Как завтра? удивился Кузьма, а дом, а повидать родителей?
Павло Дмитриевич! обратился атаман к боевому товарищу отца, приведшему Кузьму, позвони его отцу, поговори! Если казак добрый, то поймет ситуацию. Нам нужен, кровь из носа, командир отряда «Тамань», именно склада Кузьмы. А лучше съезди в Охотскую. Возьмешь мою машину, заодно и Кузьму отвезешь.
Нет, извини, Никита Прокофьевич, никак не могу сегодня! Разреши завтра съездить! покраснел Павло Митрич, брат жены моей Алевтины Геннадьевны Николай Геннадьевич третьего дня помер. Сегодня похороны вечером. Завтра я обязательно съезжу в Охотскую, повидаю боевого товарища и поговорю с ним по всем вопросам. А сегодня только позвоню Степану.
Мои соболезнования тебе, Павло Дмитриевич!
Он прошел к сотнику Макарову.
Сережа, отвезешь Павло Дмитриевича домой! Он спешит, потом Кузьму отвези в Охотскую, времени нет у него автобус ждать. А завтра с утра туда же поедешь с Павло Дмитриевичем.
Будет сделано, господин атаман! четко отчеканил сотник Макаров.
Нет, не надо меня везти, я сам доберусь. У меня уже билет на автобус куплен и, потом, мне надо будет еще по магазинам пройти гостинцы купить родителям! воспротивился Кузьма.
Как решишь, так и будет!
Павло Дмитриевич посмотрел на часы и сказал:
Я пойду, пожалуй, Никита Прокофьевич. Пешком пройдусь, на такие дела негоже на атаманской машине ехать.
Атаман снова погладил бороду и, уже глядя на Кузьму, спросил:
Даешь слово офицера, что не отступишь, а доведешь дело до конца?
Слово морского офицера! ответил Кузьма, понимая, что со стороны выглядит смешно, но он всегда считал, что морские офицеры на голову выше армейских.
Атаман усмехнулся в бороду.
Слово морского офицера не просто слово, а камень, гранит?
Кузьма смутился.
А атаман уже обратился к сотнику Макарову:
Сережа, оформи мой указ на войскового старшину Гусаченко. Назначить командиром казачьего отряда специального назначения «Тамань».
Кузьма понял, что это не снится и все это серьезно.
Твое звание капитан 3-го ранга, а сколько это звездочек? спросил атаман.
Одна большая, как у майора.
Понятно! атаман сделал серьезное лицо. Сережа, пиши мой указ! Присвоить казачье звание войскового старшины Кузьме Гусаченко. Это три больших звездочки на погонах, но на ранг ниже казачьего полковника. Вот так!
Будет сделано! отчеканил Макаров.
И еще, Кузьма, мы подобрали тебе помощника, тоже из морского спецназа. Будете вместе готовить отряд. ГРУ подключится, контрразведка поможет. Здесь все серьезно. Война.
Буду рад с ним познакомиться! ответил Кузьма, вставая.
Микола Павленко! Проводишь нового командира на автобус. Поможешь ему купить подарки родителям! подвел итоги застолья атаман, подходя к дверям.
Николай Павленко помог подобрать кофточку для матери, радиоприемник с часами-будильником для отца и небольшой кофейный сервиз на две персоны сестре с мужем. На этом деньги у Кузьмы и закончились.
Вместе пошли пешком на автовокзал. Кузьма шел и вдыхал теплый весенний воздух и радовался возвращению на Родину.
Кузьма Степанович, ты на меня не обижайся, ради Бога. Дурак я! А дураков учат! который раз повторял Павленко, заглядывая в глаза Кузьме.
Да ты что, Николай? Проехали! Все нормально!
Приезжай, Кузьма Степанович, поскорее в лагеря! Я тоже иду в отряд «Тамань» и уверен, что твой опыт там пригодится.
