К нему за помощью обращался не только я. Я не хотел знать, кто еще обращается к нему за помощью.
Иногда, Норберт сделал акцентную паузу, ты говоришь как шизофреник.
Иногда?
В последнее время часто. Раньше когда рот открывал. Не обижайся, но ты даже по моим меркам странный в своей депрессивной теории о том, что всех нас, жалких сгустков информации, результатов недетерминированных флуктуаций, ждет тепловая смерть возрастающей энтропии.
Но это же правда.
Я предпочитаю об этом не думать, покачал головой Норберт. И я рад, что я накапливаю информацию, а не рассеиваю ее, что я в этом нормально ненормален.
Внутри портер. Убери в холодильник.
Сам и убери. Только не в тот, который для вещдоков
и инфракрасной пленки. Я понял, перебил его я.
Когда я разобрался с пивом, я вернулся к Норберту который, казалось, уже забыл про меня. Я смотрел на чучело евразийского филина с красными глазами, размахом крыльев с мой рост, с загнутыми пальцами лап, с крючковатой пастью раскрытого клюва.
Ты пылесосишь филина?
Да.
Ты сам его делал?
Да.
Сколько раз ты мне солгал?
Только сейчас.
Сколько тебе лет?
Семьдесят.
А выглядишь на сто.
Следующим чучелом будешь ты.
Почему ты перестал преподавать?
Я за ними не поспевал.
Я знаю Норберта уже пять лет и только сейчас понял, что он напоминает мне Рублева пусть и Норберт был более бесцеремонным и менее социальным.
Это всего лишь проекции и перенос и вовсе они не похожи То же самое у меня было и с Кохом который казался мне похожим на меня, если бы мне не выдали роль конферансье нашего театра.
Норберт что-то читал и даже не отрывался от листов. Какая-нибудь научная работа, которую ему дали рецензировать, какой-нибудь отчет, по которому потребовалась его конфиденциальная экспертная консультация
В юности я воображал себя старым алхимиком, к которому редко но регулярно обращаются студенты за советом так, чтобы у меня было свободное время для собственных неспешных исследований.
Я завидовал Норберту.
Я завидую тебе, признался я.
Норберт прекратил читать.
Возьми отпуск, Бер.
Я серьезно.
У меня на лице была настолько кислая гримаса вымученной улыбки, что Норберт покачал головой.
Ты самый адаптированный из нас всех, сказал он. Ты живешь жизнью мечты чем ты недоволен?
Я усмехнулся.
А что если ты прав?
Сходи с ума с удовольствием.
Она и боль, и радость, и беда, протянул я задумчиво.
Норберт хмыкнул.
Манифестация шизофрении после сорока Ты не один такой. С этим живут.
Я не понимал, какая сторона перевешивает шуточная или правдивая. Меня пугало отсутствие контроля а рассыпающаяся реальность, невозможность собрать воедино осколки моя основная и единственная проблема.
Я согласен с ним, я всегда был ненормальным, инопланетяне кажутся сумасшедшими, потому что они мыслят и ведут себя иначе. В шкуре шпиона мне так же, как и в шкуре кого-либо еще: я всего лишь функция до тех пор пока не перестану приносить пользу.
У тебя было ощущение, что ты лжешь самому себе и от этого обидно?
Я смотрел на филина, Норберт смотрел на меня.
Обидно? Мне обидно от самого феномена лжи. Правду скрывают, правду надо откапывать Ко мне приходят за правдой, правда ранит и обескураживает.
Я повернулся к нему, я смотрел на его лицо и пытался представить, каким он был, когда он был моложе.
Ложь это клей или смазка.
Или сладкая мякоть плода, произнес я, с ядром горького зерна правды внутри.
Однажды я спросил Рублева, почему нельзя научить всех алхимии, его великой Игре если в алхимии истина, ответы на все вопросы, а инструменты как и в любой другой науке можно преподавать в университетах. Он отвечал, что в попытках рассказать суть Игры человечество загубило половину мировой истории, что в попытках форсировать события и навязать трансцендентное слишком активные популяризаторы обрекли на мучения много душ потому что путь алхимика во многом мученический и отшельнический.
