Немаловажно затронуть проблему изменения климата. Она влияет на каждого из нас, однако мы чувствуем свое бессилие и оторванность, потому что проблема эта невероятно сложная. Она уже повлияла на нашу жизнь: лесные пожары, засухи и неурожаи, наводнения и ураганы. Судя по моей работе в клинике для беженцев, климатические организации и их представители уже прибыли в мои края возможно, в ваши тоже. Возможно, вы один из них. Я хочу, чтобы вы знали: я полностью осознаю всю боль современности, когда национальные лидеры предпринимают недостаточно мер, чтобы справиться с этими масштабными бедствиями. Хочу, чтобы вы знали: посреди всего этого страха и безнадежности я буду с вами.
Я использую слово «травма» не потому, что вижу в людях их уязвимость, а потому, что верю в посттравматический рост.
На этих страницах я собираюсь рассказать вам о том, что мне известно на данный момент. Я не решаюсь использовать такие слова, как «психологическая устойчивость», потому что подобные термины слишком часто используются в отношении отдельных людей или их групп, которым пришлось проявить стойкость, чтобы справиться с губительными системами и иерархиями, находящимися вне их контроля. Мы должны изменить общественные предубеждения, чтобы побороть угнетение: патриархат, наделяющий мужчин чрезмерной властью; наше восприятие цвета кожи; колониализм и его собрата, капитализм, с точки зрения которых мы все лишь потребители и работники, а не художники и мечтатели, кем на самом деле являемся. Все эти вещи чрезвычайно пагубны по своей природе. Они причинили нашему обществу коллективную травму, независимо от уровня наших привилегий, и об этом необходимо помнить.
Травма это реакция на определенные события из прошлого.
Все живые существа в тот или иной момент сталкиваются со сложными периодами, однако мы, люди, из-за особенностей нашего мышления переживаем их особенно глубоко. Мы осознаем свое прошлое, то, как оно отражается на настоящем, а также на наших ожиданиях от будущего.
Если вы взяли в руки эту книгу, то рискну предположить, что вам довелось пройти в своей жизни через какую-то боль. Мне очень жаль, что это произошло. Я хочу предложить вам не обретение психологической устойчивости, которая помогла бы вам вернуться к вашему исходному состоянию, а совместный рост и развитие, чтобы вы могли исцелиться и достигнуть какого-то нового уровня.
В Японии существует искусство кинцуги, мастера которого реставрируют разбитую керамику с помощью золотого или серебряного лака. Идея заключается в том, что керамика становится только красивее из-за того, что была разбита. Мы можем сделать с собой то же самое.
Я предлагаю индивидуальный арсенал методов преодоления травмы, которые вы можете опробовать. У меня была возможность путешествовать по всему миру. Моей единственной целью было как можно больше узнать об исцелении, чтобы помочь людям, которые пережили травму. Этими знаниями я и хочу поделиться. Разумеется, эти сведения могут быть неполными и в определенной степени искаженными моим индивидуальным восприятием. Потому вам следует внимательно обращать внимание на то, как реагирует ваше тело, чтобы понять, какие инструменты вам подходят, а какие нет. Порой травма лишает нас врожденной способности к выбору мы поговорим и об этом.
Таким образом, вы создадите собственный персональный инструментарий. Возможно, вы захотите поделиться им с другими людьми, и я буду признательна. Абсолютно всему, о чем я рассказываю на страницах этой книги, я научилась благодаря своим пациентам, которые выбрали отношения со мной, а также благодаря найденным мной наставникам. Я считаю экспертом не себя, а сообщество, которому служу. Ничего из предложенного мной в этой книге не является медицинской рекомендацией.