Они обнялись, попрощались и Кузьма сел в автобус, отходящий в станицу Охотскую. Вернее, автобус шел к морю в Туапсе, но по пути заезжал в стоящую немного в стороне от основной трассы станицу Охотскую. В стареньком автобусе народа было много. Галдели женщины. Было много вещей, видимо, что-то купили для домов. Кузьма уступил свое место немолодой женщине с маленьким ребенком и встал в проходе.
Уже отъезжая, Кузьма увидел махавшего ему рукой Николая Павленко. Скоро переехали мост через Кубань и Краснодар остался позади.
«Республика Адыгея» прочитал Кузьма придорожную надпись и увидел среди домов минареты какой-то мечети с позолоченным полумесяцем наверху.
«Как все рассказать родителям? Как объяснить?» думал он, покачиваясь в такт старенькому автобусу, весело подпрыгивающему на всех колдобинах.
У шофера надрывалась на весь автобус какая-то кавказская мелодия. Но Кузьма думал о другом. Он думал о новой службе и не представлял себя в должности командира разведбатальона.
Расположенная между Краснодаром столицей Кубанского казачества и портовым городом Новороссийск станица Охотская играла важнейшее, стратегическое значение в переброске грузов со всей России в Новороссийский порт.
Когда-то за Кубанью солдаты Охотского полка построили маленькое крепостное укрепление. Выгодное положение укрепления сразу стало понятным и горские партии набег за набегом делали на мешавшую им прорваться к богатым казачьим районам станицу. Солдатских сил стало не хватать, и высшим руководством Кавказской линии было принято решение кликнуть по станицам, так называемой Черномории, охотников, желающих переехать в станицу, способных воевать в сложных условиях.
Поехали жить в опасную станицу самые смелые, храбрые, не боявшиеся ничего, казаки. Жен они брали в набегах на черкесские аулы и поэтому в лицах многих станичников проглядывала смуглота и горбоносость горцев. Многие станичники сами породнились с горцами различных черкесских племен, оставшихся в России, и поддерживали с ними хорошие отношения.
Расказачивание после революции и гражданской войны силой ударило по станицам бывшего Кубанского казачьего войска, всех более или менее крепких хозяев выселили куда подальше. От Дальнего Востока и до казахских степей рассыпали бывших жителей Охотской станицы, оказавшей ожесточенное сопротивление красным войскам, без права возвращения и без разбирательства кто прав, а кто нет.
И лишь после смерти Сталина в станицу стали возвращаться небольшие остатки некогда выселенных казачьих семей. Тянуло казаков на Родину к своим куреням, к погостам предков.
В станице стала развиваться промышленность, прошла железная дорога и многие бывшие станичники пошли работать на производство и на железную дорогу. Дети, как правило, уезжали в военные училища в Ростов, Рязань, Краснодар, Харьков.
Стыдно казаку не служить в армии и поэтому служба в армии считалась чем-то необходимым для потомков казаков. Кузьма же удивил всю станицу, поехав учиться в Черноморское высшее военно-морское училище имени Нахимова. Наверное, он был первым из станицы, решившим стать моряком.
В стране наступили новые времена. Шла полным ходом Чубайсовская приватизация. В конце 1994 года началась война в Чечне, называвшаяся наведением порядка и разоружением вооруженных формирований или восстановлением конституционного порядка. Конца и края той войне не было видно, и даже невоенному человеку было понятно, что Российская армия, как всегда, к войне не готова.
Армия терпела поражение за поражением, и, хотя полки и бригады вроде продвигались в горы, занимали города и бывшие казачьи станицы, потери были несоизмеримы ситуации, а успехи оставляли желать лучшего.
Дух демократии и анархизма уже проник в армию, проел ее тысячами мелких дыр. Лучшие офицеры уже ушли из армии на вольные хлеба. А те, кто остались, были не в состоянии управлять подразделениями, служить примером для солдат, решать сложные задачи современного боя. Некоторые офицеры и даже генералы отказывались ехать в армию и служить.
Надо отметить, что значительная часть солдат и милиционеров в Чечне занимались откровенным мародерством. С непонятной жестокостью они расправлялись даже с мирным населением, со своими сослуживцами. Офицеры и прапорщики почти открыто торговали оружием, обмундированием, боеприпасами, продовольствием.
