосходительство, отрапортовал околоточный.
До превосходительства я ещё не дорос, в задумчивости сказал Филиппов и потрогал пальцами пышный ус.
Владимир Гаврилович, окликнул начальника сыскной полиции Васильев.
Простите, задумался. Мы можем пройти в дом убиенных или подождём Петра Назаровича?
Давайте, Владимир Гаврилович, пройдёмся с вами.
Я не против. Только предупредите помощника, пусть господину Стеценко передаст, что мы будем его ждать на месте преступления.
Непременно. Пристав снял фуражку с вешалки.
Вы предпочитаете проехать на экипаже или пройтись пешком? уже на улице поинтересовался Васильев.
Лучше нам с вами пройтись, сказал Филиппов и добавил: Тем более вам есть, что мне рассказать. Не так ли, Дмитрий Дмитриевич?
Пристав поначалу смутился, прикусил нижнюю губу.
Несколько метров шли в молчании.
Как бы вам сказать, Владимир Гаврилович
Говорите так, как есть, рассказ дальше вашего покорного слуги не пойдёт.
Убийство четы Андреевых для меня стало громом среди ясного неба. Впереди торжества, юбилей, а в городе, простите, в приданной моему попечению части вот какие происходят происшествия. Признаюсь, я немного оробел. А вдруг преступники не будут пойманы, ведь это пятно на всю оставшуюся жизнь. Вот вчера с расстройства принял, как говорят военные, лишку на грудь. Когда прибыл ко мне околоточный, я
Можете не продолжать, сказал Филиппов, винить вам себя не в чем. Город у нас большой, жителей, почитай, почти полтора миллиона. И вы думаете, что все они ангелы белокрылые? Отнюдь. И не черти с хвостами и рогами, а вполне обычные люди. И встречаются между ними не только алчущие до чужого добра, но и убийцы, для которых копейка дороже жизни. Так что, Дмитрий Дмитриевич, преступления происходили, происходят и будут происходить независимо от нашего с вами желания. Но что пока в наших силах, так это всех воров и убийц переловить, а если не получится всех, то хотя бы большую часть.
Я понимаю, но
Дмитрий Дмитриевич, запомните одну вещь: предотвратить преступления мы не в состоянии, а вот поймать и наказать злодеев в наших с вами силах.
Но как? Как я понимаю, в трактире Андреева и следов-то не осталось? Как же мы душегуба найдём? Как?
Дайте время, из-под земли отыщем.
До дома Анциферовых шли молча, каждый думал о своём. Филиппов о скоропалительном обещании разыскать преступника, Васильев о том, что напишет в докладе полицмейстеру об убийствах, и о возможных наказаниях, которые могут свалиться на его голову.
Поотстав от начальника сыскной полиции и пристава, чтобы не мешать их разговору, в молчании шли околоточный и два городовых, оставляя после себя взметённую дорожную пыль.
Солнце начало подниматься, озаряя редко бегущие по небу барашкового вида облачка. Духота ещё не опустилась на землю, но марево над городом начинало сгущаться, давая понять жителям, что их ждёт жаркий день.
Я надеюсь, начал Васильев и сразу умолк, заметив, что Филиппов погружён в свои мысли.
Я вас слушаю, Дмитрий Дмитриевич. Если вы о сегодняшней ночи, то давайте условимся, что ваш околоточный при вчерашней проверке установил, что одна из семей, проживающих на этой улице, отсутствует, вот он и решил с самого утра проверить догадку. Явился к дому и там, при вскрытии дверей, обнаружил убиенных людей. Сразу же оповестил вас и вашего помощника. Вы же сразу связались со мною. И с улыбкой добавил: И наше колесо правосудия завертелось.
Всё верно, так и было, облегчённо сказал пристав.
Пётр Назарович Стеценко не заставил себя долго ждать. Прибыл в экипаже, степенно сошёл со ступеньки и неторопливым шагом приблизился к стоящим у дверей дома начальнику сыскной полиции и приставу. Поприветствовал обоих.
Не прошло и дня, подлил доктор масла в огонь, как снова встречаемся прежним составом по столь же неприятному происшествию.
Происшествие в самом деле неприятное, лицо Васильева выражало крайнюю степень озабоченности. Вчера чету Андреевых
Убили, подсказал Стеценко.
Да, простите, убили, а сегодня целую семью родителей, кухарку и двоих детей пяти и восьми лет. Вот так-то, пристав удручённо посмотрел на доктора.
Конечно, неприятность для нас, господа, а вот убиенные отмучались. Как ни цинично это звучит, сказал Пётр Назарович. Что ж мы стоим? Время-то идёт.