Рублев говорил, что невозможно научить играть всех, невозможно дать на протянутой ладони ту самую суть. К ней идут, к ней приходят Суть не нуждается в объяснении, она просто есть, и она будет видна, когда придет ее час.
Я не хотел верить, что алхимия существует и это не выдумки мертвых Поэтов.
Ты веришь в алхимию?
Господь милосердный, вдруг расхохотался он с испуганным возгласом. Я верю в доказуемое.
И тебе достаточно?
Вполне.
Я молчал.
Что угодно может дать внутреннюю опору, молвил Норберт после паузы. Бог с неба, бог из храма, бог из офиса или из машины Когда приходит время, нужно лишь выбрать, на чьей стороне оставаться, на чьей стороне ты Мы выбираем себя, Бер. Для внутреннего покоя мы выбираем то, что мы есть, то, где мы есть на самом деле и тогда вопрос стороны решается сам собой.
Какой хитрый совет для шпиона
Я всегда думал, что я знаю, кто я. Оказалось, я такой же, как и все, бродящий в темноте баран.
Спасибо, сказал я уже направляясь к двери, задирая ноги в коленях нарочито высоко чтобы перешагнуть вещи на полу.
Возьми отпуск, бросил мне вслед Норберт когда я захлопнул входную дверь в его квартиру.
Конечно же я воспринял его слова в своей системе символов.
17. Шредер
[Германия, Берлин, Сименсштадт]
Когда мне было скучно, я отправлял в шредер стопки документов и представлял, что кормлю монстра. Я мог распечатать что-нибудь на пятьдесят листов если вдруг не находилось нужного количества бумаги
У меня было подозрительно хорошее настроение. Музыка, игравшая в голове, рвалась наружу, я не дрыгал ногой, но если бы дрыгал, мне было бы вовсе наплевать, как это выглядит со стороны.
Рядом стоял принтер, принтер ожил, затягивая бумагу в себя. Блок-схема, разбитая на несколько частей, похожая на карту узлов и переходов конечного автомата.
Колесики стула откатились по ковролину почти бесшумно, пружинистые шаги приближались, я стоял спиной к опенспейсу.
Красная рубашка, закатанные рукава, брюки с высокой талией, широкие мускулистые плечи и тихое, осторожное дыхание.
Фрау Мэллори.
Принтер жужжал, шредер шуршал. Я не поворачивал головы.
Герр Бер.
Она смотрела на листы, вылезавшие из принтера, она хмурилась как я понял, потому что распечаталось не совсем то, что она ожидала.
Мэллори облизала губы, подавила в себе ругательство.
Кнопка прерывания операции вторая сверху.
Она нажала кнопку прежде, чем я закончил фразу. Я рассмеялся.
На этом принтере не настраиваются поля. Ты ослушалась меня. Попробуйте распечатать на другом, черно-белом, том, что за стенкой.
Она не мигая следила за моим движением руки, за тем, как лист бумаги опускается в шредер и исчезает, разрезанный на мелкие ленты.
Простите, герр Бер. Такого больше не повторится.
Чего ты добиваешься? Ты дразнишь меня? Можете оставить бумагу, если она вам не нужна. Я ее тоже уничтожу.
Никто не знает. Никто не узнает. Нет, я всего лишь хотела показать, что я могу.
У вас есть работа, фрау Мэллори. Вам нравится ваша работа?
Да, герр Бер.
Вы хотите, чтобы у вашего руководителя появилась запись в служебном деле за то, что он плохо рассказал вам о корпоративной этике?
Нет, нет, герр Бер.
А в вашем деле?
Если вы сочтете это нужным.
Я смотрел на нее пристально, стоя вполоборота, она дышала ровно, но зрачки были расширены. То, что происходило, было похоже на то, как если бы я засунул галстук в шредер и наблюдал с любопытством, что произойдет.
Я нажал кнопку повтора операции, из принтера вновь начали вылезать листы с блок-схемой.
Я не зверь и не поп-звезда, чтобы меня преследовать. Я не понимаю намеков. Сексом я с подчиненными не занимаюсь, меня не интересуют никакие виды отношений, вы все это сами прекрасно видите. Да что же это такое, нет полей, проклятый принтер! Я все время забываю, что он необучаемый.
Увольте меня, если хотите.
Вы хороший сотрудник, фрау Мэллори, как можно!