Заброшенная в Чечню и не готовая к длительным, тяжелым и кровопролитным боям, армия в условиях этой непонятной войны быстро разлагалась, и что самое страшное не имела определенной цели. Более или менее сносно воевали только отдельные части, которые смогли сохранить нормальных командиров и нормальные взаимоотношения между солдатами. Потери армии ужасали. «Груз-200» стал нарицательным во многих городах России.
Некоторые солдаты и даже офицеры по призывам депутатов Государственной Думы от демократических фракций целыми отделениями сдавались вместе с оружием в плен, откровенно не выполняли приказов начальников.
В Чечню бросились по призыву либеральных СМИ и так называемых правозащитников матери пленных и пропавших без вести солдат. Они ходили от селения к селению, встречались с полевыми командирами, им что-то обещали. И в конечном итоге сами попадали в плен, становились рабынями в горных районах Чечни.
Руководители боевиков передвигались по Чечне, несмотря на блокпосты федеральных войск, практически свободно. А когда задерживались, то незамедлительно от руководства федеральной группировки проходила команда «отпустить». Даже простым солдатам было понятно, что предательство в этой войне существует на самом высоком уровне.
У боевиков не было проблем с новым вооружением. Новые, самые современные виды вооружения поступали боевикам прямо с заводов, производивших эти вооружения. Обучение производили инструктора, прошедшие подготовку в американских учебных лагерях по стандартам НАТО. Боевики имели самые последние данные по размещению или передвижению тех или иных частей. Нападения на караваны с оружием, продовольствием и солдатами на горных дорогах и в местностях были постоянными. Раненые боевики лечились в самых лучших клиниках Грузии, Азербайджана, Германии, Украины и Турции и уже скоро вставали в строй.
На территории Кавказского региона исчезали целые эшелоны с товарами, продовольствием и вооружением. Рэкет, бандитизм, проституция, наркотики, торговля органами и детьми вошли в лексикон всего населения в прошлом великой страны. В недалеком прошлом защитница прав населения милиция сама втянулась в криминальные разборки и частично на стороне бандитов. Бандиты стали проникать во власть и принимать выгодные для себя законы.
Глава 4. Дома
Казачья песня «Шел казак на побывку домой»Шел казак на побывку домой,Шел он лесом дорогой прямой,Обломилась доска, подвела казакаИскупался в воде ледяной.
Домой Кузьма приехал, когда в станице уже совсем стемнело. Небольшой домик с железными воротами, покрашенными в синий цвет, стоял на окраине станицы. Кузьма добрел до дома и около часа ночи постучал в закрытые металлические ворота.
Кузьма нашарил рукой в темноте звонок и один раз позвонил. Несмотря на раннюю весну стояла уже довольно теплая погода и Кузьма расстегнул свою полувоенную куртку и снял с головы вязаную шапочку.
Резко басом залаял кавказский овчар по кличке Джохар. В соседних домах залаяли соседские собаки. Эта перекличка собак не затихала, а удалялась на другой конец станицы.
Наконец открылась дверь дома, и послышался кашель отца. У калитки включилась лампочка.
Кто там? спросил он тревожным голосом, кого там несет ночью? Что, тревога, война? Поспать не дадут нормально.
Кузьма увидел в щель ворот стоявшую в дверях дома взволнованную мать в светлой ночной рубашке, накинувшей на плечи платок.
Сердце его радостно забилось. Он вернулся домой.
Открывай, батя! Блудный сын вернулся домой со службы! еле поворачивающимися губами проговорил негромко он.
Но даже этот негромкий ответ услышала мать, а, возможно, почувствовала сердцем возвращение сына.
Кузя вернулся! раздался надломленный резкий крик матери. Кузенька приехал, родной! Открывай, неповоротливый, двери скорее, ты что, не видишь и не слышишь, лихоманка чертова, что сын приехал? Сын домой вернулся!
И сразу послышалось рыдание матери, бросившейся босиком от крыльца к калитке.