Дом возвышался хмурой громадой. Мрачности ему добавлял первый этаж, сложенный из камней и смотревший на улицу тёмными неприветливыми окнами. Второй этаж взгромоздился на каменный постамент крашенными в коричневый цвет одинакового размера брёвнами.
Около входа стоял полицейский. При приближении начальства он вытянулся во фрунт.
Васильев подозвал околоточного.
Показывай, голубчик, что ты увидел в доме.
Да я полицейский умолк. Затем нерешительным шагом подошёл к двери и потянул за ручку. Раздался пронзительный скрип, от которого у доктора заныло под ложечкой. Он перехватил саквояж левой рукой, а правой потёр грудь напротив сердца. Стало вдвойне неприятно, и Пётр Назарович поморщился.
Владимир Гаврилович отстранил тростью околоточного и первым вошёл в дом, по пути обернувшись:
Господа, будьте любезны подождать меня на улице.
Пристав не вытерпел и пробормотал:
Только дай некоторым покомандовать. Прежний разговор с начальником сыскной полиции канул в Лету. Усмирившийся характер всегда найдёт точку выхода.
Глава 4
Владимир Гаврилович вначале прошёлся по первому этажу, закрыв нос платком. Стояли жаркие дни, и трупы начали источать запах. Ещё не такой острый, чтобы от него жгло глаза, но достаточный, чтобы затруднить дыхание.
На кухне следов разгрома не наблюдалось. Были открыты дверцы нескольких шкафов, на большом столе стояли две порожние бутылки то ли из-под наливки, то ли из-под водки и три стакана, здесь же лежали куски хлеба, оторванные от ковриги, и ломти холодного мяса.
Рядом с кухней находилась небольшая комната, в которой слева от входа в стену были вбиты несколько крючков, на них висела одежда. Стояли две табуретки: одна большая справа от двери, вторая поменьше рядом с кроватью, на которой лицом к стене лежала женщина. Безжизненная рука вытянулась поверх простыни, голова, расколотая одним ударом, была вдавлена в подушку. В гуще почерневшей засохшей крови виднелись белые осколки кости.
Филиппов подошёл ближе, склонился над трупом. Потом обернулся и окинул взглядом комнату сажень на полторы. Окон не было, утренний свет падал в настежь открытую дверь. Казалось, что здесь, как и в кухне, всё покоилось на своих местах. Убийца ничего не искал, да, видимо, и нечем было поживиться.
Владимир Гаврилович покинул комнату. Налево расположилась кухня, направо коридор упирался в лестницу, ведущую на второй этаж, рядом с нею распахнутая дверь. Там угадывалась гостиная. Филиппов прошел в неё. Ящики в шкафах открыты, вещи разбросаны по комнате.
По лестнице, на которой протяжно скрипнула ступенька, Филиппов поднялся на второй этаж, стараясь ступать аккуратнее, чтобы не оставить лишних следов.
Коридор заканчивался окном, выходящим в противоположную от улицы сторону. Сквозь стекло виднелись деревья, покачивающие зелеными ветвями.
Справа и слева по две двери, все настежь открыты. За одной из них находилась спальня хозяев. Женщина с рассечённой головой лежала на полу. Выражения лица не было видно. А вот мужчина, привязанный к стулу, смотрел остекленевшими, полными боли глазами на вошедшего. Металлическая проволока впилась в руки и ноги, оставив кровавые полосы. Рядом валялись пять отрезанных пальцев. Только сейчас Владимир Гаврилович заметил, что из правой культи натекла небольшая лужица, которая высохла и превратилась в растрескавшиеся тонкие хлопья. Под разорванной ночной рубашкой чернели косые полосы. Шкаф, стоящий с левой стороны, был отодвинут, за ним виднелся тёмный провал. Там находился тайник.
Каждый из детей имел собственную комнату. Дети оказались задушенными подушками. Видимо, не успели понять, что с ними произошло.
Глава 5
Владимир Гаврилович вышел из дома Анциферовых с побледневшим лицом и погасшим взглядом. Набрал в лёгкие свежего воздуха, словно вынырнул из бездонной ямы, наполненной водой. От увиденного по спине пробегали мурашки. Давно Филиппов не испытывал таких чувств, перемешанных, будто в одной корзине, жалости к беззащитных людям, неподвижно лежащим в доме, и ненависти к убийцам. Ради копеечной выгоды отправили на встречу с Богом пять невинных душ К горлу подступил ком, когда перед глазами вновь возникла худенькая хрупкая фигурка девочки, так и не понявшей, что никогда больше не проснётся.
Владимир Гаврилович, пристав Охтинского участка выпустил папиросный дым изо рта и не стал затягиваться вновь, увидев лицо начальника сыскной полиции. Владимир Гаврилович, да на вас лица нет.