Я все вижу, я внимательна. Я слушаю сь.
Я покачал головой, я улыбался.
Ты сказала, ты хочешь быть полезной. Пожалуй, вам, все же, стоит попробовать другой принтер. У меня есть для тебя задание.
Дороти нажала на кнопку, печать остановилась.
Все что угодно, герр Бер.
Я протянул руку, она вложила мне в ладонь стопку только что распечатанной бумаги и листы были еще теплыми.
Я держал бумагу над шредером так, будто угрожал ему или дразнил.
Сегодня мероприятие в Деннерляйн, в представительстве по федеральным делам. Мне нужно сопровождение. Реквизит отправлю заранее, заеду за тобой в девять.
Я в вашем распоряжении, герр Бер.
Пальцы разжали стопку, бумага упала в готовый уничтожать все что угодно шредер.
Хорошо.
У нее покраснели кончики ушей и только это выдало ее реакцию. Я развернулся на пятках и пошел обратно в кабинет.
18. Вайс
[Германия, Берлин, Панков][Германия, Берлин, Тиргартен]
Когда Дороти появилась на пороге подъезда, водитель вышел, чтобы открыть пассажирскую дверь. Я сидел на заднем сиденье, я уже знал, что спина пиджака помнется, но мне было все равно.
Меня слегка тошнило от парфюма, которым я пользовался только на мероприятия и только на одежду потому что даже ненавязчивые и приятные запахи, задерживающиеся надолго, я плохо переносил.
Девушка с короткой стрижкой, сверкающими длинными серьгами, в черном шелковом платье открывающем спину, спадающем волнами на высокую грудь, приблизилась к машине, она села рядом ловко, но так, словно залезала в пасть ко льву.
Ей было неудобно в туфлях. У нее красивые ноги.
На коже синяки и ссадины, но они почему-то кажутся частью ее образа потому что по ней видно, что она спортсменка. Ее никто не знает на вечеринке, ее сочтут моей подружкой и редким случаем, когда я кого-то выгуливаю на публику.
Делать ничего не нужно, нужно просто наблюдать и слушать. Сплетни, кто с кем знаком, кто с кем больше разговаривает, кто на кого косится.
Она сидела прямо и напряженно, она держала колени сведенными, подол платья соскользнул на пол пусть и она его бережно минуту назад положила на сиденье.
За окнами мелькали огни вечернего Берлина.
Некоторых из гостей ты уже видела. Про каждого из них нужно определить, что бросается в глаза, и что про них самое неочевидное.
Длинные черные ресницы ровные и не слипшиеся даже от туши совершили взмах.
Если поняла, скажи вслух.
Да, герр Бер.
Задача моего визита на вечеринку эту или какую-либо другую держать все в порядке. Это такая же Байесовская игра где природа постоянно вмешивается в порядок вещей, и мне нужно поддерживать в системе стабильность.
Я посмотрел на нее.
Я поняла, герр Бер.
Когда тебя спросят, кто ты, не говори, что ты работаешь в Глокнер. Все остальное на твое усмотрение.
Я щедр Раньше я никому не давал делать что-то по его усмотрению.
Мы ехали остаток пути молча, я не подавал ей руку, когда она выходила из машины, я ее не касался но не потому что избегал, а потому что так получалось.
Привычный цирк с круглой ареной и высоким куполом, полосатый шатер и звери разных дрессировщиков Торжественное мероприятие от автомобильного концерна по случаю запуска маркетплейса для сервисов удаленного управления, мониторинга показателей топлива, заряда, пробега и прочих данных с датчиков. Интерфейс получения данных для авторизованных разработчиков, особые условия для клиентов, вступивших в программу, шаг в бездну компромиссов между безопасностью и открытостью.
Щелчки зеркал фотоаппаратов и свист вспышек, все те же лица, все те же дежурные фразы приветствий, коротких диалогов. Сделать круг по периферии, задержаться у стенда, у плаката с логотипами спонсоров и партнеров Дороти везде следовала со мной, чаще чуть позади, но я отступал ей за левое плечо, говорил намеренно тембром, от которого у нее на коже шеи и плеч появлялись мурашки. Меня забавляло, как округляли глаза и кивали собеседники когда она скромно и просто отвечала, что она с детства занимается полупрофессиональным женским боксом, и как она косилась на меня, ожидая одобрения.