Щелкнули замки калитки, и она резко распахнулась.
В открытой калитке Кузя увидел родную фигуру отца с обвисшими усами, полуодетого, слегка растрепанного, который, увидев Кузю, сразу бросился ему на шею. Откуда-то сзади налетела и обняла их сразу обоих плачущая мать, которая быстренько, оттеснив отца, рыдая, наклонила Кузину голову, и целовала его в лицо, обливаясь слезами.
Лохматый пес Джохар, не знавший молодого хозяина, прыгал вокруг них и отрывисто лаял, не понимая, что такого могло произойти. Ему вторили все станичные собаки, особенно соседские. Шум в станице стоял неимоверный. В соседних домах зажигался свет, высовывались люди и пытались урезонить своих собак.
В общей суматохе пес Джохар подошел ко всем и внезапно тихонечко лизнул Кузьму в руку, завилял хвостом, как бы говоря: «А я что? Ты на меня не сердись. У меня работа такая!»
Кузя, потрепав за ухом Джохара, так сказать, закрепил знакомство.
Видя благожелательное отношение хозяев к Кузьме, Джохар лишь для вида дежурно порычал и медленно пошел досыпать к себе в будку: «Вы уж тут, раз такое дело, без меня разбирайтесь».
Потихоньку собачий переполох в станице затихал, и лишь отдельные собаки продолжали дежурно брехать.
А ну-ка бегом в дом! Ишь, выскочила босиком! А ну, быстрее в дом! и отец, подхватив сумку Кузьмы, потащил ее в дом.
Кузьма, шедший в обнимку с плачущей матерью, успел заметить, что отец был в трусах и накинул на ноги только галоши. Он поднял по пути с земли платок, упавший у матери с головы. Видимо, когда она побежала встречать Кузьму, обронила его.
В маленьком прихожей отец включил свет, и с темноты Кузьма с матерью вошли в дом. И мать снова бросилась ему на грудь, целуя и плача.
Кузенька вернулся! шептала она.
Кузя чувствовал, что все лицо его мокрое от слез матери.
Запахи родного дома подкосили его ноги, и он уселся в тамбурочке на стул и не мог встать.
«Какая же я свинья, что раньше не ехал к родителям?» думал он.
Цыть, Марья Петровна, чего голосишь? В дому радость! Сын вернулся, а она в слезы! не на шутку разозлился отец, и чего эти бабы так радость выражают? искренне удивлялся он.
Мать, наконец, оторвалась от Кузьмы и рванулась на кухню, где загремела кастрюлями, ложками, тарелками, что-то причитая.
Кузьма скинул свои военные ботинки, надел тапочки, поданные отцом.
Он посмотрел на отца и увидел, как тот постарел. Голова отца была вся седая, лицо в морщинах, губы тряслись, видимо, от волнения.
Пойдем в комнату! скомандовал он Кузьме.
В комнате отец открыл бар и достал припасенную им, видимо, для случая, бутылку «Столичной».
Батя, не надо! Ты же знаешь, что я не пью! смутился Кузьма, да и тебе я сам привез дальневосточную, женьшеневую, лечебную.
Кузьма притащил быстро свою синюю сумку из прихожей, расстегнул ее и стал доставать на стол подарки для родителей.
Вся водка лечебная, но в меру! ответил отец, рассматривая протянутую ему бутылку. Это не женьшень, а так, корень какой-то засунули! Я женьшень видел мы его в тайге встречали, когда на Амуре жили. Отличная вещь, настойкой любую рану помажешь, за день заживает.
Кузьма снял тапочки, вытянул ноги и расслабился. А сильно постаревший отец суетился, накрывая на стол тарелки, вилки, ножи.
Как не пьешь, сынку? Совсем-совсем не пьешь? А за встречу? Ведь сколько лет не был?
Лет восемь, наверное, батя!
Ты смотри и, действительно, вроде при советской власти был последний раз. В черной шинели, в черной форме приезжал. А сейчас в какой-то потертой куртке приехал. Что, турнули тебя с флота? Ничего сейчас не надо этим аспидам!