Я хочу, чтобы вы стали экспертом в области понимания своего тела в том, как тело реагирует на травму, и вышли из этого состояния, проложив себе путь к посттравматическому росту. Этот процесс дает надежду на будущее для нас как личностей, которые живут в рамках семьи и взаимодействуют в рамках общества. Я намеренно не использую выражение «наделить силой», потому что ваша сила никогда не была моей, чтобы я могла вас ею наделить. На самом деле она всегда была с вами. Мне не терпится показать вам, где она может прятаться. Мы пробудимся и оживем вместе.
Врачи не всегда творили только благо. Мне неприятно говорить об этом, но это важно, поскольку моя цель создать безопасное пространство. Я расскажу о многих вещах, с помощью которых люди причиняют друг другу боль. Эти концепции порождают насилие. Они не основаны на истине, но поддерживают существующие системы. Я расскажу о том, как испытала на себе привилегии в рамках этих систем. Надеюсь, после прочтения этой книги мы вместе сможем разрушить эти губительные институты. Возможно, вы уже работаете над этим, но порой наша внутренняя боль заглушает собою все вокруг. Надеюсь, что совместными усилиями мы сможем снизить ваш внутренний дискомфорт, эти сигналы тревоги, которые срабатывают в вашем сознании днями напролет, чтобы мы могли уделять больше внимания крупным игрокам, формирующим травмы, с которыми сталкивается каждый из нас. Наша цель признать сильные и слабые стороны наших предков и сделать этот мир более безопасным для грядущих поколений, став тем самым для них «добрыми предками».
Фраза «добрые предки» происходит от способов познания, которыми поделились со мной коренные народы. Я понимаю, в силу обладания званием врача и ряда социальных статусов, есть вероятность, что я могу травмировать читателя некоторой информацией из этой книги. Я постараюсь этого избежать.
Я хочу, чтобы это было безопасное пространство.
Вам здесь рады.
Давайте разберемся
Глава 1. Приветствие
Врач на месте
Давайте быстренько расскажу о себе. Я семейный врач со степенью магистра в области медицинского образования. Проблеме психологической травмы меня обучали величайшие специалисты, от Габора Матэ до Рут Ланиус и Бессела ван дер Колка. Сейчас я пишу эту книгу, параллельно приступив к написанию докторской диссертации в одном лондонском университете. Один из вопросов моего исследования заключается в следующем: как часто на протяжении своей карьеры мне успешно удавалось перевернуть с ног на голову традиционную иерархию власти: вместо того чтобы выступать в роли эксперта, как часто я сама работала с пациентами в качестве экспертов?
Мне потребовалось много времени, чтобы понять, насколько это важно. Итак, я пишу эту книгу не как эксперт, хотя, позвольте заверить вас, я потратила годы на изучение всей истории психологической травмы и методик ее преодоления. Я многому научилась у пациентов, которые поделились со мной своими историями. Я учусь у людей в разных местах например, в клинике для беженцев, где мне доводилось слышать о немыслимых предательствах и пытках. Я учусь у людей, переживших собственную трагедию, которым удалось сохранить слабый огонек надежды на светлое будущее.
Все мои знания построены на фундаменте коллективной боли. По всему миру мы видим неравенство, когда человек вроде меня живет в гораздо большем комфорте, чем люди, родившиеся в другом уголке нашей планеты. Или же когда представитель одного из коренных народов, родившийся в канадской резервации, живет в социальных условиях, напоминающих ситуацию в странах третьего мира.
Я организовала ординаторскую программу по обеспечению равенства в вопросах здравоохранения, в рамках которой врачи обучаются работе с группами людей, подверженных системному угнетению. Итак, мы снова определяем людей в медицине по их слабостям. Тем не менее я надеюсь, что мне удалось научить своих студентов видеть сильные стороны своих пациентов и силу их сообщества. Сейчас эти врачи работают с коренным населением в резервациях и за их пределами. Они работают в организации «Врачи без границ» (Médecins Sans Frontieres, или MSF), помогая справляться с последствиями стихийных бедствий и войн. Они работают бок о бок со мной в клинике для беженцев из Эритреи, Сирии и даже Бутана (страны, которая привлекает внимание тем, что в ней измеряется валовое национальное счастье, однако некоторые люди подвергаются насилию со стороны власть имущих).