Вы там были? Филиппов указал головой на дом.
Упаси господь, мне от крови дурно становится, признался, понизив голос, Васильев.
Пока начальник сыскной полиции был в доме, подъехали чиновники для поручений Лунащук и Кунцевич. Они не стали входить в дом, а решили дождаться Филиппова и получить от него дальнейшие указания. Вслед за ними прибыл фотограф, чтобы сделать карточки места преступления.
Петр Назарович тоже не стал переступать порог дома, чтобы, не дай бог, не оставить лишних следов.
Владимир Гаврилович, разрешите приступить к осмотру дома? нарушил затянувшееся молчание Мечислав Николаевич.
А? Да-да, приступайте, пусть Иван Егорович закрепит всё на фотографических карточках, кивнул Филиппов. Душа не выносит, когда такие малютки лишены жизни на самой её заре
Такова жизнь, пристав выпустил струю папиросного дыма. Ничего не поделаешь.
Ничего, вслед за ним повторил начальник сыскной полиции и повторил по слогам: Ни-че-го.
Может быть, оно и к лучшему, некстати произнёс Дмитрий Дмитриевич. Иначе остались бы никому не нужными сиротами. Нахлебниками в чужой для них семье.
Филиппов ничего не сказал, только смерил пристава быстрым обжигающим взглядом.
Владимир Гаврилович, конечно, мне тоже жаль ребятишек, словно бы оправдываясь, сказал Васильев, но в глазах его читалось полное безразличие к несостоявшейся судьбе детей. Это надо вот так просто поднять руку и лишить жизни малюток!..
Перестаньте, Дмитрий Дмитрич, не выдержал неприкрытого лицемерия пристава Стеценко. Простите, но я вынужден вас покинуть. Мне надо осмотреть тела убитых.
Доктор направился в дом вслед за чиновниками для поручений, к которым уже присоединился фотограф.
Обследовали каждый закуток, не пропустив ничего, а особенно тщательно подвал, в котором был вскрытый тайник. Видимо, хозяин не выдержал пыток и отдал грабителям всё, даже жизни свою и всех родных.
Филиппов в дом больше не заходил, доверив поиски улик своим сотрудникам. Не мог заставить себя смотреть на место преступления после того, как увезли трупы. В этот майский день что-то в душе начальника сыскной полиции надломилось, и он понял: чтобы найти преступника, надо очерстветь, иначе каждое убийство будет давить тяжким грузом и отвлекать от дознания. Что-то важное можно упустить, и тогда насмарку пойдёт весь ход логических размышлений. Он стал смотреть на преступление как на личную обиду, в которой конечной точкой становится торжество правосудия.
Первым завершил осмотр доктор Стеценко. Выражение его лица сделалось как у Филиппова, когда тот покинул дом.
Что скажете, Пётр Назарович? поинтересовался пристав, переваливаясь с пяток на носки и обратно то ли нервически, то ли от нетерпения.
Доктор с минуту помолчал, потёр лоб.
Пять трупов, сухо констатировал он, три взрослых, два детских. По возрасту лет пяти и десяти
Восьми, тихим голосом поправил Петра Назаровича начальник сыскной полиции.
Простите? не понял Стеценко.
Мальчику только восемь.
Доктор глубоко вздохнул, словно на секунду лишился живительного воздуха.
Благодарю, Владимир Гаврилович. Так я о чём?..
Об убиенных, пристав смотрел на дом.
Дети задушены во сне. Кухарка и вторая женщина, видимо, хозяйка, зарублены топором, а вот хозяин умер от пыток
Пыток? Глаза Дмитрия Дмитриевич расширились и стали походить на чайные блюдца.
Представьте себе, от пыток. Допускаю, что у хозяина хранилось в доме что-то ценное, поэтому грабители не погнушались прибегнуть к средневековым пыткам.
И это в начале просвещённого двадцатого века!.. покачал головой охтинский пристав.
Ну, кто-то живёт в век просвещения, а кто-то не вылез из пыточных сыскного приказа, сказал Филиппов. Пётр Назарович, я понимаю, до вскрытия сложно сказать, но как по-вашему, один и тот же топор применялся в убийствах Андреевых и здесь?
Я, конечно, не до конца исследовал нынешние трупы, но мне кажется на первый взгляд топоры разные. В доме Андреева ширина лезвия четыре вершка, а в этом, он кивнул головой в сторону дома, использовался другой, с более широким. Наверное, в семь семь с половиной вершков.
Может быть, нож с широким лезвием? сощурил глаза Владимир Гаврилович.
Да, да, подал голос пристав, я бывал в деревне, так там нож-косарь применяли при рубке ботвы и мелких кустарников. Он широкий, показал расширенными пальцами, с вершок точно будет.