Науман, Штойбер, Фабиан Йегер из Департамента культуры и коммуникаций Министерства иностранных дел, все с женами которых они оставили поедать закуски и запивать шампанским; Роуз Вайс дипломатка из юридического отдела с мужем, который оказался шестифутовым атлетом-моделью.
Бюхнер был здесь же. Ему принадлежали площади бизнес-кварталов и производств, он задавал тренд на стоимость аренды во всем Берлине.
Я вручил Мэллори бокал с шампанским, не касаясь пальцев, и пошел к Бюхнеру.
Герр Бюхнер!
Герр Бер, отозвался он, оборачиваясь, в руках у него уже была целая тарелка канапе с каперсами. Сукин сын.
Последнюю фразу он сказал на порядок тише но с той же злой иронией.
Жрешь? улыбнулся я.
Твое здоровье.
Попробуй те, что с птицей.
Однажды ты дошутишься.
Я хотел тебе кое-что сказать, я полез в карман пиджака, изображая, что что-то ищу. У тебя есть ручка?
Бюхнер поставил блюдо на стол, но уже жевал. В кармане я обнаружил листок белый и квадратный но уже ничему не удивился. Я обернулся, будто невзначай, взгляд упал на стоящих вдалеке Вайсов.
Бюхнер подал мне ручку и уже наблюдал с набитым ртом, как я тянусь к салфетке на столе, как рисую на ней лежащую на боку восьмерку, знак бесконечности.
Затем я начал рисовать арку над восьмеркой.
Это тебе, герр Бюхнер. Пошел нахер.
Он моргнул, прежде чем ответить:
Ты труп, сраный клоун. Готовь плавательный костюм для прыжка в канал.
Я бы предпочел быть скормленным кабанчикам в заповеднике Шпандау. После тебя, конечно.
Я положил ручку поверх салфетки. Рисовал я не очень, но изображение было вполне однозначным.
Как это понимать?
Я с тобой больше не работаю.
Ты не можешь больше со мной не работать. Ты работаешь на меня.
Нет.
Ты пожалеешь.
Нет.
Я улыбался еще шире, я пожал плечами. Он даже не подозревает, что его люди давно хотели переворот, а федеральное центральное налоговое управление уже заинтересовалось им потому что Фогель этому поспособствовал.
Я сперва разозлился, что все оказалось еще хуже, чем я предполагал и облава с письмом в заброшенном цехе была не по заказу конкурентов. Фогель перешел дорогу Бюхнеру, Фогель не доверял никому, кроме меня, Фогель опоздал в своей просьбе о помощи
Я рисковал но я больше не хотел сидеть на пороховой бочке. Когда я на это подписывался, я знал, что когда-нибудь это придется прекратить и уже тогда придумал план выхода.
План, конечно, не включал рисование членов на салфетках и открытую конфронтацию но их возня мне осточертела, и я не боялся последствий.
Я взял с его тарелки закуску и пошел прочь. Я жевал, я ощущал гневный взгляд, сверлящий спину, Бюхнер был больше растерян и он никогда не воспринимал меня всерьез.
Бокал в руках Дороти был по-прежнему заполнен и это был все тот же бокал.
Ты не пьешь алкоголь?
Не вижу в нем прикладной пользы, ответила она.
Я уже поравнялся с ней, когда она, стоявшая в окружении женщин, рассеянно извинилась и пошла ко мне отреагировав на мой взгляд как на вербальный или тактильный приказ подойти ближе.
Делай вид.
Она поднесла бокал ко рту, стойкая помада не отпечаталась на стекле даже от соприкосновения края с губами в имитации глотка.
Роуз, какой приятный сюрприз!
Роуз Вайс и ее муж стояли лицом друг к другу, изображая воркование. Они были заметной парой: блондинка с правильными чертами треугольного лица и прической каре, голубоглазый шатен с широкими плечами, узкой талией и гладко выбритым подбородком.
Костюм Вайса был ему впору но пуговица на животе была будто не на своем месте. Выглядит так, будто он резко похудел Если учесть, как он и его приятели проводят время в Кит-Кате, неудивительно.