Я узнала о преодолении боли прошлого благодаря многим пациентам, которые щедро делились своими историями в общественных медицинских центрах, где мне довелось работать.
В наркологической клинике я помогаю людям понять, что употребление наркотиков было реакцией на дискомфорт в их нервной системе, реакцией на травмы, которые они хранят в своем теле.
Когда удается избавиться от чувства стыда, становится понятно, насколько возможно преображение.
Это вселяет в меня надежду в отношении каждого из этих людей, в отношении всего человечества.
Я многое узнала у вас, мои читатели, многие из которых впервые услышали обо мне в соцсетях. Я появилась там в январе 2021 года, понимая, какое влияние оказывают на людей травма и стресс. Между тем тогда я не понимала, насколько невероятным было здешнее онлайн-сообщество. Творцы, занимающиеся вопросами психического здоровья, выкладывают одноминутные видеоролики с гениальными идеями. Люди делятся своим опытом и мудростью в аутентичной и увлекательной форме.
Будучи психотерапевтом, я знаю, что творчество и перформанс могут помочь исцелить травму. Соцсети стали замечательным инструментом наблюдения. Я вижу боль и красоту. Я слышу страхи и озарения. Чем дольше я подписана на людей, тем более очевидным становится их рост, их упорный труд, благодаря которым они избавляются от преследующей их боли прошлого. Я вижу, как прекрасные сообщества поддерживают друг друга, делятся своими переживаниями, заботятся друг о друге. Они вместе борются с интернет-троллями, порой даже направляя подписчиков, чтобы исправить мировые несправедливости. Мне очень повезло, что я нашла это интернет-сообщество. Хотя я пришла в это пространство в качестве активного участника, я снова оказалась в роли ученика. Многие из вас стали моими учителями.
Семейные узы
Моими первыми учителями были родители: «Ты на три четверти шотландка и на четверть украинка». Одно из моих самых ранних воспоминаний я сижу у отца на коленях, обхватив своими пухлыми ручками его пальцы. Он качает меня с каждым словом, и я помню, как хихикала, будто это самое смешное, что я когда-либо слышала. А потом он смеется, потому что не понимает, почему я нахожу это смешным.
Только когда я стала старше, я поняла значение его слов. Я родом откуда-то эти места, эти люди живут внутри меня.
У меня не сохранилось воспоминаний о родителях моего отца. Только когда я начала изучать психологическую травму, мне пришло в голову расспросить его о его детстве.
Оказалось, папа никогда не слышал слов «Я люблю тебя» ни от одного из своих родителей.
Говорить с отцом о его собственной травме привязанности нелегко; я не знала, с чего начать.
А теперь его нет, и спросить больше некого.
Мы с моей подругой Марго были в Санкт-Петербурге, выписывались из нашего отеля. Предыдущие пару недель мы провели в высокогорном походе в Кыргызстане, спали в юртах на мягких, влажных матрасах, брошенных на пол, однако сообщение от моей сестры положило конец нашей поездке.
«Позвони мне. С папой беда».
Скупой видеозвонок позволил мне попрощаться с человеком, который всегда понимал меня, как никто другой. В такси по дороге в аэропорт я сказала папе, как сильно его люблю и что я готова его отпустить.
Шесть месяцев спустя я потеряла свою бабушку. Она была уморительной, одной из лучших рассказчиц, которых я знала. Я начала писать благодаря ее историям, однако бабушка так стыдилась своего украинского прошлого, что никогда не рассказывала о нем никому из своих нынешних знакомых. Они все были убеждены, что она шотландка. Все дело в том, что украинские корни в то время (родилась она в 1915 году) в Альберте непременно привели бы к дискриминации. Украинцев было принято считать глупыми и ленивыми, хотя на самом деле это было совсем не так. Мое любопытство помогло моей бабушке переписать ее историю с точки зрения любви и гордости.
В самом начале пандемии COVID-19 в 2020 году мне позвонила мама, пребывающая в крайней степени бешенства, попросила поговорить с водителями скорой помощи. Они находились в ванной комнате моей бабушки, где ее настиг инсульт. Сотрудники скорой помощи осторожно подняли ее хрупкое тело и оставались там, пока не приехала моя мама. Я примчалась, вооруженная всеми своими знаниями и надувным матрасом, и два дня вводила бабушке лекарства, чтобы облегчить ее уход. Я разговаривала с ней, пытаясь услышать последний рассказ, последнюю улыбку. Она не могла есть, речь была неразборчивой. Я теряла бабушку крупица за крупицей, пока она не скончалась.
Когда это случилось, я обхватила ее руками и ногами и минуту (а может, и все десять) крепко сжимала ее тело, шептала ей, как ее любят.
Тебя любят. Эти слова до сих пор эхом отдаются у меня в голове.
Труднее всего было помогать упаковывать ее тело в полиэтиленовый мешок, поскольку в похоронном бюро не хватало персонала.
Я хотела бы, чтобы вы знали, что и я переживала тяжелые утраты. Мы, профессионалы, обычно не говорим о собственных травмах. Тем не менее они нас формируют. Даже моя наследственная травма, связанная с доведенными до нищеты предками с обеих сторон. Когда я росла, то знала лишь о традиционных блюдах украинской кухни и шотландских килтах. На самом же деле в моем наследии таилось нечто гораздо большее. В нем была боль. Угнетение. Это отразилось и на мне, даже если я об этом и не догадывалась. Мы еще поговорим с вами об усугублении травмы такими факторами, как раса, гендер или классовая принадлежность. Я расскажу вам о традициях исцеления и культурных практиках. Потому что мудрости всегда было место.
Я не буду подробно описывать все свои утраты и травмы. Тем не менее я хочу, чтобы вы знали, что они являются частью моей личности. Не как врача, а как человека, живущего в этом мире. Потому что это важнее, чем буквы, из которых состоит мое имя.
Хотя я пережила неописуемое горе, потеряв двух горячо любимых мною людей с разницей в полгода, эта любовь сформировала меня как личность. Такую же любовь и заботу я хочу предложить и вам, пока вы будете читать эту книгу. Я хочу подарить вам все, что мне выпала честь пережить, увидеть и изучить. Потому что это помогает людям.
И хотя эта книга прежде всего о травме, она также и о посттравматическом росте. О мужестве. О щедрости и дарении.
Врач вышел
Как врач, я имею право навешивать на людей только негативные ярлыки. Ожирение. Деменция. Болезнь. Дегенерация.
При психиатрических заболеваниях ярлыки еще более негативные, поскольку несут в себе определенную стигму предвзятости. А также вопросы. Потому что диагностическое руководство создано на основе мнений очень определенной группы людей. Оно лишь пытается втиснуть живых людей в узкие диагностические категории, в то время как в реальности каждый из них значит гораздо больше навешенного ярлыка.
И это касается не только их. Не только вас. Меня тоже.
Когда я готовилась к поступлению в медицинский колледж, то часами напролет сидела в библиотеке. Один день сменял другой. По ночам, когда библиотека закрывалась, я находила на улице столик, чтобы продолжить заниматься. Мои пальцы были перманентно в маркере-текстовыделителе, а шепот других студентов сливался в единый гул.
Чтобы выдержать эти учебные марафоны, я выпивала по четыре, пять, шесть чашек кофе в день. Порой по вечерам, когда я возвращалась домой, меня била дрожь, а сердце в груди бешено колотилось. Однажды мне стало так плохо, что я позвонила в больницу, где работала волонтером. Медсестра, которой я говорила, что у меня сердечный приступ, сказала мне, что на самом деле это паническая атака.